Понимаю, что скажу, возможно, неожиданную вещь, но... скажу: "Когда я наблюдал за акробатическими этюдами капитана Петрова, то искренне восхищался им".

Я стоял недалеко от скамейки и не знал, что мне делать. Подбежать к капитану и прикрыть его полем своей особенности и от тварей, и от фиолетовых вспышек, конечно же, можно, но тот находился так близко к Огне, что я не смел рискнуть. Адреналин бил в голову, меня трясло, а в мыслях одна за другой выстраивались возможные траектории движения. И тут вопрос разрешился сам собой: Огна вскочила на ноги.

Голая, белокожая, встрёпанная, через мгновение она облачилась в полыхнувший щит и исчезла с оглушительным "Па-ф-ф". И буквально тут же, объятая пламенем, она обрушилась на скачущих балахонщиков.

Петров сразу же остановился, и преследующие его твари с разгона врезались в капитана. По-прежнему не обращая на них внимания, капитан огляделся по сторонам и не спеша, вразвалочку направился ко мне.

Эти призрачные существа, наверное, очень тупы, если вообще у них есть мозг: они кидались на капитана и преследовали его до тех пор, пока не исчезли в моей антимагии.

ГЛАВА 23,

время разбрасывать камни...

Не прошло и минуты с того момента, как Огна отправилась сводить счеты с кучкой балахонщиков, а на меня опять, во второй раз менее чем за сутки, налетел "большегруз". Только сейчас я не отделался банальным отшвыриванием в сторону: после того как тело мое распласталось по земле, сама "фура" навалилась сверху и вдавила меня в ту самую землю. А случилось это после отрывистого и мгновенно возникшего "вжик" пронесшейся рядом осы.

Под защитой моей особенности мы с Петровым стояли у скамейки и наблюдали за боевыми действиями, кажется, безрезультатно продолжающимися невдалеке. Леха, Огна и четверо людей в балахонах продолжали скакать рядом с деревьями и обстреливать оппонентов сгустками разноцветных энергий. Огна швыряла ошметки полыхающей магмы, Леха выстреливал бело-синими, по-видимому ледяными, субстанциями, а те четверо (куда же еще один подевался?), атаковали светящимися фиолетовыми бурунами. Зрелище разнообразили лишь изредка возникающие призрачные чудовища, устремляющиеся вдогонку за Лешкой или Огной. Впрочем, существовали они недолго и от первого попадания в них исчезали. На поле боя прослеживался паритет: сияющие щиты девушки и Лехи поглощали все, что попадало в них, а огненные и ледяные ответные удары, когда достигали цели, расплющивались очень эффектно, по-киношному, о невидимую границу, существующую вокруг каждого балахонщика.

-- Что это, капитан? -- кивнул я в сторону мечущихся людей.

Петров, следуя дурной привычке, ответил не сразу и не посмотрев на меня:

-- Возможно, им нужна книга, -- сказал он, но голос звучал не уверенно, -- Но почему тогда "Его только живым! Остальных уничтожить!"

Капитан замолчал.

-- И...!? -- нетерпеливо, спросил я.

В ответ он пожал плечами:

-- Посмотрим, что будет дальше. Нужно разбираться...

-- Разбираться? -- Отрешенное спокойствие капитана в столь напряженный момент меня раздражало.

-- Сейчас они напрыгаются, -- кивнул головой капитан, -- и уйдут. А мы заберем книгу, и я кое-куда вас провожу.

"Напрыгаются? Уйдут?" -- разочарованно сказал я, -- все вот так и закончится? Ничего не жахнет, не бухнет?

Наконец-то капитан Петров соизволил повернуться ко мне, в его красноватых глазах я заметил иронию.

-- Уже и бухнуло, и жахнуло, -- проговорил он тоном взрослого дяди, общающегося с туповатым подростком, -- да так, как не могло и не должно было жахать и бухать. Поговорим об этом позже...

