– Очередной образчик народной мудрости из твоих уст, Кёртис. Тебе стоит вышить это крестиком на своей подушке.

– Такое чувство, будто мне не сочли нужным сообщить истинную суть дела. Это должно быть нечто посущественнее счета карт и долговых расписок. Если ты понимаешь, о чем я.

– О, я-то отлично понимаю, – говорит она. – А вот ты, со своей стороны, явно без понятия, во что вляпался. Я бы скорее купилась на твой мисс-марпловский треп, если бы не обнаружила короткоствол у тебя под курткой. А за ответами обращайся к своему дружку Деймону. У меня нет желания раскладывать перед тобой по полочкам все это дерьмо.

Теперь взгляд Вероники блуждает по комнате, при этом не задерживаясь на Кёртисе, и он понимает, что настал удобный момент, чтобы вызвать ее на откровенность. Уже довольно долго она остается одна, и ее это тяготит. Похоже, она созрела для беседы по душам хоть с кем-нибудь.

– Стало быть, – говорит он, – как я понял из твоих слов, Стэнли не занимал никаких денег в «Точке»?

– Ничего такого я не говорила. Но ты сам пораскинь мозгами, Кёртис. С чего бы это Стэнли обращаться за поручительством к Деймону?

Кёртис пожимает плечами:

– А с чего люди вообще берут деньги в долг? Сегодня я обедал с Уолтером Кагами, и он сказал, что в последнее время у Стэнли шла черная полоса. Он много просадил за игорными столами.

Вероника смеется.

– Ох уж этот Уолтер! – фыркает она. – Вот что я скажу тебе, Кёртис. Уолтер Кагами – очень милый человек, но он частенько несет дикий вздор.

– То есть Стэнли не нуждался в деньгах?

Она смотрит на него так, словно не может решить, кто перед ней: редкостный хитрец или редкостный болван.

– Скажи мне, Кёртис, насколько хорошо ты знаешь Стэнли Гласса?

Вопрос ставит его в тупик. Сформулировать четкий ответ не получается.

– Стэнли мне как родной, – говорит он. – Он старейший друг моего отца. Моя мама умерла, когда я был еще маленьким. А отец увяз в своих проблемах. И тогда мне помог Стэнли. Он разыскал родственников мамы, и они приняли меня в свою семью. А он помогал деньгами, да и не только деньгами. Я ему многим обязан.

– Значит, он для тебя скорее член семьи, чем друг.

– Я считаю его своим другом.

– Но ты не знаешь его как профессионала.

– Нет, – говорит Кёртис. – В этом качестве не знаю.

С минуту она сидит молча, что-то обдумывая.

– Это ведь ты познакомил его с Деймоном Блэкберном? – спрашивает она.

Кёртис кивает. Вероника смотрит на него, и лицо ее каменеет, словно она надела еще одну маску. Затем она берет с подушки пистолет.

Кёртис переносит вес тела на носки, готовясь опрокинуть кресло и прыгнуть в сторону, однако ствол пистолета направляется в потолок. Вероника вынимает обойму и кладет ее на стол рядом с лампой, потом извлекает патрон из патронника и кладет его туда же.

– Ты, наверное, считаешь Стэнли профессиональным игроком, – говорит она. – Но это неверно. Азартные игры – это не профессия Стэнли. Это способ его существования в нашем мире. Ты меня понимаешь?

– Как-то не очень.

Она откидывается на диванную спинку и садится по-турецки. Ногти на ее ногах покрашены в розовый цвет – и, похоже, совсем недавно.

– Ты в курсе, что он не считает карты? – спрашивает она.

– Не понял, повтори.

– Стэнли никогда не считает карты. Ты этого не знал? Ты вообще представляешь себе, что такое подсчет карт?

– В общих чертах – да.

– Не так давно мы со Стэнли работали в «Фоксвудзе», – продолжает она. – Я дала ему наводку на стол, который начал разогреваться. Когда я вернулась туда через двадцать минут, перед ним возвышалась целая гора фишек. Он полностью держал игру под контролем, не проиграв ни одной ставки. Менеджер уже собрался вмешаться, но Стэнли был начеку, быстро поменял мелкие фишки на крупные, и мы слиняли. Чуть погодя я спросила, какие карты оставались в колоде на момент его ухода, но он не смог мне ответить. Мое недоумение его развеселило. Представь себе, он вообще не напрягает мозги за игорным столом, он просто чувствует игру, и это для него естественно. Человек закончил всего пять классов средней школы и больше нигде не учился. Теория вероятностей для него темный лес. Он в нее даже и не верит.

– Не верит во что?

– В теорию вероятностей.

