— Интересно. Меня всё больше наполняют сомнения по поводу принадлежности тебя к гриффиндорцам. У тебя в роду не было слизеринцев?

— Откуда мне знать? Я жил у магглов.

Реддл не понимал, почему Гарри рассердился, но обязательно выяснит причину.

— Ты рассуждаешь, как представитель нашего факультета. Более того, я приятно удивлён, что ты способен так умело выражать мысли и сомнения, ведь тебе всего тринадцать.

— Хватит тыкать на мой возраст, Реддл, тебя никто не заставлял общаться с третьекурсником!

— Не повышай на меня голоса. И ты сам нашёл меня в том лабиринте. Не так ли? Тебя что-то туда привело. Тебя привело, а не меня.

— Но ты сам просил меня вернуться, так что это не считается. Я вообще мог не приходить. — Гарри отвернулся от Реддла, уязвлённый открывшейся правдой. И ведь слизеринец не соврал: это именно он, Гарри Поттер, поддержал дружбу с Темным Лордом.

— В некоторых ситуациях сказывается возраст и ум, которые позволили мне трезво оценить ситуацию.

— Ты просто не хотел быть один, — тихо возразил мальчик, — не нужно притворяться.

— Тогда какие ещё доказательства моих честных намерений тебе нужны? — приподнял брови Реддл, мысленно тормоша недогадливого мальчика. Он с раздражением думал:

«Я впервые в жизни хочу близости постороннего человека, не требуя взамен ничего больше! Почему всё так сложно? С НИМ всё так сложно? Он — мордредов болван.»

— Всё-таки, теперь ты учишься в школе. Я тебе больше не нужен. — Гарри умело скрывал горечь, которая наполняла его от этих слов. — Тут большое количество студентов. Более умных, взрослых и родовитых. Зачем тебе я?

— Насчет ума ты верно сказал, ты идиот, — недовольно ответил Том, пытаясь распознать истинные чувства мальчика: он ощущал и боль, и безразличие, и надежду. Он не совсем понимал, чем они вызваны, а Гарри не давал ему разобраться, закрываясь в себе. — Ты единственный, кто магически идеально мне подходит.

— Так вот в чём дело? Тебе нужна магия и сила. — Гарри вскочил с койки и принялся сверлить злым взглядом слизеринца. — Ну конечно.

«Да, я абсолютный болван. Надеюсь, ты доволен, Волдеморт? Упустил, недогадливый, что тебя не волнуют чувства других. Магия — в ней всё дело, верно? Моя и твоя магия. Ты как-то сказал, что она способна сделать нас обоих сильнее. Я думал, ты умеешь дружить. Я думал, у Реддла все-таки есть сердце. Какой же я дурак.»

Поттер полыхал от гнева и обиды, что ввиду его возраста душили особо сильно. Реддл удивительно правдоподобно сымитировал непонимание и обиду. Вот только Гарри теперь ему не верил. Ни на кнат не верил.

— Сядь, пожалуйста, обратно на кровать. Ты ошибаешься.

— В чем? Да, Реддл, я ошибся, считая тебя другом, — выплюнул колкие слова Гарри, которые жалили его сердце, причиняя боль.

— Сядь на кровать! — рявкнул Том, а Гарри рывком притянуло обратно, словно невидимый крюк подцепил его за одежду. Гриффиндорец немного остудил свой гнев, испугавшись озлобленного вида Волдеморта. С парня словно сошли все краски, а глаза потемнели. — Не делай поспешных выводов, исходя из своих никчёмных и жалких догадок!

Поборов очередное желание вскочить и раскричаться, Гарри с неимоверным трудом призвал свои мысли к спокойствию и несколько раз глубоко вздохнул. Обычно в такие моменты он вспоминал голос Гермионы, которая с уверенностью объясняла различные сложные составы зелий или вычурные махи руками на Чарах. Это успокаивало мальчика. И на этот раз, он освободил свой разум от переполнявшего его разочарования, отмахнулся от горящей боли, закрыл в себе отчаянное желание кричать.

— Итак, когда ты, наконец, завершил истерику, можно спокойно расставить все точки над i. Гарри, — слизеринец дождался, пока мальчик обратит на него свое внимание, — чтобы получить твоё магическое сотрудничество, мне не нужно было добиваться твоей дружбы. Я бы предложил тебе сделку, не более. К тому же, я выявил у себя желание твоего присутствия ещё до установления нашей связи. Тогда я не знал о нашей магической совместимости. И впредь не смей обвинять меня в том, к чему я не имею никакого отношения. Я не собирался пользоваться тобой, не собирался играть с твоими чувствами. Я на самом деле рассчитываю видеть тебя своим другом.

