— А я накричал на тебя. Прости меня, пожалуйста.

— Ну, трезвая оценка ситуации, ум и возраст, — надменно ответил Том, повторяя недавние слова, — кто-то же должен проявлять холодное благоразумие.

Мальчик улыбнулся, чувствуя, как отлегло от сердца. Слова слизеринца лились бальзамом на душу, на все переживания и сомнения.

— Гарри, я испытываю волнение, когда ты попадаешь в неприятности. И радуюсь, когда ты выходишь из них целым и невредимым. Радуюсь, когда ты не искажен страхом или ненавистью, когда улыбаешься мне. — Реддлу всё так же нелегко давалась откровенность, но он чувствовал, что для Гарри его слова были важны. Ему важно было услышать правду, ломкую и тщательно скрытую самим Томом. От него самого. — Не хочу, чтобы ты от меня отвернулся. Как все остальные. Тем более из-за своих нелепых размышлений!

— Их бы и не было, скажи ты это раньше, — мягко заметил мальчик. — Прости, но ты всегда такой замкнутый. Как же мне, по-твоему, обо всем догадаться самому?

— Да, действительно, — пробормотал Том. — Но я не привык к такой чепухе, как чувства. Это мне чуждо, Поттер, поэтому не трепли языком по поводу этих ваших гриффиндорских откровенностях в дружбе — мне не понять вашей открытости. Ею можно воспользоваться, это слабость.

Реддл разозленно сверкнул глазами, сразу возненавидев этот разговор, чувствуя себя героем какой-то дешёвой мыльной оперы.

— Слабость? — Гарри упрямо завертел головой. — Нет, это не так. Она делает сильнее. Сильнее, быстрее, умнее. Знаешь, на первом курсе было кое-что… Задания. Была наисложнейшая загадка, которую и взрослому волшебнику было бы тяжело разгадать. А моя подруга справилась с этим за несколько минут. Она волновалась за меня и Рона! Рон смог применить заклинание, которое ему совершенно не давалось. Он тогда спасал нас за считанные секунды… А я сам? Многие идеи приходили ко мне за одно мгновение, только из-за того, что дорогие мне люди были в опасности.

— Опасности, — медленно повторил Реддл непонятным тоном. — Так значит, пауки — не предел?

— Тут уж не моя вина. — Гарри развел руки в стороны. — Но смысл-то в том, что я в те моменты был не один.

— Ладно, оставим эту тему. Не жди от меня слюнявых дружеских сцен. Больше никаких признаний. Но я жажду услышать обо всех твоих приключениях. Подробно и правдиво.

Гарри помялся, не зная, с чего начать.

— Может, поговорим после пар? Или лучше завтра?

— Ты от меня не отделаешься, — прищурился Том, но отступил. — Хорошо.

— Спасибо, что был откровенным. И спасибо, что хочешь общаться со мной. Мне… нравится. Я не хочу, чтобы ты отдалялся от меня. — Гарри пожевал губы, не зная, как подобрать точные слова. — Это… сложно. Ты поймешь, когда я расскажу тебе. Но о многом тебе придется догадываться самому.

— Поверь, я обладаю достаточно изворотливым умом, чтобы докопаться до истины самостоятельно, — слизеринец чувствовал разлитое внутри тепло от слов Гарри.

«Он хочет быть моим другом. Он хочет быть рядом со мной. О большем я и не прошу пока. Но только пока.»

У входа в Большой Зал они замедлили ход.

— Неделя нашего договора, кстати, закончилась, — вспомнил Гарри, — не хочешь присоединиться к нашему столу?

— Боюсь, ваши львята подобного не оценят, — усмехнулся Реддл, но предложением мальчика остался доволен. — Я не беспокоюсь по этому поводу, как ты тогда, идем.

Его появление за столом гриффиндора произвело на всех сильное впечатление.

Слизеринцы то и дело оглядывались на вражеский стол, перешёптываясь, а сами гриффиндоры довольно-таки яростно выражали своё нежелание видеть Реддла у себя за завтраком, инстинктивно защищая территорию от врага.

— Он мой друг, все в порядке, — наивно уверял их Гарри, подсаживаясь к Гермионе и Рону. — Привет.

— Как вы мило смотритесь вместе, — тут же поддел его друг. — Но не надейся! Моё благословение получишь, только если твоё сердце будет занято гриффиндорцем.

