Первой его увидела миссис Уизли и тут же, обняв за плечи, заботливо поинтересовалась, как он себя чувствует. Гарри невразумительно что–то промычал и снова жутко смутился, встретившись взглядом с Джинни. Он туго сжал анус, чтобы случайно не оконфузиться в присутствии будущих родственников и своей невесты, пытаясь удержать непроизвольный пердеж. Чувствовал он себя мерзко до невозможности, а пульсирующее болью очко не давало ему забыть об этом ни на минуту.
– Я домой хочу… – выдавил из себя парень.
– Конечно, милый, ты такой бледный, – сочувственно произнесла будущая теща, и тут же наставительно добавила, видимо, уже имея на это все основания: – В другой раз, Гарри, ты не будешь так напиваться.
– Да ладно, Молли, – выразил свою солидарность Артур Уизли. – Вот когда у меня был выпускной, я… – начал будущий тесть, но сразу осекся под тяжелым взглядом супруги, понимая, что предаваться некоторым особо приятным воспоминаниям своей молодости – это очень плохой пример для юного поколения в целом, а для Гарри в частности, который в самое ближайшее время должен был войти в их семью на законных правах, поэтому поощрять зятя к пьянству было не в интересах семьи. Артур смущенно замолчал и только по–дружески похлопал Поттера по плечу, выражая ему свою мужскую солидарность.
– Артур, надо для Гарри организовать машину, – засуетилась Молли. – В таком состоянии он не может трансгрессировать.
Мистер Уизли пообещал все сделать в лучшем виде, так как сейчас любая прихоть героя магического мира была почти законом. Гарри видел недовольное выражение лица Джинни, но в данный момент чувства невесты совсем не волновали гриффиндорца. Он окинул взглядом зал с трепетом, страхом и одновременно с желанием снова увидеть Малфоя, но слизеринца нигде не было видно. Пьяный и веселый Рон танцевал со счастливой Гермионой, Паркинсон вальсировала со смазливым мажором Забини, которого Гарри терпеть не мог за надменность и манерность. Слизеринская парочка снова привлекала к себе взгляды собравшихся, Малфоя же нигде не было видно, и Поттер вздохнул с облегчением. Видимо, гаденыш трусливо сбежал после того, что сделал, боясь ответственности и расплаты. «Хорек» сказал, что за его поступок ему грозит смертная казнь, и сейчас Гарри, невольно вспомнив эти слова, задумался над ними. Изнасилование везде считалось тяжелым преступлением, но в магическом мире был мораторий на смертную казнь в связи с небольшой численностью волшебников, и гриффиндорец недоумевал, почему Малфой сказал, что его жизнь снова зависит от него.
Ни под какими пытками Поттер не сознался бы в том, что только произошло. Он намерен был скрывать этот позорный факт всю жизнь и стараться жить так, как раньше, поэтому Малфою можно было опасаться только одного – рано или поздно они встретятся, и ублюдок ответит ему за то, что сделал. Но сам Гарри отлично понимал, что не сможет убить «хорька» – один раз он уже чуть это не сделал, и это было очень страшно. Тогда он понял, что несмотря ни на что, как бы они не относились друг к другу, на самом деле он не желал смерти слизеринцу. Поэтому, когда они встретятся, гаденыш умоется кровавыми соплями, Гарри заставит его ползать у себя в ногах, вымаливая прощение, даст белобрысому ублюдку за щеку, потому что тот оказался исключительным вафлером, профессиональным слизеринским хуесосом, а может быть тоже в отместку выебет в жопу, но убивать точно не станет. Малфой, трусливая сволочь и насильник, зря опасается за свою поганенькую жизнь.
От таких мыслей Гарри отвлек Артур Уизли, который подошел и сообщил, что все улажено и машина для героя находится возле центрального входа. Сопровождаемый будущими родственниками, снова под прицелами колдокамер и толпы репортеров, Поттер покинул Хогвартс, место, которое все эти годы было его домом, где он вырос и где в последний день своего пребывания вступил во взрослую жизнь, только не так, как он сам рассчитывал. Свой первый раз Гарри всегда представлял иначе, но Драко Малфой все решил за него, и теперь ему нужно было как–то жить с мыслью о том, что он – опущенный педик.
Уизли настаивали, чтобы он поехал к ним, но Гарри было так паскудно и муторно на душе, что ему хотелось, наконец–то, остаться один на один со своим великим горем, забиться в нору и зализывать раны. И больше всего ему не хотелось сейчас видеть Джинни, которая сидела напротив него с весьма недовольной физиономией и была очень похожа на миссис Уизли в тот момент, когда Артур хотел рассказать, как он надрался с друзьями на собственном выпускном. Девушка даже не скрывала своего раздражения по поводу того, что он перебрал со спиртным, и теперь из–за этого они вынуждены были покинуть самый прекрасный и роскошный бал в ее жизни, который был даже шикарнее Святочного бала во время Турнира Трех Волшебников, куда она вынуждена была пойти с Невиллом. Сейчас же она, девушка из бедной семьи, впервые почувствовала себя не просто принцессой, благодаря Гарри она стала первой леди, которой завидовали все девочки, девушки и женщины магического мира, она стала звездой, она улыбалась репортерам и давала им интервью, и ей это безумно нравилось. Она рассчитывала скупить все выпуски газет и журналов, где впервые в жизни про нее напишут в светских новостях, а Гарри своим идиотским поступком все разрушил и обосрал, и теперь они возвращаются из сказочного дворца, в который превратился Хогвартс, в убогую хибару, которой ей уже представлялась Нора.
