Снадобье египетских лекарей поддерживало силы героя, хотя боль в сломанном плече не исчезла и давала о себе знать, а драться левой рукой было труднее, чем правой. Но Ахилл, пришедший в ярость еще во время поединка с Карриком, теперь дал волю этой ярости и не замечал ничего. Как всегда в бою, он сделался ужасен – его будто безумные, мечущие молнии глаза, гигантский рост, еще увеличенный развевающейся над шлемом гривой, нечеловеческая сила, только что одержанная им победа над непобедимым убийцей – все это внушило трепет даже не знавшим страха лестригонам. Вольно или невольно, они отступали перед неистовым напором его несущейся во всю мочь колесницы, сжимая пространство боя, и герой с каждым новым кровавым кругом, все сужал и сужал кольцо.

Видимо, лестригоны понимали, что еще несколько кругов ахилловой колесницы, и большая их часть погибнет. Они делали все возможное, чтобы остановить героя – пытались бросать копья в его коней, но те, как заговоренные, уходили от бросков, иные из людей бездны кидались прямо под копыта, надеясь, что это задержит полет колесницы, однако кони сминали самоубийц – повозка, подскакивая и кренясь, проносилась над ними.

Еще круг, еще. Копье, пущенное в упор лестригоном, попало в грудь одному из коней. Тот захрипел, стал оседать, и Яхмес ударами меча обрубил упряжь и немного развернул повозку, огибая бьющееся в судорогах тело лошади. Второй конь, раздувая ноздри, понесся еще быстрее, будто не ощущая двойной тяжести влекомой им колесницы, которая несла возницу, гигантского воина и его гигантское копье.

Антифот что-то прокричал издали своим громовым голосом, и, когда колесница Ахилла вошла в очередной поворот, сразу пятеро лестригонов, схватившись за руки, переплетя их, кинулись под копыта коню. Яхмес никак не мог развернуться, конь налетел на живой заслон и тотчас упал с перерезанным горлом. От резкого толчка повозка опрокинулась.

К несчастью, Ахилл упал на правую сторону, ударившись сломанным плечом. От пронзительной боли герой сразу потерял сознание. На какое-то мгновение его заслонило от врагов тело коня и упавшая колесница, но еще миг – и сразу трое лестригонов кинулись к поверженному исполину, спеша прикончить его, пока он не очнулся.

Большинство египтян в это время были далеко. Рядом с Ахиллом оказался только его возница. Яхмес успел соскочить с колесницы до ее падения, поэтому не пострадал, однако великолепно понимал, что не одолеет троих громадных воинов.

– Очнись, Ахилл, очнись! Эти уроды рядом! – что есть силы крикнул Яхмес и, отважно встретив первого из нападавших, с размаху ударил мечом. Железный серп вошел между нагрудником и поясом – воин, корчась, упал к ногам египтянина, но, падая, выбил из его руки меч: изогнутое лезвие застряло в теле.

Второй лестригон уже заносил палицу. Если бы Яхмес отскочил, удар, конечно, достался бы не ему: люди бездны больше всего на свете хотели убить Ахилла. Однако египтянину даже не пришло в голову спасать себя. Выкрикнув какое-то ругательство, он взмахнул единственным оставшимся в его распоряжении оружием – длинным бичом возницы. Но именно им он владел с поразительным искусством. Тонкий ремень, свистнув в воздухе, обвил рукоять булавы и в следующий миг вырвал ее у воина, совершенно ошалевшего от такой наглости врага. Лестригон еще не успел опомниться, когда новый удар бича рассек ему лицо, и затем бич, продолжая движение, смазал по щеке третьего из нападавших.

Оба воина завопили от ярости и кинулись на юношу с поднятыми мечами. Однако в это мгновение Ахилл очнулся и тотчас оценил происходящее. Его копье отлетело далеко в сторону – герой понял, что никак не успеет его схватить. Он привстал на одно колено, левой рукой достал все еще вращающееся колесо опрокинутой повозки и, рывком отодрав его от оси, швырнул в лестригонов. Этот необычный метательный диск размозжил голову одному из нападавших и, ударив другого в грудь, поверг на землю замертво.

Через несколько мгновений Ахилл уже держал в руке «пелионский ясень», и его удары прикончили еще троих врагов, пытавшихся подоспеть на помощь к своим товарищам.