Гарри залился краской и сделал вид, что ничего не услышал. Гермиона удивленно подняла глаза на мальчиков, видимо, пребывая в неведении.

— О чём ты говоришь?

— Да так… — мальчик загадочно улыбнулся, многозначительно посмотрев на невозмутимого Реддла и старательно отворачивавшегося Гарри. — Разве ты не видишь?

— Что не вижу?

— Ах, этот воздух счастья и сладострастных благовоний..

— Рон! — Гарри стукнул по столу, не выдержав.

— Гарри, его ударили по голове? — Гермиона с тревогой посмотрела на рыжеволосого друга, который так и лучился самодовольной радостью. Её немного раздражало это: Рон явно знал что-то, а её в это не посвятил!

«Неужели Рон никому не сказал, что видел нас на одной кровати? Вот это да!» — удивился Гарри, подкладывая себе омлета.

— О, Гермиона, это же очевидно! — пропел Уизли, в свою очередь нанизывая на вилку сосиску и рассматривая её взглядом профессора. — Тут у нас любовь…

Сидящие рядом Симус и Дин затряслись в беззвучном хохоте, а Джинни, во все глаза смотревшая на мальчиков, тихо охнула и убежала прочь, скрывая слезы.

Гарри не выдержал.

В Рона полетела тарелка с рисом, а затем и куски хлеба, которые мальчик метко зашвыривал Рону прямо в лицо. Уизли издал громкий клич и начал ответную атаку, запуская в красного, как рак, друга целую горсть макарон. Естественно, содержимое тарелки попало и на соседей. Так что началось!

Том переглянулся с Гермионой и тут же нырнул вместе с ней под стол, тогда как львиная братия с громким хохотом принялась разбрасывать во все стороны еду из своих тарелок.

— Ну-ка успокоились! — раздался громкий голос директора, и Реддл, несмотря на яростно крутящую головой Гермиону, решился высунуться из своего временного убежища. И это было роковой ошибкой. Рон, в это время швырявший мармелад направо и налево, запустил пригоршню в сторону Гарри, который инстинктивно отклонился назад. И целая горсть мягких конфет угодила прямо в лицо и волосы Реддла, который успел только прикрыть глаза.

— Оп-п! — Рон остался доволен.

Такого Том вытерпеть не мог. Поддавшись порыву, он схватил первое попавшееся блюдо и запустил туда всю пятерню, намереваясь отомстить обидчику. Как же, дело чести!

Пригоршня малинового варенья — а это было именно оно — попало точнёхонько в цель, прямо в смеющееся лицо Уизли. Присвистнув, его старшие братья-близнецы принялись активно защищать честь семьи, швыряясь едой уже исключительно в Реддла. Тот, являясь хитрейшим из хитрейших, активировал щиты, и все заряды попросту рикошетили в другие столы (из-за присутствия Гарри, защитные чары вышли такие мощные, что студенты, в которых попадала еда, охали и потирали ушибленные места), а затем заклинанием левитации отправлял сразу несколько залпов во взбудораженных его активными действиями гриффиндорцев. Гарри расхохотался от взъерошенного вида Тома, который сверкал глазами и широко ухмылялся, отправляя очередной заряд в зазевавшегося противника. Реддл моментально метнул в рот смеющегося Поттера кусок ненавистной ему квашеной капусты, отчего мальчик мгновенно позеленел и принялся яростно отплевываться.

Остальные столы либо откровенно потешались, надумывая подключиться, либо демонстративно не обращали на стол гриффиндора внимания, либо откровенно сердились на подобное поведение прямо перед носом у директора.

Который, впрочем, как и обычно покрывал свой любимый факультет. Но на этот раз поводом являлись не личные чувства глубокоуважаемого профессора Дамблдора, а впечатление, которое произвел на него откровенно детский поступок Реддла. Альбус не спешил заканчивать переполох, с едва заметной улыбкой наблюдая, как юный Темный Лорд присоединился к всеобщему веселью, будто бы и не являлся самым страшным ночным кошмаром всего волшебного мира последних лет. Будто он и был обыкновенным ребенком, а сейчас восполнял мгновения утраченного детства, которого сам себя и лишил. Положительных эмоций, которых у него практически не было. Настоящей улыбки, которую директор не видел никогда. Он обернулся посмотреть на преподавателей, надеясь увидеть то же удовлетворение от увиденного, но наткнулся на глухую стену отвращения и страха. Они не понимали поступка Волдеморта, они не видели в нём подростка.