- Я не чудовище! – я не злюсь, мне, напротив, становится больно от его слов. Северус же отрицательно качает головой, все еще глядя мне в глаза.

- Ты хочешь знать, почему я выбираю ее, а не тебя? – я кивнула. Северус поднялся на ноги и вздохнул. – Она была живой, настоящей и доброй. Ты – управляющая временем холодная и злая колдунья.

- Не такая уж я и злая! – все-таки возмущаюсь я, Северус грустно качает головой. – Я не сдаю тебя ему! Хотя и знаю все. Я верю, что ты одумаешься и отвернешься от старого хитреца…

- Вот потому я даже не хочу на тебя смотреть. Ты делаешь это не ради меня. Не тыкай мне этим. Ты все это ради себя же и делаешь! Ты думаешь только о себе, своем могуществе и власти. И не можешь оставить меня в покое, потому что не получаешь того, чего хочешь от меня ты… И хотел бы я знать, что заставляет твой дар и твою суть так долго спать… - еще какое-то время таких пререканий и Северус уходит, потому что уже, скорее всего, вернулся прочимый мне в женихи отцом-Лордом Долохов. Но уже перед самым его выходом я останавливаю его отчаянным, полным боли и надежды криком… Его не слышно за стенами комнаты, но в ней самой он слышен хорошо.

- Я же люблю тебя! – он замирает на пару мгновений, потом оглядывается на меня равнодушными черными как ночь глазами и негромко отвечает то, после чего мрачная я бессильно оседает на пол, и даже реальной мне хотелось заплакать – я представила, что это он сказал бы тут, в нашей реальности, где я любима. В тишине комнаты безжалостно звучат несколько страшных, может быть, роковых для чего-то слов…

- А я тебя – нет, и никогда не любил бы, - за ним закрывается дверь, а я остаюсь наедине с ужасной болью. Он был моим выбором тогда, я не могла бы без него жить. Но тем было больнее – меня не любил выбор. И в том, что разговоры с ним и его слова как-то повлияли на ту, другую меня, я не сомневалась. Не знала я только того, как.

Видение сменилось. Теперь я стояла на каком-то пустыре, в мантии с капюшоном, но без маски. Рядом со мной, усмехаясь, стоял Димитр Матей и за нашими спинами, знала я, было полно Хранителей. Мы о чем-то мило и непринужденно беседовали, я хихикала, Димитр улыбался. Внезапно за моей спиной послышался шелест крыльев пары дюжин птиц и я обернулась. Димитр с усмешкой достал из рукава палочку, я же взяла в руку маховик, как-то по-змеиному сузив глаза.

- Нам пришлось вас еще и ждать, о великие и могучие валькирии, - насмешливо произнес Димитр, взяв меня под руку. – Что, вы снова будете угрожать Кэтти отобрать у нее маховик?

- Нет, - процедила Великая валькирия, приближаясь к нам в компании трех десятков валькирий в белых мантиях с зелеными лентами. В их взглядах на меня явственно читалось презрение и неприязнь. И я, реальная я, их понимала – я презирала себя из другой реальности. Я презирала свою эгоистичность и жестокость, свою злобу. Та я была не валькирией, та я была настоящим чудовищем. И теперь, начиная это осознавать, я все больше хотела в этот раз такой не быть… - К сожалению, вы не дадите нам отобрать маховик у этой маленькой ведьмы. Хотя она и заслуживает этого, прошлый раз показал нам, что это невозможно даже для Ледяной Королевы… Мы пришли забрать другое, то, что мы можем забрать. Точнее сообщить тебе, что у тебя этого больше нет, Реддл.

- Де Морт, - прошипела я, окинув их полным ненависти и презрения взглядом. – Я Де Морт.

- Так вот, - не сводя с меня глаз, отозвалась валькирия. – За все твои нарушения Кодекса Валькирий, за злобу, эгоизм, за то, что ты используешь свои способности во вред и за то, что ты предаешь своих сестер-валькирий, служа Хранителям…

- Мы партнеры, - прошипела я. Одна из валькирий поморщилась, по ее щеке потекла капелька крови из нанесенного то ли мной, то ли Хранителями, пореза…

- Замолчи, гадина, - процедила уже она. Я же, глядя ей в лицо, холодно произнесла «Круцио», вызывая у женщины адскую боль, доставлявшую мне явное наслаждение.

