— Душа? Как будто она у меня есть, — усмехнулся он, раскрывая зонт. Однако не успел Лаэрт отойти на метр от двери, как заметил, что справа от офиса стоит какой-то человек под зонтом и будто рассматривает вывеску.

— Мы уже закрылись, приходите завтра с утра, — буркнул ему Лаэрт. Мужчина развернулся к нему, и парень впился пальцами в ручку зонта.

— Твой ноутбук ещё не готов, ты рано пришёл, — узнав Свена по светлым, почти бесцветным волосам и очкам, сказал Лаэрт.

— Да, я знаю, я здесь не за ним, — учитель подошёл к программисту, глядя на него сверху вниз. — Мы можем поговорить?

— Да, сегодня ночью я свободен, мне нужно только переодеться.

— Нет, не нужно. Я не займу много времени, — пообещал Свен. Он неуверенно стиснул Лаэрта за руку, в которой тот держал зонт, и куда-то повёл. Они прошли сквозь длинную серую улицу, затянутую дождём и оказались перед выставочным залом.

— Хочешь, чтобы мы зашли сюда? — спросил Лаэрт. Хоть он и знал эти окрестности, но никогда не думал, что в подобном месте располагается галерея.

— Просто чтобы скрыться от дождя, — мягко ответил Свет и, сложив зонт, зашёл первым. Лаэрт нехотя последовал за ним. Не то, чтобы он не любил смотреть на картины, просто предпочитал делать это в одиночестве, чтобы никто не беспокоил. Выставочный зал был небольшим и безлюдным. С первого взгляда Лаэрт понял, что сегодня тут демонтируются полотна современного искусства. Может быть, поэтому здесь никого и не было, кроме них со Свеном.

— И о чём же ты хотел поговорить со мной? — глядя на непонятное геометрическое изображение, спросил Лаэрт. Они находились в разных концах галереи, но тем не менее хорошо слышали друг друга. Свен, оторвавшись от созерцания поля ржи, приблизился к спутнику и тоже стал смотреть на геометрическое полотно.

— Ты понимаешь, что здесь изображено? — спросил учитель. Лаэрт замотал головой.

— Я не особо жалую современно искусство, предпочитаю, когда всё понятно.

— А я подумал, что строгие геометрические фигуры ближе тебе по духу, — улыбнулся Свен. Лаэрт покривил губами и подошёл к следующему полотну, которое показалось ему более понятным. Однако и оно не произвело на него впечатления, и парень продолжил осмотр, пока не дошёл до ещё одного зала, где были выставлены скульптурные композиции.

— Это, пожалуй, мне понравится больше, — проходя туда, пробормотал он себе под нос.

— Ты предпочитаешь скульптуру живописи? — Свен каким-то образом уловил его бормотание и оказался рядом. Лаэрт неуверенно кивнул, осматривая небольшую бронзовую статуэтку собаки. Она показалась ему очень знакомой. Рядом с ней стояла гипсовая фигура молодой обнажённой женщины. Тело было очень искусно сделано, но вот лицо… казалось смазанным. То же самое наблюдалось и у раненого воина, возлежащего подле неё. Идеальные тела и непродуманные лица?

— Ведь это же… — ошеломленно выдохнул Лаэрт, подбегая к другим экспонатам. Неужели это те творения, что продал Оуин? Он посмотрел на надпись под скульптурными изображениями, однако там значилось только название. Имени автора не было.

«Неужели кто-то купил их, а теперь выставляет под своим авторством?» — Лаэрт стиснул пальцы в кулаки, ощущая, как стало тоскливо от этой мысли. Зная, сколько труда и души мастер вкладывал в свои творения, ему стало невыносимо обидно за такую трату таланта. Оуин продал самого себя из-за того куска мрамора.

— Да, скульптура мне нравится больше, — через некоторое время Лаэрт всё же ответил на вопрос учителя. — По крайней мере я знаю, сколько труда вложено в эти утонченные фигурки. Похоже, дождь закончился, — парень взглянул в окно. — И мне пора идти. Либо к себе домой, либо к тебе, — подчеркнул он. Свен, глядя на статуэтку мальчика-пастуха, едва заметно улыбнулся.

— В последнее время я очень спокоен. С тех пор, как уехал Лукас, даже, наверное, раньше. Четыре года я промучился этой безответной запретной любовью, и даже не верю, что отпустило. Будто вышел из темницы и впервые увидел свет, — он взглянул на Лаэрта. — Думаю, что если снова увижу его, больше не погружусь во тьму, в которой пребывал ранее. Ведь у меня появился новый свет, — подняв руку, он коснулся лица Лаэрта.

