Мои родители мертвы. И если я не животное и не собственность, почему он обращается со мной именно таким образом? Я недоверчиво поворачиваюсь к нему, не понимая, почему он пытается разговаривать со мной, словно я, не знающий ничего ребенок, что не видел и не знает мир, в котором ему было суждено появиться на свет.
– Родители – совсем иное, Нильс, – заявляю я. Он ведь знает, что контролирует меня совершенно не как родитель, а как… Нильс Веркоохен.
– Рози, хватит. Я тебя не избавлю от этого, и чтобы ты не думала, и сколько бы не говорила – решение останется таковым. Мне нужно определенное повиновение, дисциплина и контроль, так же, ты мне это все дашь, хочешь того, или нет! – тихо говорит он, но все-таки его голос обрел тяжесть и суровость. Сейчас, кажется, что страдаем мы вдвоем, и только к чему все это? – Я имею влияние в этом городе, и ты думаешь, что я не заставлю тебя повиноваться мне? Будь ты обычной девчонкой – жила бы тихо и мирно, редко встречая меня в блоке, но ты – Розали Прайс. Ты будешь под моим контролем одна из первых, и я не допущу, чтобы ты имела вольность творить все то, что будет в твоей глупой голове.
– Да, я Розали Прайс и что дальше, Нильс Веркоохен? – в тон ему продолжила я, чувствуя, как обостряется наш разговор, что, несомненно, шел к новой ссоре, – Я обычная девчонка! При этом в детстве я над тобой глумилась, а не отдавала приказ встать на колени! Не путай такие разные вещи, Нильс. Ты хочешь сделать меня ручной собакой!
– Скорее ручной львицей, что откусит полруки, нежели примет кого-то за своего хозяина, – усмехнулся парень, поглядев на меня из-под бровей. – Это увлекает, Прайс. Каким бы я не был чудовищем по отношению к тебе, или кем ты меня считаешь – я не знаю, – не смогу я поднять на тебя руку, даже не обращая внимание на то, что ты легко смела поднимать свой кулак на меня. Насилие не по мне, Роуз. Но, я могу контролировать тебя иначе, принуждая тебя саму к повиновению через твои богатые моральные факторы. Мне этого вполне достаточно.
– Конечно, только, когда мне в голову придет мысль разрушить все твое руководство надо мной, наплевав на твою дисциплину строгого папочки – ты будешь и бить и насиловать меня. Не слишком ли много у тебя перспектив издеваться надо мной? – сухо прокомментировала я его слова, находясь не в духе от таких откровений.
– Ты сама прекрасно во всем осведомлена, – говорит он больше нервно, чем всегда уверенно и самонадеянно. Наглый тон невежды свойствен ему, но сейчас он пытается утаить это глубоко в себе, желая говорить со мной спокойно. Только я уже горячо воспринимаю каждое его слово, и мне уже неважно, сдерживается он, или будет сейчас желать ударить меня по лицу. Переживу!
– И ты посмеешь тронуть меня без моей воли и согласия? – слова так легко и непроизвольно вылетают из меня, но каждая мысль, которая может касаться сцены насилия и его стойкого ответа рушит меня еще больше. Я знаю, что он силен, знаю, что сделает то, что захочет, но я все еще не могу верить в то, что Нильс осмелится надругаться надо мной.
– Розали, эта тебе сейчас не надобно, и хватит искать в каждом моем слове свой подтекст. Я говорю с тобой честно, – отвечает он более отрешенно, даже разозлившись на меня. Вновь. И может эта информация мне не нужна, но я хочу знать ответ. Насколько он жесток? Насколько бесчувствен? Насколько много в нем этого гнилого чудовища?
– Ты бы изнасиловал меня, если я решу действовать по своему? – голос стал тихим, шепот был почти не слышным, но Веркоохен резко поднялся, смерив меня злыми глазами, сердито дыша через нос. Я немного сжимаюсь от его реакции, недоверчиво вслушиваясь в его выдохи и глубокие вдохи. Ответа не следует, а парень разъярен, как бык на арене. – Прости… Я не это хотела спросить, просто мне нужно знать…
– Черт возьми, что? Что тебе нужно знать? Смогу ли я изнасиловать тебя? Да, Роуз, я могу. И поверь мне, если я и буду жалеть об этом – то самую мизерную малость! И никакая чертова жалоба в правоохранительные органы не спасла бы тебя, как и слезные мольбы оставить тебя в покое! Довольна? Тебе понравился ответ? Твоя наивность о хороших людях наконец-то в край испарилась?! Я не добрый мальчишка, и пора бы это усвоить, Прайс! – я ошеломлена его криком, который громок, как гром посреди ясного нема и сердитый, будто я являюсь его самым худшим кошмаров в жизни. Я боюсь не то, чтобы пошевелиться, но и лишний раз выдохнуть. Веркоохен видит, что я молчу и не собираюсь с ним разговаривать, но теперь его это не останавливает. В такие моменты в нем уже просыпался дикий зверь.
