— Зато потом, — Рон веселился, вспоминая события, — сидим, значит, ждём вердикта Дамблдора… Седрик куксится и страдает, мол, это нечестно, Малфой, дерьмо гиппогрифа, что-то орёт, половина учеников гадают, мёртв ты или нет, и тут в зал влетает Костон! Орёт, шипит, рычит, чтобы его пропустили в Больничное Крыло, весь трясётся, то ли злой, как черт, то ли потрясенный, кто его знает? Похоже, он решил, что ты мертвый!

— А Дамблдор не позволил ему. — Гермиона покачала головой. — Никогда бы не подумала, что лицо Марволо может выражать такую ненависть.

— И тут на тебе! Все стёкла повышибало волной, а учителя поставили над нами щиты от осколков. А Костону хоть бы хны. Стоит себе напротив директора, спокойный стал, равнодушный. Тогда-то и у меня поджилки затряслись, каким он страшным был…

— В общем, — сглотнула Гермиона, — все очень волновались. Ты бы поговорил с ним, я очень беспокоюсь за его состояние. Это ненормально. Его поведение — ненормально.

Поражённый услышанным, Гарри лежал на кровати, приоткрыв от удивления рот.

«Невероятно! Он совсем умом тронулся. Мантикора его подери, что с ним сегодня такое?!»

— И да, Гарри, твоя метла… — Гермиона замялась и отвела взгляд. — Она попала в Гремучую Иву и та… В общем, метлы больше нет, прости.

Она покосилась на мешок с останками Нимбуса.

Целительница заглянула к друзьями и велела им оставить Поттера. Пожелав мальчику скорейшего выздоровления, они нехотя вышли из палаты.

«Моя метла… Моя непобедимая прекрасная метла. Мерлин, только не это…»

Погрузиться в сожаления ему не дала резко распахнувшаяся дверь, которая заставила мальчика вздрогнуть.

Почувствовав и узнав посетителя, Гарри немного напрягся, не зная, чего и ожидать.

Но Реддл подлетел к кровати и принялся поспешно ощупывать и осматривать Гарри, который порядком ошалел от подобной бесцеремонности.

— Эй! — возмутился мальчик, когда холодные руки Тома начали забираться под пижаму, ощупывая выступающие рёбра.

— Ты непрошибаемый невезучий идиот! — прорычал слизеринец, грубо притянув к себе Гарри, сдавливая того в крепких, будто змеиных объятиях, да так, что у мальчика чуть глаза на лоб не полезли:

— Отпусти! Задушишь!

— И не подумаю, — рассерженно ответил Реддл где-то над головой сопротивлявшегося мальчика. — Думал, так просто сможешь от меня избавиться? Я не позволю тебе сбежать, не разрешу умереть. Ты меня слышишь? Не разрешу.

Гарри от удивления даже отбросил попытки посильнее лягнуть сдавливающего его рёбра Тома.

«Я не ослышался? Это таким образом он извратил заботу?»

— Ну что ты как маленький, — прохрипел мальчик, обессиленно привалившись грудью к груди Реддла. Он вновь чувствовал его учащённое дыхание и сумасшедшее сердцебиение. Пальцы еще сильней сжали плечи, оставляя синяки. — Тут я, живой и невредимый. Там же был Дамблдор, что ты так переживаешь?

— Он мог и не успеть! — рявкнул слизеринец, борясь с желанием навесить оплеух этому дурному мальчишке. — В моём времени тебя бы уже не спасли. Дементоры, падение с такой высоты… Ты был бы мёртв еще на спортивном поле. Дементоры, подумать только. И почему именно ты?!

— Карма, — буркнул Гарри, будучи солидарным с последним вопросом Реддла. Да, почему именно он? Почему всегда он?

Почему все думают, что быть на грани смерти для него в порядке вещей? Похоже, Реддл приходит в ужас от подобного.

— Ну всё, всё. — Гарри предпринял попытки успокоить Тома, так как дышать становилось ну совсем тяжело, и он, с большим трудом высвободив руку, принялся ласково гладить Реддла по мягким тёмным кудрям, успокаивая, будто ребенка.

Тот немного расслабился и прикрыл глаза, вдыхая уже такой привычный запах Поттера, убеждая себя в том, что всё-таки не потерял его.

— Чего ты там в Большом Зале устроил?

— Дамблдор не хотел мне ничего говорить, — едко выплюнул слова Том. — Он уже у меня в печёнках сидит.

«Но дело-то совсем не в Дамблдоре.» — хмыкнул про себя Гарри.

— Знаешь, не переживай так. Я здесь часто бываю, это нормально, — Гарри всё же рассмеялся, — не повод для паники.