Читая мне нотацию, капитан не видел, как невдалеке от нас из воздуха вышли еще четверо балахонщиков и один из них, тут же протянув в нашу сторону руку, совершил некое колдунство. Я увидел вспышку, услышал тот самый осиный "вжик" и краем глаза заметил что-то, взметнувшееся над скамьей. В следующее мгновение я оказался на земле под сотней с лишним килограммов живого веса капитанского тела.

Через пару секунд, задыхаясь и матерясь, я уже отпихивал капитана, а в ответ слышал лишь ухающие вдохи и пробивающее две пары ребер бабаханье его сердца.

-- Лежи! Не дергайся! -- долетел до меня его хриплый голос.

-- Да слезь ты с меня... -- взревел я и, воткнув кулаки в бока капитана, попытался его скинуть.

"Вжик", "вжик", "вжик", -- раздалось опять рядом.

-- В нас стреляют! -- ревел Петров.

-- И что?

-- Из оружия, дубина, не магией!

Осмыслить услышанное я не успел: тут так бабахнуло (идиотские мечты сбываются), что я ощутил, как земля подо мной зашаталась, а в ушах взорвалось.

Спустя время, когда я поднялся на ноги, то увидел еще одно чудо -- снегопад, самый что ни на есть настоящий, среди жаркой июльской ночи. По поляне гуляли снежные смерчи, а подернутый инеем газон искрился мириадами звезд, в воздухе пахло морозом. Шагах в пятнадцати от меня, в хрустальном царстве зимы, полыхал огнем щит Огны, а рядом перламутрово переливался эллипсоид Лехи. Еще дальше две группы балахонщиков поднимались с земли.

Те несколько секунд, пока восемь человек в светло-серых одеяниях вставали на ноги (их явно штормило), показались мне затишьем перед бурей. И она -- буря -- грянула, разом, с двух сторон, точно по команде. Сначала небо озарилось фейерверком, какого я еще никогда не видел, где разноцветные оттенки сплетались в симфонию цвета. А затем феерию красок дополнили многочисленные "Вжики" пистолетных "ос".

Под истеричный вопль Огны: "Выруби его, долб...б тупой, иначе вас ушатают!" -- я видел, как спинка скамейки разлеталась щепой.

"Владимир", -- голос Петрова, какой-то добрый и невозможно теплый, прозвучал в стороне. Удивляясь той теплоте больше, чем происходящему обстрелу, я обернулся.

Капитана я разглядеть не успел: мой мир нырнул в темноту.

ГЛАВА 24,

...время камни собирать

Я ощущал, что лечу -- лечу вниз сквозь протяжный и низкий гул. Я падал -- падал сквозь боль.

"Боль? Почему?"

Страдая, я открыл глаза и... увидел? ...скорее понял, что на меня несется земля.

"Не хочу!" -- отдалось в голове, и мы столкнулись.

Удар земли пришелся в лицо, после чего она попыталась вобрать меня целиком в свою земляную сущность...

Прикладывая немыслимые усилия, мне удалось ее оттолкнуть. Опершись руками в земляную податливую, очень податливую (пальцы все глубже погружаются в ее мягкость) поверхность, я освободил свое тело и, дыша глубоко (каждый вдох словно пытка), сумел перевернуться.

Свобода!

"Я свободен!" -- думал я, лежа на спине. "Словно птица в небесах..." -- захихикала земля подо мной. Я знал, что она в мою свободу не верит, но мне было глубоко все равно. Хихиканье земли перешло в громкий смех, и вот ее уже трясло от неудержимого гогота, поверхность земли содрогалась, становилась мягче, рассыпчатее, превращаясь в песок -- зыбучий песок...

-- Мя-у!

Земля замерла... ее смех прервался...

-- Мя-я-у!

"О, нет! Долбаные консервы! Опять!" -- как же мне не хотелось вставать и тащиться на кухню.

-- Мя-я-у-у!

"Будь ты неладен, -- подумал я. -- Боже, почему так болят глаза?" -- И попытался сесть на кровати.

"Я не дома... -- разрывая пелену все той же боли, глаза открываются с трудом, -- ...где я?"