- Парень, ты глухой? Я же мертвый!

- Вы, главное, не кричите об этом на каждом шагу, – Кристиан все пытался изловчиться и посмотреть, сильно ли он рассек себе спину. – Я бы сходил сам, но…

- Да я не слепой, – отмахнулся старик, одарив израненного хранителя красноречивым взглядом: Арчер выглядел так, будто последние две недели подрабатывал боксерской грушей. – Какой ты размер носишь?

- Не знаю, – кажется, рана была неглубокой. С одной стороны, это было хорошо, ведь у Кея и так хватало шрамов по всему телу, но с другой, это означало, что сила его удара была ужасно мала. Нанеси он такой удар с правой руки, плеть до кости могла бы добраться, а так она лишь скользнула по коже.

- Как это так? А как же ты одежду покупал?

- Я не покупал, – Кристиан протянул рубашку старику. – Смотрите сами.

Оставив Филиппа наедине с одеждой, мужчина прохромал наверх, к камину. Да, давненько он не пользовался этим выходом: он уже и забыл, что камень, открывавший проход был таким тугим. Или это Кей стал таким слабым?

Дом встретил мужчину громадным облаком пыли и пепла: прокашлявшись, Кристиан вышел из камина и присвистнул. Последний раз он был здесь месяц назад, и, надо сказать, по сравнению с домом, Кей выглядел очень даже ничего. Конечно, пламя не смогло низвергнуть каменные стены, однако, его попытки были весьма внушительны. Даже первый этаж, который, как слышал мужчина, пострадал менее всего, выглядел так, как будто кто-то взорвал бомбу прямо посередине большого зала: стены, ранее покрытые гобеленами, теперь стали черными от копоти; мебель, роскошная и добротная, выглядела как сгоревшие спички: иссушенные, хлипкие головешки. Несмотря на то, что прошло достаточно времени и, несмотря на сквозняк, бродивший среди почерневших стен, в доме стоял удушливый запах гари. Мозаика на сводчатых потолках больше не просматривалась. Пол был покрыт пеплом и прочим мусором, среди которого Кей мельком мог разглядеть клочки занавесок, столовые приборы и прочие пожитки, ускользнувшие от цепких лап огня.

Старик оказался прав: вокруг дома не было ни души, не считая парочки псов, которых подкармливал Монро: воспользовавшись тем, что территория свободна, животные начали играть и копошиться в углях, которые раньше были сараем.

Какое-то время мужчина бродил вдоль стен, удивляясь тому, каким же все-таки громадным был дом Прайса. Некоторые коридоры Кей увидел только сейчас: раньше у него не было времени осматриваться. Мужчина был у побочной лестницы, которой, видимо, пользовались слуги, когда стены заходили ходуном: потайная дверь снова открылась. Прохромав к ближайшему окну, мужчина убедился в собственной правоте: Филипп не стал дожидаться его возвращения и ушел – Кей видел его удаляющуюся спину. Старый ворчун делал все по-своему, как и всегда.

Когда первый этаж был обследован, Кристиан пошел наверх, что явно было не в радость его колену: уже на пятой ступеньке оно начало стрелять так, что Кей был готов бросить все и вернуться в логово. Черт, как же это непривычно – быть слабым, уязвимым. Иногда его так и подмывало позвонить Оливеру и попросить, чтобы тот выслал ему медицинскую капсулу: их мед. дроид вылечил бы его сустав за пару минут; в крайнем случае, нарастил бы новый. Конечно, любая помощь, не обязательно с Эстаса, могла бы облегчить его состояние, но заявиться в земную больницу хранитель просто не мог: землянина по имени Кристиан Арчер на этой планете никогда не рождалось. У него не было ни документов, ни страховки – ничего. А, учитывая, что Земля – бюрократический ад, сам факт твоего существования не был достаточным доказательством для того, чтобы признать тебя полноправным членом общества. Иными словами, без бумажки человека просто не существовало.

