Ликующий крик, взметнувшийся над строем египтян, тотчас умолк, в свою очередь, раздались команды военачальников.
Ахилл левой рукой подхватил с земли свои доспехи, кинул в повозку, потянулся к шлему, но шлем уже подцепила на кончик копья Пентесилея.
– Скорее! – повторила она.
Колесница, вновь развернувшись, сорвалась с места и помчалась прочь, за долю мгновения до того, как несколько копий, пущенных лестригонами, вонзились в песок там, где она только что стояла. Одно из них задело и оцарапало задний борт.
– Далеко кидают, – сквозь зубы произнесла амазонка. – Что с правой рукой, Ахилл?
– Ключица сломана, – ответил герой, силясь побороть накатывающую волной дурноту. – Но могло быть хуже…
Они домчались до египетской линии обороны, которая в это время тоже ожила и тоже перестраивалась с не меньшей быстротой, чем это сделали лестригоны: стоявшие впереди колесницы разворачивались таким образом, чтобы борта повозок и кони преградили дорогу врагам. Лошадей предстояло принести в жертву, но иного выхода не оставалось. Сидевшие в колесницах лучники взяли на прицел первую линию нападавших. Те двигались не бегом, но каким-то особым, очень стремительным шагом, с выставленными вперед копьями и булавами в левой руке.
– Что с ним? – крикнул Гектор Пентесилее, увидав бледное, с окровавленным ртом лицо брата.
– Ничего страшного! – вместо жены ответил Ахилл и здоровой рукой вырвал из земли свое копье. – Правая не работает, но драться можно и левой.
– Быстро за костры! – приказал амазонке Гектор, словно не обратив внимания на слова брата. – Помнишь, где можно проехать?
– Между красными кувшинами, – отозвалась женщина. – Я сейчас вернусь, Гектор.
– И я вернусь! – сказал Ахилл, хотя его уже не слышали.
Колесница пронеслась между расступившимися воинами – лучниками, затем шерданами, которые громкими криками и звоном щитов приветствовали победителя Каррика. Они знали, что сейчас начнется бой, но все равно не сдерживали ликования: многие, стоя позади колесниц, не видели поединка, им рассказали об увиденном колесничие и лучники. Шерданы торжествовали – легенда о непобедимости лестригонов была ниспровергнута!
В стелющемся по земле дыме множества маленьких костров трудно было различить глиняные сосуды, в которых эти костерки горели, однако два красных кувшина с белым узором выделялись отчетливо: они почти не дымили, и пламя над ними казалось зеленоватым, потому что в горящие щепы и ветки добавили медной стружки. Между кувшинами оставалось расстояние всего в четыре локтя, как раз чуть шире колесницы, но Пентесилея точно направила повозку в этот промежуток.
Повозка подлетела к шатрам, возле которых уже ждали несколько лекарей, старательно разложивших на чистых холстах лекарства и инструменты. Здесь же был привязан конь Пентесилеи, оседланный, взнузданный, с привешенными к седлу луком и колчаном (секира амазонки висела, как обычно, у пояса, с нею она не расставалась).
– Битва начинается! – воскликнула молодая женщина, выпрыгнув из колесницы и обнимая мужа, который, не показывая слабости, соскочил на землю следом за нею. – Я поеду туда, Ахилл, а тебе нужна помощь.
– Нужна, – согласился герой. – Мне нужен пластырь на рану и кто-нибудь, кто помог бы надеть шлем и нагрудник. С поясом я сам справлюсь. Но ты поезжай, Пентесилея, поезжай! Я не задержусь.
– Ты уверен, что это разумно? – впервые за все утро ее глаза, только что полные лишь ярости и нетерпения, выразили что-то, похожее на страх. – Ты уверен?
– Я уверен, что неразумно меня об этом спрашивать, – сказал он, но не резко, а ласково, и поцеловал ее. – Скорей, жена, скорей! Пока я не подоспею, дерись за меня!
Амазонка не сказала больше ни слова и прыгнула в седло, а герой повернулся к лекарям.
– Ну, проявляйте свое невиданное искусство, костоправы! Мне как можно скорее нужен лубок на правое плечо, нужно залепить эту вот дырку в боку и хорошо бы глоток одного из ваших снадобий, которые, говорят, сразу возвращают силы. Даю вам время, покуда я сосчитаю до пятидесяти. А потом быстро мои нагрудник, пояс, шлем! Да, и нашли бы мне колесничего.
– Я буду твоим колесничим, великий Ахилл! – послышался голос, показавшийся знакомым.
