— У него все так плохо, — говорит она нараспев, словно мы вернулись на игровую площадку в начальной школе. — И он не единственный.

Я пристально смотрю на нее, отчасти потому, что она прервала нас и отчасти потому, что она права.

— Ты обещала: никакого сводничества, Габби.

— Я не обещала!

— Обещала, ты обещала тем утром в грузовике, — напоминаю я ей.

Она улыбается, и есть что-то доброе в этой улыбке, что заставляет меня расслабиться.

— Я имею в виду, что не делала ничего для сводничества. Это все... вы двое. Все это видят.

— Видят что? — спрашиваю я, прикидываясь невинной.

— То, как он смотрит на тебя, Келли. То, как ты смотришь на него. Если ты думаешь, это просто какая-то интрижка...

— Это интрижка, — говорю я, прерывая ее. — И я наслаждаюсь ей, пока она длится. Не разрушай эти два дня, которые у меня остались, пытаясь превратить то, что происходит, в нечто большее.

— Келли, — вздыхает она. — Я не глупа. Как думаешь, что произойдет, когда это все закончится?

— Что, как я знаю, произойдет, так это то, что вы с Беном отправитесь в медовый месяц. Я вернусь в Даллас, а Нейт — в Боулдер, и я буду с нежностью оглядываться назад.

— ТИХО ВСЕМ! — кричит Мадлен. Нейт держит ее, и она кажется смущенной внезапным вниманием, когда в комнате воцаряется тишина, поэтому утыкается головой ему в шею, пряча свое лицо. Он делает несколько шагов в сторону гостевого дома, чтобы каждый мог видеть его, и ищет мои глаза в толпе. Подмигивает мне, и я понимаю, что он делает все это, для того, чтобы прервать этот разговор, потому что видит, как мне не по себе. Я могла бы и поцеловала бы его за это, если бы это не разозлило Габби.

Нейт прочищает горло.

— У Мэд есть кое-что, что она хотела бы сказать своим дядюшке Бену и новой тетушке Габби, — говорит он с улыбкой, нежно подталкивая Мадлен своим подбородком.

Габби, никогда не оставляющая разговор незавершенным, оборачивается ко мне, перед тем как указывает в сторону Нейта, словно хочет напомнить мне о том, что у меня прямо перед глазами.

— Ты на самом деле собираешься сделать себя несчастной, чтобы доказать свою правоту?

— Я ничего не пытаюсь доказать, — говорю я ей, и это правда. Она думает, что я стану несчастной, если не дам себе шанс быть с Нейтом, но я смогу пережить эти страдания. Неизбежно разбитое сердце, вот что убивает. 

Уже поздно, и все гости начинают прощаться и возвращаются в свои комнаты, чтобы отдохнуть перед важным днем, ожидающим нас завтра. Завтра в это же время я буду стоять здесь со всеми этими людьми, одетая в красивое платье, и Габби на всю оставшуюся жизнь свяжет себя с Беном узами брака. Что самое замечательное, по крайней мере, для меня, это то, что она даже ничуть не нервничает. Конечно, она переживает о церемонии, но обязательная часть уравнения даже не заставляет ее напрячься. 

Я достаточно самокритична, чтобы признать, что завидую ей в этом плане. Не то чтобы я жаждала выйти замуж, но всегда хотела, чтобы такая вероятность присутствовала. Теперь это кажется неосуществимым для меня, как выиграть джекпот в лотерее. Я вспоминаю, как Нейт сказал мне ранее этим утром, что необходимо рассказать людям, причинившим мне боль о том, что они со мной сделали. Возможно, есть от этого какая-то польза, помимо помощи этим людям не совершать вновь те же ошибки. Возможно, примирение поможет мне двигаться дальше. К чему конкретно, не знаю... но, разве прямо сейчас это важно?

В другом конце двора, Итан в одиночку сидит на скамейке. Его локти опущены на колени, и он держит бутылку пива за горлышко, зажав его большим и указательным пальцами, осторожно покачивая ее туда-сюда. Мне приходит в голову, что, несмотря на то, что я не готова поговорить со своим отцом о том, как чувствовала себя, когда он оставил нас с мамой, я готова поговорить с Итаном о нашем расставании. Возможно, это поможет ему больше, чем мне, и как бы сильно мне не хотелось помогать ему, я сделаю это. Когда-то он был моим другом, и иногда я скучаю по этому, даже если боль предательства портит эти воспоминания.

