"Он живой! Как же так?"

"Они знакомы?"

"Тогда что же за фарс с допросом?"

"А фото? Фальсификация? Фотошоп?"

"Но я видел тело, -- мертвое тело!" -- думал я, пока Лешка и капитан пожимали друг другу руки.

-- Соболезную, -- произнес капитан Петров.

Парнишка заметно вздрогнул и кивнул в ответ.

"Что?"

-- Рядом с вашим домом убили брата Алексея, -- сказал капитан, обращаясь ко мне и одной этой фразой отвечая на почти все мучившие меня вопросы.

-- Ваньку!? Ваньку У-БИ-И-ЛИ!? -- внезапно завопила девица, о которой я, кажется, совсем забыл.

-- Из-за тебя, подонок! Его убили из-за тебя! Я говорила, что так будет...

Разъяренной фурией она метнулась в нашу сторону и бежала до тех пор, пока рвущийся из ее груди крик вдруг не оборвался, а сама красотка не замерла в паре метрах от Лехи, будто окаменев.

Та штука на ее груди, что недавно полыхала огнем в декольте и которую я принял за колье, оказалась кулончиком, подвеской, темным камушком на простой цепочке. Только сейчас не было декольте, да и самого роскошного платья тоже не было; невероятная горгоноподобная прическа пропала, а пульсирующий вокруг красавицы кокон будто испарился. Рядом с нами стояла напуганная, небольшая, не очень привлекательная девушка. Она вздыхала, охала, ощупывала себя, будто не понимая, где она и что с ней происходит.

Всклокоченные, пегие, плохо прокрашенные волосы выглядели нелепо. Огромная, не по размеру, белая мятая футболка, напоминающая купол парашюта, скрывала ее руки по локоть и ноги ниже колен, и в довершение -- грязные, в пятнах, бело-красные кеды на босу ногу.

На контрасте с той роскошно-демонической красавицей, минуту назад угрожающей нам с капитаном, теперь девица выглядела ущербно и жалко.

Бывшая супермодель поскуливала. В ее огромных глазах замер еще более огромный ужас, а чувство потерянности почти материализовалось. По щекам большими быстрыми шариками сбегали слезы.

"Вот так сходят с ума", -- подумалось мне.

Ощущение, что ее рассудок телепенькается на грани полного исчезновения, появилось очень остро и, по-видимому, не только у меня.

В пару прыжков Леха подскочил к девчонке, взял ее за руку и потянул за собой в сторону от нас с Петровым.

-- Пошли, пошли, Огна -- бормотал паренек, но та как будто не слышала. Казалось, она вот-вот "стечет" на газон.

Тогда Лешка подхватил девушку на руки и легко, будто она ничего не весила, побежал.

Не понимая, что происходит, я посмотрел на Петрова и поразился его крайне довольному лицу.

-- Что здесь происходит? -- спросил я и слегка толкнул капитана в предплечье, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание.

Не глядя на меня, Петров покачал головой и обронил:

-- Идиоты.

Я подождал пару секунд и повторил свой вопрос.

Ответ я так и не получил, впрочем, через секунду я забыл и о самом вопросе. Меня отвлек вскрик, точнее, глубокий и громкий возгласо-вдох, словно кто-то, умирающий от удушья, вдруг дорвался до воздуха и задышал, захлебываясь, полной грудью. Девушка выскользнула из Лешкиных рук и, едва удерживаясь на трясущихся ногах, дышала -- дышала часто, громко и глубоко.

А потом она изменилась.

Камушек на груди полыхнул, и пламя, вырвавшееся из кулончика, волной пробежало по оживающей колдунье. Затрапезная футболка вмиг превратилась в безупречное красное платье, волосы почернели, собрались в пряди и ожили, а на ногах вместо грязных кедов появились роскошные туфли. Мерцающий кокон возник тут же и, подпитываясь пламенем безумствующего кулона, наливался мощью и жаром. Через пару секунд, выплевывая во все стороны языки пламени, вокруг девицы бесновался огонь. Он обжигал воздух, испепелял землю и пытался пожрать стоящего рядом Леху. Это выглядело действительно так, но пламя будто наталкивалось на барьер. Что-то невидимое существовало между выжигающей мощью кокона и стоящим рядом парнишкой. В тех местах, где пламя касалось незримой преграды и поглощалось ею, возникали серебристые всполохи, похожие на мазки серебристой краски.

