– Кёртис! – говорит она и широко улыбается, судя по голосу. – Салям алейкум, братишка! Мой определитель тебя не опознал. Ты сменил номер?

– Да, – говорит Кёртис. – Твой определитель не ошибся. Я только сейчас вспомнил, какой сегодня день, и удивлен, что кого-то застал. Вам уже пора двигаться в мечеть.

– Мы слегка затянули с выходом. И это к счастью, иначе пропустили бы твой звонок. Как поживаешь?

– Все в порядке. Но не буду тебя задерживать. Я хотел поговорить с отцом. Есть он там поблизости?

Кёртис слышит легкий стук, с которым Мавия кладет трубку на столик. Ее пронзительный голос удаляется вглубь дома, слова становятся неразборчивыми. Пока Кёртис ждет, его посещает пара воспоминаний, быстро следуя одно за другим. Во-первых, ее фотография на стене библиотеки в Данбаре: она окончила школу на шесть лет раньше него, но продолжала присутствовать там уже в легендарном статусе. Четыре раза в неделю он проходил мимо этого фото, отправляясь на футбольное поле за очередной порцией тумаков от линии защиты. Во-вторых, несколько лет спустя: ее исполнение «Let’s Get Lost»[4] в маленьком клубе на 18-й улице, с закрытыми глазами, в круге голубого света. А позади нее, в тени, его отец склоняется над контрабасом. Уже вышедший из тюрьмы, но еще находящийся под надзором. В ту пору ее звали Нора Броули, а отец звался своим прежним именем Дональд Стоун. Кёртис тогда прилетел на побывку из Субика и сразу направился в клуб, даже не сняв повседневную форму цвета хаки, измотанный и выбитый из колеи сменой часовых поясов. Он помнит запотевшую пивную бутылку в своей руке и ощущение, будто все вокруг него переворачивается с ног на голову. Стэнли тоже был где-то там. Невидимый. Лишь его голос из темноты.

Кёртис слышит тяжелые отцовские шаги, через пол и столик передающие сотрясение телефонной трубке.

– Малыш!

– Привет, па.

– Не мог найти другое время для звонка? Знаешь же, что сейчас мне некогда точить лясы. Давай-ка я звякну тебе попозже с мобильника.

– Я ненадолго, па. Только одна маленькая просьба. Я тут пытаюсь связаться со Стэнли.

Кёртис чувствует тишину, которая повисает между ними и раздувается как мыльный пузырь.

– Стэнли? – уточняет отец. – Стэнли Гласс?

– Он самый, па. Стэнли Гласс. Мне нужно с ним поговорить. Может, у тебя есть его телефон или…

– А на кой тебе сдался Стэнли Гласс, малыш?

– Да так… просто хочу кое-кому помочь. Его разыскивает один мой друг. Я тебе о нем рассказывал – тот самый, который собирается дать мне работу в «Точке».

– Где? Ты же вроде говорил, что будешь работать в…

– В «Спектакуляре», да. Так оно и есть. Просто все, кто там работает, называют этот отель «Точкой», потому что…

– Хорошо, но что понадобилось этому твоему другу от Стэнли Гласса? Или он никогда не слышал о справочной службе? Достаточно набрать «четыре-один-один», и ты получишь номер Стэнли из базы данных Филадельфии. Всего-то проблем…

– Похоже, Стэнли сейчас не в Филли, папа. И не в Атлантик-Сити. Я думаю, он сейчас здесь.

– Секундочку, а где находится это самое «здесь»?

– В Вегасе, – говорит Кёртис. – Я звоню тебе из Лас-Вегаса.

Его отец делает глубокий вдох и с шумом выпускает воздух. Кёртису не следовало втягивать его в эти дела.

– Послушай, па, – говорит он, – я знаю, тебе сейчас некогда…

– В последнее время я мало общался со Стэнли, Кёртис, – говорит отец. – Он хороший человек и прекрасный друг, один из моих старейших друзей в этом мире, но мы с ним почти прекратили контакты после моей женитьбы на Мавии. Я его не осуждаю и не держу на него зла, но факты таковы, Кёртис…

– Я знаю, папа.

– Факты таковы – если позволишь мне закончить мысль, – факты таковы, что Стэнли – профессиональный игрок. А мы с Мавией теперь правоверные мусульмане. Во всяком случае, я стараюсь им быть. Учение пророка, мир ему и благословение, категорически запрещает…

– Да я все знаю, папа.

