– Итак, вы хотите подать официальное заявление о пропавшем без вести.

Она щелкает ручкой и переворачивает страницу в блокноте.

– Да. Пожалуйста.

– Вчера я проверила вашего мужа по нашей системе, миссис Монроуз. Ничего. Его нет ни в одной из лондонских больниц и ни в одном из полицейских участков.

Лили кивает.

– Я все-таки обыскала квартиру, – сообщает она. – Пыталась найти что-нибудь полезное. Но, понимаете, квартира совсем новая. Мы только переехали. Думаю, возможно, он оставил все бумаги у матери.

– А вы говорили с его матерью?

– Нет. Я даже не знаю, где она живет. Ее номер был у Карла в телефоне. Он нигде не записан.

– Как ее зовут?

– Мария. Кажется, так.

– Значит, Мария Монроуз? – она ждет подтверждения Лили, прежде чем записать. – И где она живет?

– Не знаю. Где-то на западе. Место начинается на букву «С».

Беверли корчит гримасу.

– Слау? – предполагает она. – Суиндон?

– Не знаю, – пожимает плечами Лили. – Может быть.

– Хорошо. А остальная семья? Братья? Сестры?

– Есть сестра, зовут Сюзанна. Вроде бы так. Живет там же.

– Она замужем?

– Не знаю. Да. Кажется, да. По-моему, у него есть племянник.

– Значит, возможно, Сюзанна Монроуз. Возможно, нет? – Она записывает.

Лили кладет пакет себе на колени и нащупывает паспорт.

– Вот что я нашла, – говорит она, выкладывая его перед Беверли.

Беверли заглядывает в него и замечает:

– Действительный. Хорошо. Так мы хотя бы можем исключить вероятность, что он уехал.

Лили фыркает:

– Разумеется, он не мог уехать.

Она замечает, что Беверли слегка закатывает глаза и несколько раздраженно вздыхает.

– Мне придется его забрать, – сообщает она, прикоснувшись к паспорту. – Проверить по нашей системе.

– Конечно. И еще вот это, – Лили подталкивает через стол к Беверли альбом. – Эти фотографии лучше той, что у вас. На них он улыбается, и можно понять, что он за человек. И увидеть, что он был счастлив и не собирался от меня убегать.

Она наблюдает, как Беверли пролистывает альбом.

– И это было в..?

– Киеве. Да. Он хотел, чтобы я вышла замуж в родной стране, в окружении семьи и друзей. Чтобы я была счастлива и спокойна. А не напряжена в чужом месте. С чужими людьми. Он – лучший мужчина на свете. Мой друг, мой отец, мой любовник, мой муж. Все, – только сейчас Лили замечает, что прижала к сердцу кулак, а из ее глаз льются слезы. – Извините, – смущается она.

– Не извиняйтесь, – успокаивает Беверли. – Ваши чувства можно понять. Вам есть к кому обратиться? Есть ли родственники в этой стране? Кто может побыть с вами какое-то время и позаботиться о вас?

– Нет. Нет. У меня здесь никого.

– Да уж, – сочувствует Беверли, – очень жаль. Ну, может, вы попросите ненадолго приехать кого-нибудь из родных?

– Да. Может быть.

Позднее, когда она уже поднималась по лестнице в квартиру, Лили переполняет жуткая смесь возбуждения и ужаса. Может, он там, думает она, по другую сторону двери? Сидит в помятой рубашке и галстуке, готовый рассказать о своих злоключениях? Но с каждой новой ступенькой в ней растет понимание: его там нет. Она открывает дверь навстречу вакууму одиночества. Тишина пугает. Раньше она никогда не была одна. Никогда. На несколько мгновений она застывает, слегка покачиваясь, словно захваченная врасплох пустотой. Слышно, как в раковину падает капля воды, как гудит холодильник, как открывается и закрывается внизу входная дверь. А потом она подпрыгивает: звонит телефон.

Она бежит к телефону и хватает трубку:

– Да.

– Здравствуйте, это сотрудник полиции Трэвис. Это миссис Монроуз?

– Да. Да, это я.

– Я звоню, потому что… Вообще-то, это довольно странно, но мы проверили по нашей системе паспорт вашего мужа, и, откровенно говоря, миссис Монроуз, технически вашего мужа не существует.

– Простите, что?

