Практически это означало, что примернотогда в литовских витринах заметно полинял ассортимент ветчин, копченостей, сыров и прочих деликатесов. Но обычное мясо, сортов пять колбас и полная линейка молочных продуктов оставались в изобилии всегда даже в конце "перестройки". И на общесоюзном фоне и это было контрастом, который не мог вызвать даже зависти - слишком уж инопланетное было измерение.
То же самое можно сказать и о культурных свободах. С одной стороны, интеллигенция роптала, плела идею Независимости и Государственности. И в то же время гордилась и пикировала своими поэтами вроде Юстинаса Марцинкявичюса или художниками вроде графика Стасиса Красаускаса. Процветал кинематограф. Работы режиссеров Витаутаса Жалакаявичюса, Арунаса Жебрюнаса, Мариониса Гедриса были на слуху не только в Союзе, но и на Западе. Донатас Банионис, Юозас Будрайтис, Ригимантас Адомайтис , Юозас Киселюс, Альгимантас Масюлис... - имена этих кинозвезд были почитаемы в одном ряду с Олегом Ефремовым, Олегом Табаковым или Алексеем Баталовым. А о паневежском театре Юозаса Мильтиниса ходили такие же легенды, как о Таганке под водительством Юрия Любимова.
Причем, литовская богема умела, при всей дерзости, вызывать не столько гнев, сколько симпатии. И вместе с ними - покладистость и терпимость. Не отсюда ли недоумение и возмущение, граничащее с искренней обидой со стороны Кремля на столь резкую несговорчивость, с которой он столкнулся в Прибалтике в конце 80-х. "Ну чего вам не хватало? Вы же при советской власти как сыр в масле катались! Ведь без руки Москвы вы загнетесь", - вполне, должно быть, искренне недоумевали партийные вожди вместе с Горбачевым.
Последний пункт содержал и угрозу, и увещевание. Однако, они не подействовали. Например, Литве в первой половине 90-го попробовали организовать энергетическую блокаду. Но она выкрутилась: первый премьер - "янтарная леди" Казимира Прунскене, воспользовавшись политическим расколом (Горбачев- Ельцин), договорилась о натуральном обмене литовской еды на бензин и солярку на региональном уровне с Питером и Москвой. При этом Литва получила урок, который лег в основу проекта строительства Бутингского терминала. Это был политический проект - подстраховка на случай, если из-за развала дружбы Москва перекроет нефтепровод "Дружбу". Что и случилось в 2006 году.
У историков и политологов по поводу ухода Прибалтики до сих пор нет-нет - да и вспыхивают споры. При этом чаще в ходу аргументы, фиксирующие промахи тактического порядка. Либо о том, что чего-то недосмотрели, недодали, пережали. Либо, наоборот, что проявили слюньтяйство. Только мне кажется, что причина глубже - Прибалтика по природе своей изначально была инородным телом в организме
Московии. Впрочем, как и многие другие окраины империи, в частности, юговосточные: Узбекинстан, Туркмения, Таджикистан...Слишком велики были различия здешнего уклада буквально во всем, чтобы вариться в одном котле.
Россиянину, который парится на сей счет, следовало бы понять, что "прелести" советской власти он и те, кого присоединили в "семью народов", воспринимают по-разному. И аргумент типа "но ведь мы все страдали от нее" тут не проходит. Не утешает и не вызывает ни грамма солидарности. У прибалтов нет никакого сочувствия к народу, который позволяет власти так себя тиранить. И тот террор, что коснулся их, воспринимается как внешний, а не внутренний. Ему нет ни оправдания, ни прощения. За него нельзя откупиться. Отсюда навязчивая цель, мечта, стремление- прочь с рефреном: ну какие мы с вами братья? Что между нами общего?
Это чувствовалось всегда. А в годы застоя даже особенно и не скрывалось. Разговорами о Независимости пропитаны стены знаменитого вильнюсского кафе "Неринга", где кучковались богема. А беседа под водочку русского с литовцем из любого социального слоя - будь он хоть самый классический пролетарий, почти всегда могла внезапно из любезного благодушия нырнуть в откровения, которые звучали как вызов или обвинение. В воспоминание о том, как хорошо жилось до войны в собственном государстве. В рассказ о репрессированных родственниках. А то и в признании, что его собственное детство прошло где-то под Воркутой.
Прибалтов крайне раздражал призыв "разделить" тяготы или глупости советской власти. И прижиться здесь, став хотя бы отчасти "своим", можно только в том случае и тогда, когда ты сам начинал воспринимать "власть Москвы" как внешнюю. Навязанную. Причем,искренне, а не с целью понравиться. Для самодентификации: так кто ты? Совок или прибалт?
Конечно, тогда - в 70-80-е все это проходило на глубинном, почти подсознательном уровне. Тогда и злого словечка-то этого не было. Но и идеологема "советские люди" звучала здесь столь же неуместно, как признание в любви в туалете. Даже в устах чиновников подобного рода термины употреблялись столь казенно, что вызывали ощущение грубой фальши. Это была жизнь, в которой позитивный контраст относительности в координатах Империи воспринимался как "должное". И он не вызывал чувства благодарности к власти, а лишь уверенность в том, что без нее жилось бы еще лучше. С этим убеждением литовское общество без колебаний объявило Независимость сразу же, как только появилась возможность.
Ну, а что стало потом? Не берусь и не хочу затевать полемику в категориях сравнения "качества жизни" с прошлым или относительно соседей на Западе и Востоке. В силу бессмысленности. Тем более в сослагательном наклонении. Ведь любые цифры и суждения будут подвергнуты сомнениям в ту или иную сторону, отвергнуты и осмеяны.
Но соль даже не вэтом. А в том, что это - выбор. И от него прибалты никогда не отказывались. Даже в среде русскоязычных диаспор, каким бы не было отчуждение в делении на "нас" и "их", какой бы злой ни была критика местной власти и уклада, как бы не демонстрировалась солидарная любовь к российскому царю, мало кто в ней искренне мечтает о возврате в Империю. А если и тешит себя такими надеждами, то с условием той же прописки. С теми же интерьерами, порядками и ощущением "особости", которыми здешний уклад отличается от нравов Московии. Элементарный вопрос избавиться от "ненавистной среды" путем смены адреса даже теоретически не рассматривается. Ведь поменять жилье и гражданство можно легко. И те, кому действительно после Раскола стало невмоготу, давно уже это сделали.
Уже слышу популярную ехидную поддевку на сей счет: если у вас такой выбор, так чего же ваши патриоты столь массово бегут из своей страны? Но разве это аргумент! Во-первых, бегут не в бывшую Метрополию, а в противоположную сторону. Во-вторых, не "бегут", а "перемещаются", став частью другого общего пространства. И, руководствуясь элементарным житейским резоном - поиском лучшего. На временной или постоянной основе. Этим они принципиально ничем не отличаются от внутренней европейской миграции - разве что масштабами. Ну, а те, в свою очередь, глубиной различий в уровнях, которая изменчива. Cтираются контрасты - и сокращаются потоки. Примеров тому - пруд пруди. Вспомним хотя бы фильм "Хлеб и шоколад" с Нино Манфреди, напоминающий, какая массовая трудовая миграция была из Италии еще 60-е годы! Но разве сравнишь ее с теперешними размерами.
И это никак не влияет на отношение к выбору. А если и влияет, то только укрепляя уверенность в его правильности. Ведь полученная свобода в поисках лучшего применения своих сил и дарований - это тоже его важнейшее следствие. Вот и весь резон!