Нильс резко касается моих рук на одеяле, заставляя не подняться, а практически взлететь, и он прикладывает к этому только половину своей силы. От внезапности, я вскрикиваю, пытаясь вырвать руки, но светловолосый все крепче сжимает их, схватившись за запястья, возвышаясь надо мной. Он делает мне очень больно!
– Что ты еще хочешь знать, Роуз? – рычит он зверем, зная, что мне это неприятно, он же намеренно дает почувствовать боль, но никак не раскаяние. Новый поучительный урок от Веркоохена ничему меня не учит, когда я вырываюсь и кричу в ответ:
– Сколько это будет продолжаться? Ты решил играть со мной, как с куклой! Я не буду твоей игрушкой, и уже тем более сохранять бешенную дисциплину! Для чего она мне? Я и так вечно сижу в четырех стенах или на парах! Ты вечно наблюдаешь за мной! Хватит меня избивать своей жестокостью, я уже ознакомлена с ней более, чем близко! – завыла я, не выдерживая напора сильного и такого бескомпромиссного парня.
– Ознакомлена? Ты меня не знаешь, девочка, и тем более не ознакомлена ни с жестокостью ни с дисциплиной! Мои друзья, не исключение для моих демонов, так почему ты должна ставать одной единственной? Прайс, ты глубоко заблуждаешься на свой счет! Я тебе уже говорил, что ты – никто, и то, что ты говоришь – пустой звук. Чем раньше ты это поймешь, тем быстрее мы наладим общение! – трясет он меня за руки, больно потянув к себе, с силой сжимая запястья. Казалось, что сейчас за него говорил ни то зверь, ни то уже демон. Веркоохен явно не контролировал свою агрессию!
– Да, Нильс, вот именно что я – никто. Зачем тогда ты терзаешь меня? Зачем следишь за мной? Зачем тягаешь за собой, как маленький мальчик свою машинку на веревочке? Ты напросто весь дрожишь, когда твоя ярость исключительно из-за меня. Это я довожу тебя до безумия! Разве ты не можешь прекратить это? Разве ты не хочешь спокойствия?!
Парень, находиться под воздействием и контролем своей неуправляемой ярости, оттого в ответ неестественно рычит и толкает меня с силой, заставляя упасть прямо на кровать, отчего хрустнула шея и заболела спина от такой неожиданной встряски.
– Сколько можно? – закричал он, заставив, расширится мои глаза от оглушающего мужского крика. – Сколько можно, я тебя спрашиваю, Прайс? Только посмей еще хотя бы раз высказать такое пренебрежение мне в лицо, и поверь мне, Рози, я позабочусь о твоем физическом здоровье, отправив тебя на недельный отдых! Ты все уяснила? – он наклоняется надо мной, когда я, от дрожи и испуга, чувствую слезы на своей шее. Рука парня хватает мой подбородок, не так резко, не так грубо, но чертовски унизительно. – В голос, Прайс.
– Уяснила, – истерическим надрывом вытянула я единственное слово, и тогда его рука отдалилась от меня так резко, что можно был подумать, он ошпарился об мое лицо.
– Я отлучусь на пару часов по делам. Ты – за это время, приведешь себя в порядок и сядешь со мной за один стол, поужинав. И не зли меня, Рози, ты не то, что спокойствие, ты даже злость доводишь до грани! – более спокойно проговорил он, но все так же раздраженно. Махнув рукой, он как можно быстрее удалился из комнаты, громко хлопнув дверью.
Некоторое время после ухода Веркоохена я несмела, шевелиться, с замирающим сердцем все еще слыша ушами его дикий крик и угрозы. Подтягивая к себе колени и утыкаясь в них головой, обхватывая себя руками, я не пытаюсь воздержать слезы, выплескивая их в рыданиях.