– Я знаю, что ты знаешь. Но ты должен крепко усвоить одну вещь. Стэнли – игрок до мозга костей. Он ходячий игровой автомат. Быть вместе со Стэнли – это значит играть вместе со Стэнли. А я так не могу. Я люблю его, он мне как родной брат, но…

– Ладно, папа, я тебя задерживаю. Мое дело не настолько важное. Я понял все, что ты сказал, и…

– Я только хочу, чтобы ты меня выслушал, Кёртис.

– И я тебя слышу, папа, будь уверен. Извини, что побеспокоил. А сейчас мне пора идти. Попрощайся за меня с Мавией.

Кёртис отключается и еще какое-то время смотрит на свой новый телефон, размышляя о собственной безграничной тупости и неспособности понять самые вроде бы простые вещи. Он все еще не позвонил жене.

Чтобы немного развеяться, он застилает широкую гостиничную кровать, тщательно расправляя простыни и покрывало. Это занятие успокаивает и приносит хоть какое-то удовлетворение. А снаружи омытый дождем и уже обсохший город шумит под утренним солнцем, открывая себя новому дню.

Кёртис садится в автобус на остановке у казино «Харрас», ярдах в четырехстах южнее своего отеля. Он платит два бакса, занимает место поближе к передней двери и глазеет по сторонам, проезжая вдоль Стрипа: на казино «Слотс-э-фан», на рекламу шоу «Крейзи герлз», на толстые синие щупальца водных горок в аквапарке. Горбатые желтые краны поводят стальными стрелами над холмами светлого грунта – могилой «Дезерт инн». Рабочие поливают землю из пожарных шлангов в попытке прибить пыль, но это не помогает: земля мигом всасывает воду, а пыльное облако с привкусом кремния остается висеть над площадкой.

В этот час автобус почти пуст – никаких голосов в салоне, слышно только урчание дизеля, – и Кёртис, повернувшись на сиденье, вытягивает шею, чтобы разглядеть вдали гору Чарльстон, благо воздух достаточно прозрачен после ночного дождя. На вершине еще полно снега, который яростно сверкает под слепящим солнцем, – этакий пробел на самом горизонте, словно кусок пустоты на месте чего-то вырванного из пейзажа.

Гора исчезает за трехногой башней отеля «Стратосфера», и Кёртис снова поворачивается лицом к ветровому стеклу. Теперь уже большие казино остались позади, а вдоль улицы тянутся мотели, свадебные часовни, магазины женского белья и всякой бижутерии. Эта часть бульвара всегда напоминала Кёртису Филиппины: Субик-Бей и мост в Олонгапо, за вычетом вонючей речки, лавчонок менял да босоногих детей, выпрашивающих мелкие монеты. Несколько помятых цепкоглазых раздатчиков рекламы уже заняли позиции на улицах, пристроив у ног свои пухлые сумки и прихлебывая кофе из бумажных стаканчиков. Вчерашние листовки и буклеты валяются на тротуарах: большей частью реклама секс-клубов, служб сопровождения и борделей. Ряды пальм редеют, уступая место рекламным билбордам: город навязчиво продается самому себе. С удивлением Кёртис вдруг ощущает радостную дрожь и, задержав дыхание, подавляет неуместную улыбку. «Что происходит в Вегасе, то здесь и остается». Он совсем один, и не с кем делить риск; он в кои-то веки в своей рубашке, которая, как ни крути, ближе к телу, чем казенная униформа.

Он высаживается близ Фремонт-стрит, главной улицы в старом центре города, с недавних пор превращенной в пешеходную зону и накрытой стальным куполом со множеством звуковых колонок и цветных светодиодных дисплеев. Сейчас видеошоу выключено, динамики молчат. С боковых улиц выныривают ранние пташки утренней смены – официанты, танцоры, торговцы; многие несут свою рабочую форму в рюкзачках или спортивных сумках. Кёртис, по инерции настроенный на время Филадельфии, понимает, как глупо начинать поиски в такую рань. Где бы Стэнли сейчас ни находился, он наверняка еще спит.

По 4-й улице он добирается до бара «Голд-спайк», где с досадным удивлением узнает, что стоимость завтрака из двух яиц там более чем удвоилась со времени его последнего визита: теперь они просят доллар девяносто девять центов. Он делает заказ у стойки, устраивается в кабинке у окна, смотрит на грузовики, такси и бронированные инкассаторские машины, мелькающие за пыльным стеклом.