Необычно уже одно только то, что засыпаешь в одной постели с мужчиной, который иногда сжимает твою ладонь, потому что хочет быть с тобой не только в настоящей реальности, а и в твоих снах тоже — пусть в серых и невзрачных, потому что дорожит каждой минутой отпущенного вам времени. Вы оба дорожите, потому что знаете — его у вас может быть чертовски мало. Потому что завтрашний день может стать для вас последним. Нет-нет, ты уверен, что с тобой ничего не случится — Неверлэнд не сможет существовать без своего Хозяина, поэтому защитит тебя. И глядя на безмятежное лицо спящего на соседней подушке мужчины, ты уверен, что и с ним ничего не случится — по твоей настоятельной просьбе, он не снимает с себя странный медальон из черненого серебра с россыпью белых камней, в которых сейчас искрятся лучи утреннего солнца, что робко заглядывает в окно вашей спальни. Ты ждешь, когда он откроет глаза, в которых плещется спокойный океан, улыбнется и скажет тебе: «Доброе утро». Ему по-прежнему ничего не снится, даже темные сны, что раньше изводили его почти каждую ночь, и твои серые сны — это единственное, что он может увидеть, когда засыпает.
Иногда он целует твои пальцы, что не выпускает из своей ладони, после того, как вы возвращаетесь из твоих серых сновидений. Порой — невесомо касается губами твоего виска и шепчет: «Как спалось?» А тебе чертовски хочется, чтобы он тебя поцеловал, но после открывшейся правды он почти не прикасается к тебе. И ты понимаешь, что он боится. Впрочем, и ты боишься тоже. И кто-то должен сломать, разделяющий вас барьер, поэтому ты уверенно отвечаешь, что тебе спалось: «Спокойно», а потом устраиваешь голову на его груди, растягиваясь во весь рост поперек кровати. Он замирает и почти не дышит, а ты начинаешь просматривать на телефоне свои ленты в соцсетях, попутно делясь последними новостями из интернета и показывая фотки, которые по твоему мнению заслуживают лайка, но и его мнение для тебя важно, потому что ты учитываешь его тоже.
Постепенно он втягивается в твою игру, а ты делаешь вид, что не замечаешь, как он начинает перебирать пряди твоих волос. Вы постепенно привыкаете друг к другу, и можете вот так проваляться в постели до самого обеда, пока чувство голода не даст о себе знать. Твой урчащий живот обычно вызывает у него смех, и тогда он подскакивает, целует мимоходом и скрывается за дверью ванной комнаты, а ты снова перебираешься на подушку и слушаешь, как льется в душе вода. Ты ждешь, когда стихнет шум воды за дверью, потому что потом обязательно последует вопрос о планах на сегодняшний день вообще и на завтрак конкретно, хотя бывает, что по времени — уже давно обед. И ты, забросив руки за голову, начинаешь перечислять достопримечательности Ванкувера, которые еще не успел посмотреть, попутно упоминая ананасы, рябчиков, фуа-гра, яйца-пашот и прочую дребедень, которая у тебя ассоциируется с королевской кухней, и которую ты хотел бы получить сегодня на завтрак. Естественно, его веселят твои гурманские замашки, и дальнейший сценарий обычно один и тот же с небольшими изменениями в меню…
— Предлагаю заменить ананасы апельсиновым соком, рябчиков на кофе, фуа-гру на тосты с соленым лососем и… так уж и быть, с яйцами-пашот, — Колин вытаскивает из шкафа свежую футболку и чувствует затылком недоверчивый взгляд Роба.
— Ты правда умеешь готовить яйца-пашот?
— Правда.
Они не знают сколько им отпущено времени в этой реальности, но оба не торопятся сблизиться, постепенно привыкая заново друг к другу и к той правде, что уже им известна и которую еще предстоит узнать. Каждый день они узнают друг о друге что-то новое.
— Терпеть не могу французский.
— Правда? А мне нравится французский. Я даже как-то специально ездил во Францию на пару месяцев, чтобы изучить язык.
— Правда? Тогда может напишешь за меня эссе? У меня даже мыслей нет, о чем бы мне хотелось написать.
— Нет, не напишу. Но помогу написать. Что тебя может вдохновить?
— Не знаю… Красивые пейзажи, например.
— Почему бы тебе не написать про красоты Ванкуверской осени? Я знаю чудесное место, которое тебе точно понравится.
Они провели целый день в Стэнли-парке, с его первозданной природой диких лесов. В то, что это место находится в черте современного мегаполиса, поверить трудно. Сидя на берегу огромного озера, Робби казалось, что они оба провалились в другую реальность, и только яркие краски осени окружающего их леса и брошенные в стороне арендованные велосипеды напоминали ему о том, что эта реальность настоящая. И они с Колином настоящие… И Робу это нравится. И французский ему уже нравится, потому что Колин весь день разговаривал с ним только на французском.