Герой обернулся. Перед ним стоял египетский воин в легком доспехе, вооруженный, однако, мощным серповидным мечом. Кроме того, у пояса воина висел свернутый бич возничего.
Лицо – молодое, обветренное, под надвинутым до бровей шлемом – выглядело усталым и суровым.
– Ты узнаешь меня?
– Яхмес! – ахнул Ахилл и сморщился: египетский лекарь в это время ощупывал его плечо, чтобы наложить пластины слоновой кости и повязку. – Как ты тут оказался? Почему я тебя не видел раньше?
– Я служил в прибрежной крепости, – ответил молодой человек. – Прошлым вечером нам приказали прибыть сюда, на помощь войску фараона. Рад, что ты снова победил. Но рана серьезная. И перелом. Стоит ли тебе?…
Герой нахмурился, но не ответил, допивая терпкое питье, поданное лекарем. Затем указал здоровой рукой на свой нагрудник:
– Помоги надеть, Яхмес. Я сам буду решать, что мне стоит и чего не стоит делать. Кажется, до сих пор мое участие в битвах не мешало тем, на чьей стороне я бился. Скорее! Там уже жарко. Вперед!
В это самое время первая линия нападения лестригонов подошла вплотную к первой линии обороны египтян. Завоеватели двигались ровным, стремительным шагом, почти сомкнувшись плечами, подняв щиты до уровня лица, размеренно взмахивая перед собой палицами. Когда между ними и египетскими колесницами оставалось около сотни шагов, лучники Рамзеса выпустили целый дождь стрел. В большинстве своем они отлетели от крепких щитов лестригонов или застряли в щитках доспехов, но два или три десятка стрел достигли цели: вонзились в лоб, в глаз, в щеку тому или иному из нападавших, и стройная линия их движения нарушилась: семеро упали убитыми, восемь или девять пошатнулись, смешав строй, некоторые остановились.
Вновь последовала команда из задних рядов, и передние сомкнулись, топча убитых, и сделали стремительный рывок вперед.
Лавиной накатили лестригоны на колесницы египтян, в это время уже пустые – лучники отступили, оставив свои повозки, и вскоре прекрасные сирийские кони бились в агонии: нападающие перерезали им горло кинжалами. Сами колесницы, мешавшие движению, были опрокинуты.
Повозки задержали движение лестригонов лишь на несколько мгновений, но за это время египетские лучники успели занять новую позицию, и новый поток стрел обрушился на передовую линию нападения, унеся еще десяток жизней.
Лестригоны, казалось, не замечали этого. Они продолжали свой натиск. На расстоянии пятидесяти локтей от египтян нападающие одновременно метнули тяжелые копья. Сомкнутые сплошной стеной щиты лучников не устояли – были пробиты, однако воины держали их на вытянутой руке, и наконечники их не достали: копья засели в толстых, подшитых несколькими слоями бычьей кожи щитах. Тем не менее некоторым перебило руки, и они, обливаясь кровью, уронили щиты. В это же мгновение из второй цепи нападавших, через головы передовых бойцов, полетел дождь стрел. Тридцать или сорок египетских лучников упали.
Темная масса лестригонов вдруг резко ускорила движение – теперь они бежали, тяжко, как слоны, так же стремительно и неотвратимо. В считанные мгновения люди бездны одолели расстояние до новой линии обороны, но в это время лучники стремительно отступили. Прикрывая спины щитами, они пробежали около сотни локтей и скрылись за сверкающими доспехами стоявших строем шерданов. На них тоже посыпались стрелы, однако упали всего несколько человек: щиты шерданов в сравнении со щитами лучников были невелики, но доспехи куда прочнее. Подбежав ближе, лестригонские воины увидели еще одну их защиту: между врытыми в землю шестами колебалась сплетенная из конского волоса тонкая, прочная сеть. Она только что лежала на земле, свернутая, но едва это место миновали лучники, как три десятка воинов потянули веревки, и сеть, развернувшись, как парус, преградила дорогу бегущим. Засверкали мечи, рубя преграду. Лестригоны обладали превосходной реакцией, и лишь человек десять из них с разбега налетели на сеть. Впрочем, они не запутались, а лишь задержались на несколько мгновений, разрубая и разрывая ее. Даже задние ряды не врезались в передние – беспорядка в строю нападавших не произошло. Тем не менее, уничтожая сеть, они опустили щиты, и туча выпущенных в них стрел на этот раз сразила не менее пятидесяти воинов: шерданы стреляли, целясь в глаза, в лоб, в шею, туда, где не было доспехов, стреляя с близкого расстояния, со свойственным бывшим морским разбойникам беспощадным хладнокровием.