Поттер посмотрел на недовольное личико Джинни и отвернулся.
– Я хочу домой, – болезненно поморщившись и ерзая на сидении автомобиля, повторил гриффиндорец, давая понять, что все разговоры про горячий чай, домашний пирог с кленовым сиропом и теплый плед, сейчас неуместны, и он хочет остаться один в своем доме на площади Гриммо. Миссис Уизли еще пыталась навязать ему общество их семейства и заботу о нем уже перед его домом, но Гарри со злостью хлопнул дверцей автомобиля, не желая больше ни с кем общаться и никого видеть. Ему необходимо было остаться одному и подумать о том, как он теперь будет жить с мыслью о Драко Малфое.
После произошедшего на выпускном, Поттер отгородился от всего мира и преднамеренно всех избегал. По всей стране в это время проходили различные благотворительные вечера и мероприятия, куда Гарри зазывали в качестве почетного гостя. Его засыпали приглашениями, но парень настойчиво их игнорировал, а в виде компенсации за свой отказ отправлял подписанный чек на различные благотворительные нужды, ради чего эти мероприятия и организовывали. Журналисты искали с ним встреч, а его многочисленные фанаты даже дежурили возле дома на площади Гриммо в надежде сделать снимок своего кумира или, если повезет, взять у него автограф. Его заваливали письмами и открытками, в которых девушки объяснялись ему в любви и назначали свидания, несмотря на то, что у него была официальная невеста, с которой он не виделся со дня выпускного бала. Уизли настойчиво приглашали его к себе, организовывая семейные вечера, но Поттер под любым предлогом отказывался. Гермиона, в свойственной ей навязчивой манере, присылала ему одну сову за другой с посланиями, где писала, что у него посттравматический стресс после битвы с Волдемортом, который проявился сейчас, спустя какое–то время, и дал такие серьезные осложнения. Она пыталась убедить своего друга, что ему будет легче пережить эти последствия, если он будет окружен любовью и заботой близких, с которыми он сможет обсудить произошедшее и переосмыслить пережитое. Грейнджер не хуже профессионального психолога пыталась внушить ему, что тяжелее в таких ситуациях приходится именно людям одиноким и замкнутым, вынужденным подавлять свои эмоции, чтобы не потерять контроль над собой. Девушка пыталась доказать, что, закрываясь от всех со своими переживаниями, он так и будет испытывать психологическое напряжение, а они помогут ему быстрее достичь внутреннего равновесия, и он начнет двигаться по жизни дальше, забыв о Волдемотре, как о ночном кошмаре, окруженный любовью и заботой друзей и любящих людей. Все эти доводы Гермионы вызывали у Гарри только саркастическую усмешку. Если у него и был посттравматический стресс, как это по–научному называла его подруга, только не на последствия сражения с Темным Лордом, а на то, что произошло между ним и Малфоем в школьном сортире, и вот как раз об этом он не собирался ни с кем говорить или что–либо обсуждать. Он держал это глубоко в себе, а каждую ночь переживал заново, засунув руку под резинку пижамных штанов и мастурбируя торчащий от перевозбуждения член, который, казалось, готов был взорваться от напряжения. Воспоминания о том, как Малфой оттрахал его в школьном сортире, очень возбуждали Гарри и вызывали сильные эмоции, замешанные на унижении, стыде, боли и остром наслаждении, которое он тогда испытал. Каждый раз, когда липкая сперма заливала его потную ладонь или в штанах становилось мокро и противно от растекающегося пятна, Поттер ненавидел и презирал себя. Он ощущал себя грязным извращенцем и мечтал только об одном, как бы поскорее добраться до ванной комнаты. Стоя под холодными струями душа, Гарри не мог понять, что с ним происходит, и как так получилось, что Малфой в последнее время стал занимать все его мысли. Парень ловил себя на том, что постоянно думает о слизеринце и представляет себя именно в той унижающей достоинство позе – на карачках с выставленной жопой, под Малфоем. Стоило только бывшему гриффиндорцу подумать об этом, как он моментально испытывал эрекцию. Поттер гнал от себя мысль, что ему понравилось ощущать себя шлюхой, но, как он не старался, обмануть сам себя не мог. Гарри постоянно возвращался к воспоминаниям о произошедшем и понимал, что ему хотелось бы снова ощутить приятную тяжесть тела Малфоя, властно прижимающего его, почувствовать руки слизеринца на своем теле и распирающую внутренности заполненность его хуем. Поттера начинало трясти от возбуждения и переизбытка гормонов, когда он вспоминал, как Драко ебал его в жопу, постоянно касаясь чувствительной простаты, отчего у него темнело в глазах и перехватывало дыхание. И Гарри хотелось испытывать это снова и снова, эти мысли сводили его с ума, и он раз за разом, вспоминая это, хватался за член, и, закусив губу от усердия, гонял крайнюю плоть, туго сжимая ствол ладонью, и теперь уже сам пытался трахнуть себя, засовывая пальцы поглубже в анус, чтобы усилить ощущения.