— Дементоры — не повод для паники? Так обычно говорит ваш директор, когда на его учеников нападают темные твари? — терпеливо сказал Реддл, чудом держа себя в руках и отстраняясь, заглядывая в глаза мальчику. — Они — воплощение смерти и страданий. Сеют панику и страх, забирают последние крохи надежды и радости. Они питаются хорошими воспоминаниями, счастьем. Сжирают всё подчистую, оставляя за собой пустоту боли и страха. Ты знаешь, что делают дементоры? Высасывают душу. Совсем. Становишься овощем. Понимаешь? Это нельзя вылечить, нельзя обратить вспять. Это хуже смерти. И они чуть было не поцеловали тебя.

Гарри поперхнулся воздухом.

— Что?

— Это так называется процесс высасывания ими души через рот.

— Вот мерзость, — мальчик поморщился, его всего передернуло. — Но я же не преступник! Что им от меня надо?

— Откуда же я знаю? Может, всё от того, что ты Поттер. — Реддл усмехнулся, окончательно приходя в себя и успокаиваясь.

— Реддл… Какое последнее Непростительное заклинание? — наконец, задал давно мучивший его вопрос Гарри.

— Авада Кедавра. Заклятие смерти.

Гарри завозился и поудобней устроился в объятиях парня, пододвинувшись на койке, и освобождая слизеринцу место. Тот сразу же забрался на кровать с ногами, заняв большую часть подушки. Они уже перестали удивленно вздрагивать от мерного серебристого свечения, исходящего от контакта их кожи, но при тусклом свете пасмурного дня — это свечение казалось особенно таинственным и волшебным.

Гарри невольно залюбовался мерцающей пылью, бездумно поглаживая оголенное запястье Реддла, которое покоилось на груди гриффиндорца. Позор от собственного поражения, чувство потери и нарастающую безнадежность вытеснило яркое магическое удовольствие, которое жаркими волнами окутывало тело, радуя и успокаивая.

«Вот, значит как он сделал это. Авада Кедавра. Всего два слова могли оборвать мою жизнь».

Полчаса спустя Гарри заснул, а Реддл призвал книгу по трансфигурации, погрузившись в чтение.

Все выходные его продержали в больничном крыле, несмотря на честные уверения недовольного Гарри, что он прекрасно себя чувствует. Рон был на его стороне, всячески пытаясь увести его оттуда. То колдомедика отвлечёт, то возьмется брать больничное крыло штурмом. Правда, мадам Трисса, колдомедик, почти сразу распознала жалкие попытки Уизли увести больного из-под её опеки, поэтому больше не велась на его «отвлекающие манёвры».

Гермиона пропадала за домашним заданием, не сильно тревожась за Гарри: уж кто-кто, а он не сможет удрать от цепкого взора Реддла и профессионального внимания мадам Триссы. Поэтому даже Рона не отчитывала, когда тот брался докладывать ей о ходе операции по вызволению Гарри Поттера из больничного крыла.

Сам Гарри воспринял его поддержку с радостью — уж больно достало постоянное нудение Тома над ухом, мол, это все для твоего блага, тупой ты идиот. Колдомедик быстро сошлась с этим парнем (что и неудивительно: его очарование мощным потоком атаковало несчастную женщину, которая была совершенно не готова к чарам Волдеморта), поэтому они были заодно.

К нему часто наведывались друзья, поддерживая затисканного вниманием мальчика.

Чего стоили цветы Хагрида, запах которых тяжелым сладким ореолом ещё долго витал по палате, даже после того, как Рон, не выдержав, накрыл презент лесничего какой-то стеклянной крышкой. Уничтожить их ему помешал Гарри, возмущённым таким обращением с подарком друга. Невилл заглядывал пару раз, рассказывая о положении дел в школе.

К ужасу Гарри, Джинни прислала ему вопящую открытку, напомнив давний позор на День Святого Валентина, когда ему пришлось слушать любовное признание чуть ли не на глазах у всей школы. К облегчению мальчика, Реддл тут же сжёг заклинанием злополучный подарок, который отчего-то мозолил слизеринцу глаза. Хотя Гермиона была только рада, ведь громкие завывания открытки мешали ей читать. А сидела она за книгами постоянно, устроившись на соседней койке, и мало обращала внимания на друзей. Иногда обсуждала особо заинтересовавшие её темы с Томом, который охотно заливался соловьем на всю палату, купаясь в лучах восхищённого изумления девочки, которая неожиданно для себя приобрела ценного и умного собеседника. Гарри только смеялся, наблюдая за возмущённым Роном, которому очень не понравилось, что Гермиона перешла на сторону слизеринца. Подумать только, он один единственный пытался «помочь» своему другу! Так он думал, когда в очередной раз с видом отпетого заговорщика наклонился к уху Гарри, зашептав новый план. Казалось, сплочение Гермионы и Тома против задумки распаляло его ещё больше.