"Щит!? Как же я раньше об этом не догадался. Что я за тормоз!" -- поругал я себя и, желая подтвердить свою догадку, вновь толкнул Петрова и прокричал:

-- Щит? Это Щит?

Пожимая плечами, дескать и дураку понятно, капитан ответил:

-- Ну да. Огненный у этой припонтованной дуры и щит льда у того засранца.

И тут возродившаяся супермодель заорала. Что есть дури, запрокинув голову, Огна кричала куда-то вверх, высвобождая какую-то нереальную мощь из своего бушующего щита и освещая ночной парк, словно упавшее на газон солнце.

В тот момент я согласился с Петровым -- действительно дура, и даже хотел поделиться своим согласием с ним, испытывая, в такое трудно поверить, симпатию к капитану, но сделать этого я не успел.

Выражение лица капитана Петрова вдруг изменилось, и он обронил одно единственное слово, в котором звучала всамделишная тревога:

-- Бля-я-я!

ГЛАВА 21,

в которой наш герой открывает себя, и это его не радует

В ослепительном сиянии щита Огны на фоне деревьев я увидел людей. Пятеро, одетые в светло-серые, почти белые балахоны, в капюшонах, они здорово напоминали того человека, что минувшим вечером бегал здесь по поляне.

Кто это и что им нужно, спросить капитана я не успел: раздался хриплый и как бы придушенный голос, прозвучавший тем не менее очень громко:

-- Живым, его только живым! Остальных уничтожить!

"Как в низкопробном боевике", -- подумал я, вспоминая свои ощущения недоброй сказки, возникшие у меня, когда я пришел в это место. И вот недобрая сказка превращается в очень недобрую быль.

Эхо хрипатого голоса еще вибрировало в ночи, а Огна не только прекратила вопить, но и умерила прыть своего щита.

Под ногами Лехи блеснуло, и его ботинки покрылись серебристой корочкой, искрящейся, как иней под солнцем. Бело-голубая пульсация зарождалась на его обуви и стекала вниз, где, будто питая проявляющийся вокруг паренька серебристый щит, поднималась по эллипсоиду кверху.

"Предчувствие меня не обмануло", -- крутилось у меня в голове. Я поглядывал то на стоящих в отдалении людей, то на красно-оранжевый и бело-голубой эллипсоиды Лехи и Огны, то на капитана Петрова. "Ну, что же ты... -- мысленно подгонял я гиганта, -- давай, не тормози!" Но вместо того, чтобы изобразить вокруг себя энергетическое поле зеленого, коричневого или еще какого-нибудь цвета, Петров просто стоял и недобро поглядывал вдаль.

И вдруг воздух наполнился мутью и в мгновение перестал быть прозрачным. А потом в той непонятного цвета мути возникли похожие на дым сигарет ярко-фиолетовые буруны.

"Ах, какой же он все-таки молодец, -- подумал я, в восхищении оглядываясь по сторонам. Мы с капитаном находились внутри огромной, метров десять-двенадцать в диаметре, полусферы. Фиолетовый дым клубился вокруг и, пытаясь прорваться к нам, растворялся и исчезал, пройдя сквозь границу гигантского щита. -- Крут мужик, ничего не скажешь. Не то что эти детишки с их крошечной персональной защитой".

За границей щита капитана, в бушующей пурге, состоящей из не-пойми-чего, я видел, как красный и голубой щиты чуть видимыми пятнами скакали по поляне. Иногда возникали яркие вспышки и до меня доносились звуки, похожие на приглушенные взрывы.

"Воюют, -- подумал я, испытывая желание принять участие в том сражении, но не зная как. Похоже, подобное чувство переживал не я один, капитан Петров напряженно всматривался во тьму и напоминал мне огромного пса, жаждущего сорваться вперед, но удерживаемого поводком. -- Меня прикрывает, молодец!"