— Ты любил его четыре года, а со мной знаком всего четыре месяца. Думаешь, я поверю, что чувства ко мне сильнее, чем к нему? — прохладно спросил его Лаэрт.

— Может быть, и нет. Пока нет. Я не могу полюбить сразу, мне нужно время. Четыре месяца — это слишком мало. Год или два — вполне достаточно. Но если ты уйдёшь сейчас, навсегда покинешь меня — я снова буду замурован в той темнице, из которой выбрался с таким трудом. Если же всё останется как есть — я буду заперт в другой клетке, испытывая безответные чувства к тебе. И есть лишь один шанс, что я исцелюсь окончательно — если ты будешь вести меня, держа за руку, и не позволяя оглянуться назад. Ты помог мне выбраться из бездны, но я до сих пор на краю, и ты можешь столкнуть обратно в любую минуту.

— Значит хочешь, чтобы я бросил всё и остался с тобой? — подытожил Лаэрт.

— Я не могу заставить тебя, — с печальной улыбкой ответил учитель. — Я не так богат и силён, порой мне не хватает решительности и власти. Я часто ищу спокойствия и уединения, и не позволяю другим людям вмешиваться в мой мир. Чтобы впустить туда кого-то мне нужно переступить через себя. И это самое сложное — уметь преодолеть себя.

— Мне тоже. Было сложно преодолеть себя, — тихо отозвался Лаэрт, глядя в пространство. Слова Свена для него были понятны, как ни для кого другого. Вот только если учитель был готов впустить одного человека в свою жизнь, то Лаэрт до сих пор не мог позволить себе подобного.

— Я недостоин тебя, — так же негромко продолжил он. — Ещё раз подумай, какому человеку ты хочешь довериться — тому, кто продаёт себя за деньги. Почему ты думаешь, что я не продам тебя?

— Но ведь не продашь? — улыбнулся Свен. — Я уверен, что у тебя были причины жить подобным образом. Да, мне неприятно думать о том, что ты спишь с другими мужчинами, но что я могу сделать, если из одной ловушки попал в другую? Из этой мне точно никто не поможет выбраться.

— Ты сказал, что увидел свет, когда выбрался из темницы. Может я и стал светом для тебя, но ты не почувствуешь тепла — боюсь, я причиню тебе столько же страданий, как и Лукас, ведь я тоже не испытываю к тебе тех чувств, которые ты хочешь получить.

— Но ведь какие-то испытываешь?

— Может быть, — согласился Лаэрт. — По крайней мене, мне не отвратительно ложиться в твою постель. Это уже что-то, — усмехнулся он. Нет, безумной страсти Свен к нему не питает, однако это неясное чувство, что только зарождается в нём, может быть сильнее, чем тот порыв, что испытывают другие любовники.

— Я готов подождать, — произнёс Свен, когда они вышли из выставочного зала. — Для меня срок не имеет значения. К мучительному ожиданию я привык — петля на моей шее, хоть и затягивается каждый раз всё сильнее, однако до конца так и не доходит. Так что я вынесу всё, как бы больно мне не было, лишь бы знать, что страданиям придёт конец, и надежда станет реальностью.

— Ты говоришь это, чтобы я чувствовал себя виноватым? За твои страдания, — Лаэрт косо посмотрел на него, а учитель покачал головой.

— Нет, наоборот — не хочу давить на тебя. Хочу, чтобы ты сам решил, что для тебя важнее.

— Что ж, сейчас мне важнее выбрать, куда же я иду — к себе, или к тебе, — Лаэрт пристально глядел в лицо учителя, а Свен не мог вымолвить ни слова, ощущая внутренние терзания. На самом деле, сегодня он хотел сказать лишь это и не рассчитывал на что-то большее, но…

— Значит, к тебе, — в итоге выдохнул Лаэрт. — Видимо, мне придётся принимать решение самостоятельно.

«Мы действительно похожи, Свен. И, наверное, тебе единственному я бы мог излить душу».

***

Сидя за столом в своём кабинете, Элиас больше смотрел в окно, чем делал свою работу. Дождливый день и дождливый вечер, да и на душе сплошная серость. Такого опустошения он давно не испытывал. Ему казалось, что-то, чего он так стремился достичь, медленно и верно уплывало от него, и как бы он ни пытался это поймать и сохранить, ничего не получалось. Ему оставалось разве что действовать силой, однако это было не в правилах доктора. Он не мог принуждать и подчинять грубостью и лишением, считая, что это ниже его достоинства. Да, Элиас любил доминировать, но предпочитал подстраивать людей под себя при помощи убеждения и доверия.