- Реддл, опомнись! – воззвала ко мне другая валькирия, и пытку я прекратила, вновь взглянув на Великую.

- Давай уже быстрее говори, у нас есть дела, - ехидно заметил Димитр.

- Ты лишена одной из своих способностей, той, что так скоро будет тебе необходима и о лишении которой ты пожалеешь. Горько пожалеешь. Ты дорого заплатишь за то, что творишь… - я лишь усмехнулась, трансгрессируя с Димитром и дружками-Хранителями куда-то для очередных бесчинств. Я не приняла эти слова всерьез… Однако однажды мне довелось узнать, чего же меня лишили. Какой именно способности я лишилась тогда…

Видение сменилось вновь. Последняя Битва в Хогвартсе, я не принимала в ней участия, лишь следя за тем, чтобы отцовские слуги выполняли грязную работу, пока отец не вступит в игру лично. Потом находилась рядом с ним, снова бездействуя. Почему-то в душе я в тот момент уже не желала всего того, что происходило. Я просто боялась гнева отца, и лишь потому находилась в школе. Но… На моих глазах погибли Римус и Тонкс, а я просто не могла им ничем помочь – я боялась, я не знала, что делать, растерявшись, и когда на моих глазах погибали люди, пусть там и незнакомые со мной, я не хотела их смерти, но бессильна была помочь. Однако тайной для меня оставалось, что же такое произошло со мной, что заставило меня вдруг так сильно изменить свое отношение к миру. Что из эгоистки, вершащей чужие судьбы, вдруг превратило меня в испуганную и растерянную девушку…

И уже после битвы, когда все ликовали, я потерянно оглядела Школу с опушки Леса, не зная, что делать дальше. Добро одержало победу, но радости я не ощущала. Слишком многие погибли и пострадали. Цена победы была непомерно высока… Я дезиллюминировалась и поспешила в самую гущу событий, ареста выживших Упивающихся, осмотра павших и раненных, радости встречи тех, у кого уцелели дорогие им люди… Я же искала глазами в толпе одно лишь лицо, но его не было… не было… не было…

- Малфой,- я столкнулась с растерянным Люциусом, который вместе с Нарциссой и Драко как-то сник и сжался, хотя их почти никто попросту не замечал. – Где Снейп?! Ты его видел?! – я даже вернула себе видимость и отчаянно трясла Люциуса за воротник. Тот, испуганно посмотрев на меня, отозвался:

- Визжащая Хижина… - мгновение спустя меня не было рядом с Малфоями, я со всех ног неслась к воротам Школы, сейчас ничем не защищенным. Вскоре трансгрессия и вот уже я внутри домика, у самого входа, отчаянно надеясь на лучшее, но уже понимающая, что произошло что-то непоправимое. И вот очередная комната, которую я осмотрела…

Так истошно я не кричала никогда в жизни ни в той реальности, ни в другой. Из моих глаз капали слезы, попадая на страшную рваную рану на шее, затягивая ее, заживляя… Пальцы лихорадочно перебирали черные жирные волосы, уже заострявшиеся черты лица стояли перед глазами даже тогда, когда я на них не смотрела. Никогда еще та, другая я, так горько не рыдала, вцепившись в рукав покойного и отчаянно пытаясь найти на его лице хотя бы тень жизни. Реальная я страдала так лишь однажды, когда не стало мамы…

- За что?! Неужели он догадался?! Почему?! – забыв об осторожности, видя перед собой лишь мертвое лицо, почти в голос рыдала я, держа голову Северуса на коленях… – За что?! – внезапное воспоминание о том, что когда-то в раннем детстве я слышала о валькириях и том, на что они способны, и зародившаяся надежда. Вместе с телом я трансгрессировала к маленькому старому, давно заброшенному, домику, в котором когда-то за двадцать лет до того начинался мой жизненный путь и который я почти уже забыла. Там меня уже ждали – Димитр стоял, прислонившись к косяку заколоченной входной двери, внимательно разглядывая мое лицо.

- Я знаю, где Диадема, осталось лишь ее оттуда отобрать! – улыбнулся он мне. И озадаченно взглянул на тело, бережно опущенное мной на траву. – Зачем тебе труп, Кат?

- Я ненавижу тебя, тварь, - выпрямившись, произнесла я. Матей казался крайне озадаченным происходящим. – Из-за тебя я превратилась в чудовище и ничего хорошего из этого не вышло…