– Твоя привычка орудовать бичом оказалась полезна, Яхмес! – крикнул герой молодому египтянину. – Как бы там ни было, я обязан тебе жизнью!

– Я пытаюсь отдать долг! – воскликнул юноша.

Антифот в это время, увидав, что убить Ахилла не удалось, но он, по крайней мере, лишился колесницы, вновь закричал что-то своим воинам, и те, начав отступать под натиском египтян, обратились вдруг в бегство! Некоторые прорвались назад, к горящему рву, другие бросились к перешейку возле залива, уже оставленному египетскими воинами. Те, у кого оставались копья, тем же приемом, используя копье, перескакивали через ров.

Поняв, что лестригоны бегут, шерданы с воплями ярости ринулись за ними. Их примеру последовали и более осторожные египтяне – лучники и копейщики, воодушевленные внезапным и поспешным бегством врагов. Правда, никто из них не рискнул сунуться в ров или через него прыгать – воины сворачивали вправо, чтобы пройти по кромке берега.

– Стоять! – что есть силы крикнул Гектор египтянам. – Всем стоять! Стоять, я сказал!

Едва атаковавшие его лестригоны отступили, царь Трои вскочил на опрокинутую колесницу. Только взбираясь на нее, он заметил торчащий из своей правой ноги выше колена обломок копья и с удивлением подумал, что даже не запомнил, в какой момент боя оно вонзилось.

– Стоять! Построиться в три шеренги вдоль рва! Никому не наступать вдоль берега! Мосты сюда! – громовым голосом командовал он.

Египтяне, получившие приказ фараона слушаться каждого слова Гектора, разом прекратили погоню.

– Они могут удрать, Гектор! – закричал со своей колесницы Рамзес. – У них два корабля целы. А если мы дадим им уйти, они соберут все, что осталось от войска, и вернуться сюда, когда здесь не будет вас с Ахиллом! Если мы упустим Антифота, он как-нибудь, но отомстит! Верь мне!

Герой расхохотался. Огромный, весь залитый кровью, своей и чужой, он возвышался над усеянной трупами равниной, как некий дух войны, как сам страшный Арес[12], торжествующий среди смерти. Если бы не полученные им раны, к счастью, неопасные, он и вправду казался бы бессмертным и неуязвимым божеством.

– Я и сам знаю, что нельзя упускать лестригонов, Великий Дом! – ответил он на возглас фараона. – Но, будь покоен, они никуда не убегут. Они и не собираются убегать!

– Ты думаешь?

Фараон подкатил на своей колеснице к опрокинутой колеснице троянца и тревожно окинул взглядом поле битвы. Египтяне, выполняя приказ, поспешно строились. Человек пятьдесят бежали в сторону лагеря, чтобы принести мосты – заранее сколоченные из тех же пальмовых стволов щиты, которые царь Трои приказал приготовить на случай, если придется одолевать горящий ров.

Гектор, морщась, вытащил из раны на ноге обломок копья и проговорил, не глядя на Рамзеса, напряженно следя за, казалось бы, хаотическим отступлением врагов:

– Лестригонов, по моим подсчетам, осталось около пятисот или немного меньше. В любом случае им не уплыть на двух кораблях – Антифот это отлично знает. Кроме того, он видит и наше войско: у нас теперь чуть более тысячи воинов. С обеих сторон по две трети потерь, если не считать тех, кто попался в обе наши ловушки. Но ведь нас, благодаря этим ловушкам, в начале битвы было в два раза больше, а значит, подсчеты не в нашу пользу. Мы были готовы к этому. Но сейчас никак нельзя ошибиться. Антифот ждал, что египтяне кинутся за ним, что большая их часть побежит берегом, и, когда лестригоны резко развернутся и нападут, наши окажутся зажаты в узком пространстве береговой косы. Тогда численное преимущество перестанет работать на нас… Нет, такого подарка я ему не сделаю!

– Он это уже понял, – усмехнулся фараон. – Смотри-ка – они остановились.

– Ну да. Еще пара сотен шагов, и они вбежали бы в море. Да и залив с их кораблями остался позади, так что понятно – о бегстве они не думали. Видишь, с какой быстротой они перестраиваются? Вот теперь и начнется решающая схватка, и она будет страшнее предыдущей. Эй, воины – опустить мосты! Все на ту сторону! Подать мне колесницу!