Владилен Травинский
ЗВЕЗДА МОРЕПЛАВАТЕЛЯ
Магеллан
О тех, кто первым ступил на неизведанные земли,
О мужественных людях — революционерах,
Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.
О тех, кто проторил пути в науке и искусстве,
Кто с детства был настойчивым в стремлениях
И беззаветно к цели шел своей.
Очередной выпуск серии «Пионер — значит первый» посвящен Магеллану, который 450 лет назад совершил первое кругосветное плавание. Повесть В. Травинского написана от лица соратника Магеллана — Антонио Викорати. На самом деле такого человека не было, но прототипом для него в какой-то мере послужил Антонио Пигафетта — участник кругосветного путешествия, автор книги-дневника о Магеллане.
Юный читатель встретится здесь с целым рядом непонятных слов, исторических личностей и географических понятий. Необходимые пояснения к этим словам он найдет в конце книги.
Решение
Жизнь моя на закате. Мне нет пятидесяти, но дрожание руки, боли в сердце и многие другие признаки говорят о том, что вскоре всевышний призовет меня к себе.
Я не боюсь смерти: то, что выпало на долю нам, спутникам Магеллана, делает человека бестрепетным. Но я должен успеть выполнить свой долг: рассказать о плавании и о нашем командоре[1], память о котором свята.
Да, руки мои дрожат, и, наверное, главная причина тому — беды, трудности и болезни во время нашего долгого плавания. Тело человека слабее его духа, и тяготы, не сломившие волю, могут одолевать сердце. Но я ни о чем не жалею. Я благодарю провидение за то, что оно даровало мне счастье быть свидетелем и участником подвига во имя добра и познания.
Все мы смертны. Однако люди продлеваются в веках своими делами. Уходят каменщики, а дома стоят; хоронят поэта, но поют его песни. В меру своих слабых сил и если на то будет согласие господа, я не позволю затоптать в пыль имя Фернандо Магеллана[2].
…Время меняет характер. Сейчас я строже смотрю на себя и на других, чем в те далекие годы, когда отблеск великого океана впервые лег на мое лицо. Я стал лучше владеть пером, чем мечом, быстрее мыслить, чем действовать, и многое понимаю глубже и холодней. Но стоит мне вспомнить апрельское небо над бухтой Сан-Хулиан[3] в стране, что лежит далеко на западе, и дрожание кинжала, который я держал в зубах, готовясь к абордажному прыжку, стоит представить вновь искрящиеся ледники, ползущие на нас в коричневом Патагонском проливе[4], или свайные дворцы Себу[5], проступающие сквозь теплый туман, — я опять чувствую волнение крови. И если бы сейчас открылась дверь и с порога командор Магеллан посмотрел на меня своим нелегким взглядом и сказал: «Антонио, друг мой, надо опять идти покорять планету», — я, не колеблясь, но радуясь, снял бы с гвоздя свой давно не чищенный шлем и занял у бомбарды[6] указанное мне место. И я уверен, что руки бы у меня не дрожали.
Итак, я, Антонио Викорати, патриций итальянского города Виченцы, рыцарь ордена Родосского[7], намерен рассказать, как надо и можно жить.
…Родился я в маленьком торговом городе, где отец мой занимал влиятельное положение, унаследованное поначалу и мной. Потом дела нашей семьи покачнулись; не могу не признаться, что по моей вине. У меня не было торговой хватки отца, моя тяга к обстоятельности, верности слову лишали меня той гибкости, изворотливости, что нужны любому торговцу. Пришлось поступить на службу.
Постепенно меня стали ценить, а жалованье мое повышалось. Я получил хорошее воспитание, открывавшее мне доступ в дома знатных покупателей, интересовался наукой о мореплавании и обеих Индиях[8].
Моим покровителям и в голову не приходило, что я увлекаюсь Индиями не ради работы, а как раз потому, что моя работа и моя жизнь мне не нравились.
Отец мой умер, когда я был мал, а мать была женщиной умной, но, увы, больной. Может быть, именно оттого, что ей приходилось долгое время проводить в постели, она приохотилась к чтению столь редких тогда книг о путешествиях. Она подолгу рассматривала рисунки, где высились бурые скалы Марокко, зеленые вулканы, встающие из пепельного океана, стояли темнокожие люди на песчаном берегу с синими птицами на плечах. Эту тоску о неведомом, высокую и благородную страсть любопытства матушка передала мне.
А время лихорадило души любопытных, потому что внезапно мир распахнулся, раздвинулся, словно волшебник снял с него шапку-невидимку.
Задолго до моего рождения португальцы по воле принца Генриха[9], получившего от потомков прозвище Мореплавателя, хотя он почти всю свою жизнь провел на суше, на новых судах — каравеллах[10], способных плавать в океане, отважились выйти в его просторы. Семьдесят лет, поколение за поколением их капитаны шли вдоль берегов Африки, разведывая пути в Индию. Они привозили в Португалию черных рабов, африканское золото, бивни слонов, и каждая экспедиция продвигалась все дальше на юг. В 1488 году, за два года до моего появления на свет, Бартоломео Диаш[11] дошел до конца Африки, обогнул мыс Доброй Надежды…
Дон Фернандо и донья Изабелла[12], божьей милостью король и королева Кастилии и Арагона, обеспокоенные успехами соседей, снарядили генуэзца Христофора Колумба достигнуть Индии другим путем, не на востоке, идя вдоль берегов Африки, как стремились португальцы, а наоборот — на западе, через Атлантический океан. Оказалось, однако, что на западе лежали неизвестные доселе земли. Колумб, открывший их в 1492 году, до самого конца своей бедственной жизни, наперекор всему утверждал (и сам в это, по-видимому, верил), что открытая им страна есть Азия…
Португальцы оказались счастливее испанцев. По дороге, проложенной Диашем, в 1497 году прошла армада[13] Васко да Гамы. Она обогнула мыс Доброй Надежды и достигла Индии. Когда Васко да Гама с грузом пряностей, в шестьдесят раз превосходившим по ценности стоимость его экспедиции, вернулся в лиссабонскую гавань, ликование охватило страну. Новые армады ринулись на юг и восток, и грохот португальских бомбард повис над мирными крышами Индии и островов, лежащих за ней, полных пряностями.
Прошло несколько лет, и крошечная страна Португалия, вызывая изумление и зависть Европы, превращалась в великое государство. Смутные, будоражащие умы и сердца слухи разносились по свету о бесстрашных и жестоких мореплавателях, которые побывали на обетованных островах. Мог ли я знать, что среди них, проливая кровь, сражается мой будущий командор[14], а легендарные Молукки я увижу своими глазами?