— Почему?

Реддл крепко сцепил зубы.

— Правда, Реддл, почему? Что во мне такого особенного? Если ты исключаешь магию?

— Ты просишь меня открыться. Но сам же ты верно оберегаешь от меня всю информацию. Информацию о моем будущем. Какой смысл, если я все равно забуду?

— Ты не понимаешь…

— Тогда объясни.

— Просишь откровенного разговора?

— Взамен можешь спрашивать меня о чем угодно — и я отвечу честно. Но только в том случае, если и ты не соврёшь. Ты знаешь, ложь я почувствую.

— Это несправедливо. — Гарри покачал головой. — Что ты можешь мне такого сказать, что сравнится с опасными знаниями о твоем будущем?

— Действительно. — Реддл задумался. — В таком случае, оставлю за тобой право получать от меня честные ответы в любое время. Как тебе такой расклад?

«Узнавать от Волдеморта правду? Да о таком я и мечтать не смел! Вот только он просит слишком много… Слишком.»

— Только с небольшой поправкой, — медленно ответил Гарри, взвешивая все допустимые ходы, все за и против. — Я не буду отвечать на вопрос, если это будет представлять опасность для кого-то. Точнее, я постараюсь на него ответить, но в силу мер предосторожности. Ты сам понимаешь, это твоё будущее. Даже если ты всё забудешь, неизвестно, когда это случится.

— Тогда и со своей стороны я внесу условие. Я не буду лгать, если на твой вопрос я не смогу выложить всю правду. Просто не отвечу. Это тебя удовлетворит?

— Немного. — Гарри с сомнением разглядывал слизеринца, сам ещё не зная, на что подписался. — Хорошо, идёт.

— Я хочу, чтобы ты находился рядом со мной, потому что мне нравится твое присутствие, — неожиданная смена темы разговора заставила мальчика растеряться, но с жадностью вслушиваться в решительные слова Реддла. — Ты спас меня от одиночества и скуки, верно. Я много дней был заперт в четырёх стенах, не видя живых людей, помимо тюремщиков, которые лишь вели допрос под зельями. Это дорогого стоит, знаешь ли. Вначале меня настораживало твое присутствие. И я тебе не доверял. Чувствовал, что ты знаешь меня, знаешь относительно много. Предполагал, что ты подослан самим Дамблдором. Только вот моя уверенность пошатнулась, ибо ты даже щиты окклюменции ставить не мог. Конечно, странное воздействие нашей магии подогрело интерес. Удивительно было, что ты всегда возвращался, ведь я пугал тебя. Когда ты уходил, я ощутимо чувствовал то одиночество, кажется, оно давило на меня всю сознательную жизнь. Раньше я не обращал на него внимания, ведь у меня не было какой-либо альтернативы. И мне до сих пор не нужны друзья, не думай, что наши отношения как-то меня изменили. Нет, просто вместо «Я и они» появилось «Мы и они». Получив и потеряв, переосмысляешь очень многое. Гарри, я действительно доверился тебе. Тогда, на стадионе… И у того озера, в лесу. Это были самые отвратительные моменты в моей жизни, потому что я никогда не испытывал такой страх. Я ненавижу страх, я ненавижу чувства, которые делают меня слабее и человечнее. Ты делаешь меня слабее. Поттер, если опять узнаю, что ты влез в нечто подобное — запру где-нибудь и не выпущу больше никогда. — Реддл поджал губы. Было видно, правда давалась ему с большим трудом. — Ты мне дорог, мальчишка.

— Спасибо, — прошептал гриффиндорец, поражённый искренностью чувств Реддла, которые бились на том конце их связи. Правда, он чувствовал и волнение, и торжество, и злость.

«Он волнуется, боится, а вдруг я вновь ему не поверю. Или отвернусь. Или уйду. Он на самом деле боится этого. Удивительно… Невероятно. Он говорит правду! Он оставил свои ментальные барьеры опущенными, и я без труда вижу всю его гамму чувств. О, Мерлин. Человечность Лорда Волдеморта и восхищает, и пугает одновременно. А еще он ненавидит искренность. Да Том просто в ярости от того, что ему приходится говорить такое! Кошмар, что творится в его голове?»