– Его паспорт – подделка, миссис Монроуз. Карла Джона Роберта Монроуза на самом деле не существует.

1993

Каждый год они арендовали один и тот же дом. Обшарпанный коттедж береговой охраны в городке Рэдинхауз-Бэй в Восточном Йоркшире. Кривой и косой, он сравниться не мог с их собственным домом в Кройдоне, современным и чистым, с сияющими белыми ваннами, кремовыми коврами и двойными стеклопакетами.

Коттедж «Рэббит» был сырым и плохо обставленным. Маленькая кухонька, пожелтевшие от никотина стены. Рядом с кухней размещалась маленькая спальня, а на втором этаже – две спальни еще меньшего размера. Матрасы были в буграх, а постельное белье – изношенным и дырявым. Когда шел дождь, вода протекала внутрь дома, и в помещениях стоял очень странный запах: соленый и рыбный, сырой и прокуренный. Но родители Грея и Кирсти были по необъяснимой причине очарованы этим местом. Они твердили что-то про особую атмосферу и местных жителей. Не говоря уж о воздухе, видах, прогулках и рыбе. Они любили это место в детстве: резиновые сапоги, охота на крабов, ярмарки с аттракционами и чипсы. Но теперь Кирсти было пятнадцать, Грею семнадцать, и коттедж «Рэббит» был в буквальном смысле последним местом на земле, где они хотели бы оказаться. Они приехали сюда сырым июльским днем, в дурном настроении после особенно долгой – по их ощущению – поездки по шоссе М1, во время которой Тони, их отец, не позволил им включить свою музыку и, как обычно, переключался с одной местной радиостанции на другую, чтобы быть в курсе дорожных происшествий.

С тех пор как они впервые приехали в Рэдинхауз-Бэй, здесь изменились правила парковки. Тогда можно было припарковаться прямо перед домом и выгружать вещи среди толпы отдыхающих. Теперь же приходилось оставлять машину на парковке на окраине города и идти пешком. И потому им пришлось выгружать картонные коробки, наполненные зерновыми завтраками и молоком с долгим сроком хранения, туалетной бумагой и готовыми супами, и тащиться с этим вверх по холму. Вслед за этой ношей настал черед чемоданов, свернутых полотенец и покрывал. Пока они шли, прошел мелкий летний дождик, и к тому времени, как они разгрузили машину и закрыли за собой дверь коттеджа «Рэббит», от них шел пар, как от тротуаров в Нью-Йорке, и настроение у всех было поганое.

– Боже, – изумился Грей, опуская картонную коробку на кухонный стол и оглядываясь вокруг, – неужели они покрасили коттедж?

Действительно, на стенах больше не было отвратительного налета, и повсюду были развешаны знаки «Курение запрещено» – раньше их не было.

Он затащил свой рюкзак наверх по узкой лестнице и бросил на пустую односпальную кровать. Белье и одеяло лежали в ногах, сложенные в стопку. Окно в его комнате выходило на море. Родители предпочитали заднюю комнату, она была тише – в летнее время на улице бывало довольно шумно. Неподалеку располагались три паба, к тому же каждый год летом приезжала ярмарка паровых машин, и громкие звуки ее фисгармоний разносились по всему побережью при малейшем бризе.

Но Грей был не против шума. Приятное разнообразие после их тихой улицы в Кройдоне, где единственным шумом в это время года было гудение газонокосилок и пчел. Ему нравились пьяные выкрики, эхо и звук шагов по булыжникам в темноте.

Они приехали на две недели. Грей пытался убедить родителей позволить ему вернуться на неделю раньше – он хотел попасть на вечеринку, где должна была быть девушка, которая ему нравилась. Плюс, судя по прогнозу, погода на юге должна была быть куда лучше. Но они сказали: «Нет». Сказали: «В следующем году, когда тебе исполнится восемнадцать». А Кирсти посмотрела на него обжигающим, молящим взглядом, словно говоря: «Нет, пожалуйста, не оставляй меня здесь одну».

Они были довольно близки, насколько могут быть близки брат и сестра. Она была привязана к нему с детства, прибегала и просила помочь с разбитыми коленками и развязанными шнурками, но оставляла его в покое, если он просил. Они приглядывали друг за другом особым образом, как замкнутые, но благонамеренные соседи. В общем, он согласился на две полные недели, надеясь, что девушка будет еще свободна, когда он вернется.