- Не стоит. Ужина будет достаточно, к сорока пяти годам я отвык от пышного празднования, - тяжелый взгляд серых глаз заставил меня вздрогнуть. – Сколько тебе?
- Девятнадцать, исполнилось в марте…
- В девятнадцать я служил секретарем в Министерстве, мечтал стать инспектором Надзора, - прожевав кусочек мяса, поведал мне Антонин. – А через год ушел из Министерства, мой старик умер, мать тоже уже болела, а я окончательно вступил в ряды Беллатрисы. До этого я помогал, но Метку не ставил… Мы с ней и Люцем просто дружили.
- Лорд служил секретарем, - поперхнулась я. – Серьезно?!
- А кто тебе сказал, что я лорд? Я полукровка. Мать была маглой, отец – волшебник-эмигрант из России. Когда он, чистокровка, собрался жениться на матери, дед с бабкой выгнали его из дома. А тут он лордом не был никогда, он работал в Надзоре… Мать почти всю жизнь сидела дома, вышивала на заказ маглам-соседям. Когда дед умер, отец получил все-таки наследство, кучу галеонов, если пересчитать на местные деньги, они переехали сюда, построив дом. Я родился уже тут. До самой смерти старика они с матерью жили богато, отец потом увлекся каким-то бизнесом, ушел из Министерства. Я не вникал, что он делает. А когда он умер, оказалось, что мать ни черта не смыслит в магических деньгах и еле разбирается в магловских… Я конечно ей помогал, но долго она не протянула, порой купить лекарства и то была не в состоянии – папочка ее избаловал, - презрительно хмыкнул Долохов. – Короче, через полгода после смерти отца, она тоже ушла туда, – он ткнул куда-то в потолок.
- Вы был… - я посмотрела в прищуренные глаза и опомнилась. - Ты был в России? – поинтересовалась я. Долохов хохотнул, чуть не подавившись.
- Я родился и рос тут, не знаю по-русски и двух слов, учился в Хоге… Что, по-твоему, я забыл там? Навещать родственничков не хочу, я их в глаза ни разу не видел… А ты леди?
- Леди Блаттон, внучка судьи, - отозвалась я. Долохов взял в руку фужер, мне пришлось взять свой.
- Готовить ты умеешь. – заметил он. – Неплохой вкус!
- Мы не держали домовиков… Один из Декретов Министерства Магии Штатов запретил это еще полвека назад… - пожала я плечами. Это соответствовало истине, мой дедушка в молодости еще держал домовика, но уже до папиного рождения подарил ему перчатки в день, когда Декрет Министерства был подписан… На удивление, ужин прошел мирно, даже без обсуждения идеалов Беллатрисы, Долохов рассказывал мне про школу, работу в Министерстве, расспрашивал про мою жизнь в Америке – в основном про учебу в школе, что избавляло меня от необходимости сочинять грустную семейную историю дальше… Единственным недостатком ужина по случаю дня рождения Антонина стало то, что мне пришлось выпить-таки это злополучное вино, которому было больше ста лет и которое приобрел еще отец Долохова. Я, не любя алкоголь и не разбираясь в нем, по достоинству оценить шикарный букет не сумела. Долохов, слегка разочарованный тем, что обсудить великолепный аромат и вкус со мной не получится, после сладкого чая наконец соизволил отпустить меня из-за стола, что я с величайшей радостью и использовала, улизнув к себе в комнату, где занялась продумыванием своей беседы с бабушкой и дедом. Пить мне захотелось позже, уже довольно поздно ночью, и я, стараясь ступать тише, отправилась на кухню. Искренне надеясь, что Антонин спит, но в кабинете, где до того я обнаружила колдографию Кэттиной мамы, горела свеча и дверь была чуть приоткрыта, совсем чуть, на крохотную щелочку…
Я много раз в жизни ругала свое непомерное любопытство, но, как правило, оно так и лезло из меня в самые неподходящие моменты. Я тут же забыла о том, что хотела пить, наложила на себя дезиллюминационные чары, что мне всегда давалось с трудом. На других – пожалуйста, сколько угодно, на себя же я всегда накладывала их с большим-большим скрипом. Но в лунном свете из окна соседней комнаты, дверь в которую была открыта, я вроде бы была прозрачна и я осторожно заглянула в дверную щель. Антонин же сидел в кресле в глубине кабинета, почти спиной ко мне, лицом почти к окну, на столе горела свеча, а в руке Долохова была колдография… Та самая…
- За день до своего дня рождения, - прошептал он. – Я идиот, Роуз… - я боялась даже вдохнуть, но оторваться от открывшейся картины почему-то не могла… Антонин же, убрав снимок, достал откуда-то маленький флакончик с серебристой субстанцией, от виска его с помощью палочки протянулись нити мыслей. Когда же владелец «Долохов-рэзиденс» поднялся с кресла и направился к столу, в сторону двери, он взмахнул палочкой и дверь захлопнулась. А я, очнувшись от наваждения, слетела вниз, вернула видимость, выпила воду и спокойно поднималась наверх, когда столкнулась с шедшим к лестнице Антонином. Тот смерил меня недовольным взглядом и отравил спать. Я, зная, что бывает, если его разозлить, поспешила это и исполнить. Но рано утром, он еще спал, поднялась на ноги: мне ночью почти не спалось и я все гадала, что же такое за мысли он убирал после общения с колдографией.