Она тянется к столику, берет бокал и замечает, что тот пуст. Смотрит на бокал озадаченно, как будто не понимая, как такое могло получиться.

– Выпьешь? – спрашивает она.

– Нет, спасибо.

– Тогда, может, плеснешь мне? Я бы сделала это сама, но все еще боюсь, что ты начнешь стрелять, стоит лишь отвернуться.

Взяв ее бокал, Кёртис направляется к мини-бару, на полке рядом с которым стоит початая бутылка бурбона, и наливает на два пальца. Потом снимает обертку с нового бокала и наливает себе.

– С точки зрения Стэнли, – говорит Вероника, – денежный выигрыш – это наименее интересное из того, что можно получить за карточным столом. Играть, не имея другой цели, кроме обогащения, – это все равно что…

Она принимает бокал от Кёртиса.

– …все равно что использовать телефонный справочник только для сушки гербария. Или использовать англо-латинский словарь для перевода с латыни на английский.

– Секунду. Повтори-ка еще раз.

– Ладно, забудь. Неудачный пример. Здесь больше подходит сравнение с четырехкратным видением Уильяма Блейка. «Храни нас, Бог, от виденья единого и Ньютонова сна!» Улавливаешь?

– Я в этом ни черта не смыслю, – говорит Кёртис.

– О’кей. А ты что-нибудь смыслишь в таких вещах, как сфирот или гематрия?

Кёртис отвечает ей непонимающим взглядом.

– А как насчет каббалы?

– Только то, что слышал об этом от Мадонны. Меня мало трогают подобные вещи.

Вероника корчит гримасу и отхлебывает из бокала.

– Это какое-то еврейское учение, да? – спрашивает Кёртис. – Мистика всякая?

– Изначально еврейское. И главным образом еврейское. Хотя гои активно подключаются к этому делу по меньшей мере с пятнадцатого века. И прежде всего мистическое, верно, но в то же время это и система практической магии. Вот что особенно интересовало Стэнли.

– Говоря о практической магии, ты ведь не имеешь в виду Зигфрида и Роя?

– Нет, конечно же. Я говорю о практике использования талисманов, формул и заклинаний для вызова ангельских и демонических существ, чтобы они исполняли твои желания.

Кёртис растерянно моргает.

– Похоже, ты надо мной прикалываешься, – говорит он.

– И вовсе не прикалываюсь. По-твоему, Стэнли тоже приколист? Вопрос на хренову кучу баксов.

Кёртис не знает, что на это сказать. Он ставит на столик свой бокал. Потом берет в руки книгу – карманного формата, в мягкой обложке, с прошитым корешком. На ощупь сильно истертая обложка напоминает тонкую кожу или старую долларовую купюру. При первом же прикосновении к ней Кёртис каким-то образом понимает, что эта книга ранее принадлежала Стэнли. Она оказывается более плотной и увесистой, чем можно было ожидать по ее виду. Кёртис на секунду слегка ослабляет хватку и чувствует, как книга соскальзывает вниз между пальцами.

– Уолтер обеспокоен, – говорит Кёртис. – Он думает, что Стэнли тронулся умом. А ты утверждаешь, что он на старости лет ударился в религию?

– Многие люди в старости обращаются к религии и начинают посещать церковь, вместо того чтобы делать ставки в казино. Но со Стэнли все обстоит намного сложнее.

Вероника не отрывает взгляда от книги в руках Кёртиса. Возможно, ей это не нравится, но вместе с книгой он завладел и ее вниманием.

– Может быть, Уолтер и прав, – говорит она. – Может, Стэнли следует посадить под замок. Пусть себе играет в криббедж в каком-нибудь тихом уютном месте. Может, для него это будет самым лучшим исходом.

– И с каких пор он увлекся всем этим: магией, каббалистикой?

Вероника слабо улыбается:

– Вообще-то, слово «увлекся» применительно к Стэнли здесь не вполне уместно. Вот я этим действительно увлекаюсь. И я воспользовалась своими знаниями, чтобы лучше узнать Стэнли. Собственно, на этой почве мы с ним и сошлись. Он часто играл за моим столом, когда я работала крупье в «Рио». Однажды мы с ним разговорились. И тогда выяснилось, что его очень интересует развитие традиций герметической и каббалистической магии в философии Нового времени, уже после Пико. А я хотела знать, как с помощью игорной индустрии быстрее погасить мои студенческие кредиты. Так что мы оказались полезны друг другу и с той самой поры сделались друзьями – прямо не разлей вода. Однако Стэнли никогда не зацикливался на теоретических деталях. Он не намерен создавать свою систему или применять кем-то созданную. Плевать он хотел на гематрию как таковую. Его интересует только результат, чего можно добиться с ее помощью.