— Ты знаешь, что в Ванкувере есть девятнадцать мостов, которые стоит увидеть?
— И что же в них такого интересного?
— Вот и посмотрим.
Они потратили на изучение ванкуверских мостов два дня, объезжая их на машине, и это определенно стоило потраченного времени. Но больше всего Робби впечатлили разводные мосты, а еще — Львиный мост, охраняемый на въезде огромными белыми статуями львов, за что и получил свое название. А еще этот мост самый протяженный в Вакувере, но все же не такой как в Сан-Франциско.
Florence and The Machine — Only If For A Night
— А знаешь, Золотые Ворота куда длиннее, чем Львиный мост, — уже лежа в кровати Робби делиться своими впечатлениями после второго дня их насыщенного мини-путешествия. — И в нем есть что-то мистическое.
— Правда? Ты был в Сан-Франциско? — Колин немного удивлен, когда Роб кивает утвердительно. — Когда?
— В феврале… — Роб чувствует напряженный взгляд Колина, но не поворачивает головы, разглядывая блики света на сером потолке.
— И что же в нем мистического? — глядя на темный, но довольно четкий профиль Роба, Колин думает о том, что февраль — худший месяц в году, потому что с ним связаны неприятные воспоминания. Хотя у него как раз воспоминаний совсем нет…
— Туман, — Робби поворачивает голову и сосредотачивает свой темный взгляд на Колине, который ловит себя на мысли, что для него не существует ничего более мистического, чем Робби Кэй. — Кажется, что проедешь сквозь туман и попадешь в другую реальность с ее необычными законами и правилами.
— Ты скучаешь? — Колин не уточняет, что именно имеет в виду, но Робби кивает, потому что они оба знают, о чем речь. — Расскажи мне что-нибудь о своей другой реальности. Например, как ты переправлял Потерянных мальчиков в их… порталы? Так вроде бы?
— Я открывал их порталы, чтобы переправить в ту реальность, где они должны быть. Знаешь, это увлекательно — создавать иллюзию, похожую на чей-то мир. Моим первым Потеряшкой был Томас Брукс…
Робби улыбается, когда рассказывает о своем первом опыте создания иллюзии и о том, как именно открываются порталы. Ничего сложного. Главное, получить ключ. Правда, для этого нужно считать информацию о той реальности, что предстоит открыть, и узнать настоящее имя того, кого ты должен переправить.
— Узнать, в смысле, спросить?
— Именно узнать — Хранителю доступна такая информация. И только я знаю настоящие имена всех, кто был в моем мире или находится в нем до сих пор. Никто не помнит своих имен, когда попадает в Неверлэнд.
— Почему?
— Чтобы не стать его пленником и не остаться там навечно. Если произнести свое реальное имя вслух, Неверлэнд навсегда завладеет твоей душой.
— А что в этом плохого?
— Не знаю… Может, потому что Неверлэнд — это что-то вроде пограничного мира, где души могут только временно находиться. А потом у каждого свои представления об идеальном мире, в котором хочется остаться навечно. Призрак говорил, что и меня ждет мой другой мир, что я Хранитель Снов и Хозяин Неверлэнда только пока существую в настоящей реальности — таковы правила.
— Но у каждого правила есть исключения, ведь так?
— Это правда. Например, Феликс, который добровольно стал пленником Неверлэнда, потому что сам так решил прямо во время нашего знакомства. Странники обычно помнят свои имена, а Феликс еще и знал о последствиях своего решения, но все равно остался, — Робби улыбается, вспоминая о появлении Феликса в Неверлэнде, а Колин хмурит брови и скрипит зубами, потому что ему кажется, что он знает истинные мотивы парня, которого Робби считает своим другом в своей другой реальности, потому что он уверен, что эти же мотивы побуждали Киллиана Джонса каждый раз возвращаться к берегам Неверлэнда. Но Роб смеется, глядя на его реакцию. — Он всего лишь друг, Колин. Хотя и очень близкий. Очень… — Робби произносит свое «очень» с очень выразительной интонацией и хохочет, когда Колин с каким-то звериным рыком подминает его под себя и, оперевшись на руки, нависает над ним, пристально глядя в глаза. Роб рассказывает, как Феликс «помогал» ему выдворить Киллиана с острова, а у Колина темнеют глаза. Ревность. И в этом нет ничего хорошего, но Робби почему-то это забавляет. — Он друг, Колин. Ничего больше. Это просто была игра.