Второй этаж выглядел гораздо хуже, чем первый: Кею пришлось приложить руку к носу, чтобы хоть как-то отфильтровать воздух. Хруст под его ногами стал громче, так как каменный пол был устлан толстым слоем обломков, углей, пепла. В какую бы комнату он не заглянул, везде была одна и та же картина – почерневшие или отсутствующие стекла в окнах, до тла сгоревшая мебель, рассыпающиеся на петлях двери. Одно было абсолютно точно: дом не просто подожгли, но и явно помогли ему сгореть – не мог огонь так легко переходить с комнаты на комнату, с этажа на этаж, путешествуя по голому камню. Пусть у миссис Прайс и была явная страсть к исполинским шифоновым занавескам, украшавшим не только окна, но и колонны, перила лестниц и все, за что можно было их зацепить, но все же огонь не мог держаться только на них. Будь это так, даже доберись до второго этажа, пламя было бы слабым, и потушить его не составило бы труда. Но то, что Кристиан видел сейчас – пепелище. Ему было страшно представить, что его ждало на последнем, третьем этаже.

Николь мертвой хваткой вцепилась в подоконник, когда дом снова заходил ходуном. Уже поднимаясь на третий этаж и чувствуя, как под ее ногами крошился камень, девушка пожалела о своем решении вернуться. Ей было даже страшно представить, как она будет спускаться обратно. А теперь, когда стены дома начали вибрировать, она и вовсе еле сдержала крик. Николь поняла, что в каком-то смысле Дэвид был прав: она действовала опрометчиво и ужасно недальновидно. Пусть она хотела освежить в памяти события той роковой ночи, но она вовсе не думала, что будет делать дальше. Потому-то когда она подходила к особняку, она поймала себя на мысли, что краем сознания все еще надеялась, что у дома будет толпа журналистов, и ей придется уйти. Но нет, их не было.

Николь вновь выпрямилась, когда стены успокоились. Однако душа ее продолжала трепетать: в ней по-прежнему царили хаос и смятение. Она смотрела на родные стены, погребенные под слоем гари, и не узнавала. Память не просто не возвращалась, она иссякала еще сильнее, если это было возможно: разве по этим коридором она бегала в детстве? Нет, нет, нет: это не они. Разве сюда они с Эмбер прятались от грозы? Вовсе нет: там, у колонны, висела огромная занавеска, а теперь была лишь изъеденная пламенем каменная громада. Она больше не помнила это место; это был не ее дом. Это был призрак, тень былого величия, руины прошлого.

Девушка уже почти час бродила по развалинам, не зная, куда несли ее ноги. Память не возвращалась, ответов на вопросы не было. Наконец она зашла в последнюю комнату: самую черную, самую страшную. И если до этого Николь могла угадать мебель хотя бы по очертаниям или уцелевшим частям, то здесь, в спальне Зомби, были лишь одни угли и пепел; кроме стен в комнате больше ничего не осталось. Видимо, именно отсюда все началось; здесь Зомби устроил пожар; здесь погибла тетя. Предательские слезы снова наполнили глаза: нет, она не должна плакать. Слезы не помогут ей в ее деле: они не повернут время вспять, они не исправят ошибки. Они будут только мешать ей. Николь осторожно стерла влажные дорожки с горящих щек и присела на корточки: ее глаза зацепились за что-то, нечто, что ее мозг посчитал странным. Каменный пол был покрыт толстым слоем пепла, на месте, где когда-то был мягкий персидский ковер, сейчас была лишь черная гора углей. При ближайшем рассмотрении, однако, было заметно, что покрывало пепла было не сплошным: точно трещины на иссушенной земле, пол покрывали маленькие бороздочки: такие следы Николь видела в археологическом лагере, когда дети орудовали маленькими кисточками над пыльными поверхностями. Но кому нужно раскапывать пепел? Девушка кончиками пальцев провела по следам и ощутила сквозняк. По полу гулял холодный ветерок, который и наносил узоры на пепельное покрывало. Нахмурившись, Николь подставила и вторую руку под струю ветра, на случай, если ей показалось. Нет, не показалось.

- Откуда ты…, – пробубнила девушка, глазами скользя по сети пепельных дорожек до тех пор, пока не уперлась в стену. Тупик. Или нет? Николь на носочках, стараясь обходить наиболее грязные участки, приблизилась к полу и подставила ладонь к основанию стены: да, там дуло сильнее всего. Отряхнув руки, девушка обыскала глазами комнату: найти бы тоненькую щепочку… Но нет, щепок не было. Тогда обыску подверглись ее карманы.