Я спускаюсь с крыльца и шагаю через лужайку, и если Итан и удивлен, когда я сажусь рядом с ним, он этого не показывает. Его взгляд останавливается где-то справа от нас, и когда я поворачиваю голову, то вижу, что он смотрит на Эмили. Мадлен спит, раскинувшись на коленях Эмили. Эмили пробегает пальцами по волосам Мадлен, пока разговаривает с Джессой. Не вполне понимаю, откуда исходит эта неистовая защитная волна, учитывая тот факт, что я едва знакома с Эмили, но она есть, и я не могу ее игнорировать.

— Не изменяй ей, Итан. Она этого не заслуживает, — говорю я. Удивлена своей прямотой, но Итан не выглядит обиженным этим. 

Итан молчит минуту, наблюдая за своей девушкой, надеюсь, позволяя тому, что я только что сказала, уложиться в голове.

— Вы двое теперь друзья? — наконец, отвечает он.

— Мне не обязательно дружить с ней, чтобы понять, что я не хочу, чтобы это произошло с ней.

Глядя на меня грустными глазами, Итан открывает и закрывает рот, будто хочет что-то сказать, но не совсем понимает, как это выразить. Вместо этого, я решаю говорить за него, потому что мне нужно сделать это, пока я готова.

— Я просто скажу это хорошо? Это все будет абсолютно лишено всякого гнева и обиды, которые я испытывала по отношению к тебе на протяжении последних шести месяцев, и после того, как я выскажусь, ты сможешь перестать смотреть на меня, как на брошенного щенка, а я перестану смотреть на тебя так, словно хочу вырвать твое сердце, и, возможно, для Бена и Габби наши отношения больше не будут неудобными, - говорю я на одном дыхании. — Все это время я была зла на тебя не из-за измены, которая да... причинила мне боль, но... в тот день ты что-то отнял у меня, Итан. Ты убил мою веру в людей и мою способность доверять им и с готовностью принимать их слова. Ты заставил меня бояться рискнуть еще раз. — Его взгляд застыл на моих глазах, и каким-то образом я понимаю, что он слушает и принимает мои слова близко к сердцу. — У меня были проблемы с некоторыми вещами, до того как я познакомилась с тобой, имею в виду, я не перекладываю всю вину на тебя, но ты не помогал с этим. Не уверена, смогу ли когда-либо стать такой, какой была раньше. Возможно, я смогу двигаться дальше после всего этого и стану сильнее, лучше. Надеюсь на это. Надеюсь, и ты станешь... — Я делаю глубокий вдох, потому что сказать эти слова труднее, чем я ожидала. — Я надеюсь, у тебя хорошая жизнь, Итан. Действительно надеюсь.

Итан моргает влажными глазами, и я практически слышу, как он сглатывает.

— Келли, мне жаль, что я причинил тебе боль.

— Я знаю, — говорю я, тянусь и сжимаю его предплечье. — Я прощаю тебя.

Его глаза возвращаются к Эмили, на его лице написана неуверенность.

— Отпусти ее, если все станет слишком плохо, — он кивает, но не смотрит на меня, и я воспринимаю это как намек уйти. Я делаю всего лишь несколько шагов, перед тем как он говорит.

— Нейт — хороший парень.

Я могу посмеяться, потому что Итан — самый последний человек, которому я когда-то захочу рассказать о любом потенциально возможном любовном интересе, и хочу сказать ему, что не нуждаюсь в чьих-то указаниях на душевную нравственность Нейта. Но я не хочу заканчивать этот разговор с озлобленностью; это разрушит все, что я пыталась здесь сделать.

Вместо этого, я говорю ему правду.

— Я знаю. 

Когда я возвращаюсь на патио, Нейт опирается на перила с края, вдали от всех. Только по выражению его лица могу сказать, что он видел, как я разговаривала с Итаном, и когда он поднимает взгляд, его глаза полны вопросов. Подсознательно, я понимаю, что он не будет расспрашивать меня, о чем мы разговаривали, потому что знает, что это на самом деле не его дело. И что самое странное, я хочу, чтобы это было его делом. По тем или иным причинам, я не хочу, чтобы он волновался об этом, или чтобы любые мысли о примирении между Итаном и мной даже приходили ему в голову.