«Любопытство, молодая леди, тебя прихлопнет сковородкой», - твердил мне дедушка. Но унять его мне удавалось в тот момент с трудом. И все же утром, Долохов, видимо, будучи уверенным в том, что я не полезу (мне тогда так казалось) кабинет не запер, я попала туда беспрепятственно… Искать флакончик я даже не собиралась, просто хотела лучше осмотреться…
Но когда на глаза мне попался приютившийся среди магических книг томик Шекспира, я непроизвольно взяла книжечку в руки. Сонеты… Я с трудом могла поверить, что нашла это у одного из худших Упивающихся. Это выглядело как ирония. Наслаждение пытками и убийствами и томик сонетов Шекспира… Полистав стихи, я подняла глаза на полку и увидела спрятанный за книгами флакончик с серебристыми мыслями. Машинально, все из-за того же любопытства, я сунула его за пазуху, покрутив в руках. В коридоре послышались тяжелые, чуть шаркающие шаги.
Я сунула томик на место и замерла у двери, надеясь, что Долохов не заметит, что я тут – дверь закрыта была не слишком плотно, до моего вторжения в его пространство она была закрыта плотнее. Но шаги направились к лестнице и вскоре заскрипели ступеньки, я же дождалась, когда стукнет нижняя – она почти прогнила и издавала весьма странный звук, когда на нее наступали. И выскользнула в коридор, закрывая за собой дверь. Та предательски скрипнула, и снизу раздалось:
- Анж, живо дуй сюда! – я, пожалев о том, что я не черепаха и втянуть голову в панцирь не могу, поплелась вниз, подумав, что Долохов догадался, откуда я вышла. Но, к счастью, это было не так. – Ты свободна, завтра утром должна быть тут. Разрешение на трансгрессию в Америку я тебе сделал. Куда отправляешься?
- Рокфорд, штат Иллинойс. На самой окраине города живем, - улыбнулась я. – Я вернусь вечером,- добавила я. Долохов сурово на меня посмотрел.
- Ты свободна до завтрашнего утра, - процедил он.
- Я отвыкла от своей семейки, думаю, мне и дня хватит, - попыталась я возразить с непонятно откуда возникшей наглостью и упрямством.
- Это приказ! – рука Антонина потянулась к лежавшей в кармане рубашки палочке.
- Я вернусь вечером, поздно, но вечером, - отрезала я. Долохов возмущенно крякнул и палочка уперлась мне в подбородок. Я выхватила свою, ткнув ей куда-то в живот Антонина.
- Не советую со мной спорить, - прошипел мой работодатель.
- Я уже сказала. Я вернусь вечером, мне там нечего делать ночью. Я не спорю, просто констатирую факт. И да. Я хорошо владею темной магией, мой прадедушка был одним из величайших темных магов Америки… - усмехнулась я. Почему-то страх испарился, оставив место холодному высокомерию, которого прежде у меня никогда не бывало. А вот прабабушка и прадедушка, родители деда, по его рассказам, были настоящими темными лордами… Антонин убрал палочку, с силой сдавил мое запястье и поднял мою руку. Пальцы, сжимавшие палочку, дрогнули.
- Я со школьных лет изучаю темную магию, не думаю, что дуэль со мной для тебя хорошая идея, - елейно улыбнулся он. – Я один из лучших в области владения магией Пожирателей, и это не только мое мнение, - он рывком притянул меня к себе, сжав мой подбородок рукой. – Я предпочел бы с тобой все-таки дружить, - заглянув мне в глаза, закончил он. Я же почему-то подумала о том, какой он… теплый. Это ощущалось даже через мою черную кофточку и его тонкую рубашку, поскольку я оказалась почти прижата к Долохову.
