— Никто не собирается травить тебя, хатун, — твёрдо ответила Джихан-калфа. — Ты вынашиваешь члена династии османов, а, значит, неприкосновенна. Гюльхан Султан признала это, а потому после осмотра ты предстанешь перед госпожой.

— Что она выдумала на этот раз, пытаясь избавиться от меня?

— Узнаешь, — неопределённо ответила Джихан-калфа, позволив себе лёгкую усмешку. — Ложись, тебя осмотрят.

Стамбул. Мраморный павильон.

Небольшая квадратная комната была погружена в полумрак, так как окна были занавешены чёрными кусками ткани. Посередине стоял небольшой столик, на котором покоились металлическая плошка, пучок каких-то трав и одинокая горящая свеча, тусклый свет которой рождал неясные тени, играющие на стенах комнаты. Рядом со столиком стояла невысокая фигура в плаще.

Двери открылись, впуская в комнату другие две фигуры в плащах. Замерев на пороге, они, видимо, осматривались. После, будто по негласной договорённости, единовременно сняли с голов глубокие капюшоны. Фатьма Султан и Эсен-хатун переглянулись, а после медленно приблизились к неясной фигуре, стоящей возле столика.

Фигура коротко поклонилась, а после бледные руки коснулись капюшона и сбросили его с головы. Женщина, давно пережившая сорокалетие, была бледной, а её чёрные глаза казались глубокими и в то же время пустыми.

— Как твоё имя, хатун? — осторожно спросила Фатьма Султан, чувствуя себя не в своей тарелке в этом полумраке и рядом с этой странной женщиной.

— Алджи-хатун, — почти шёпотом отозвалась гадалка.

— Мы здесь, чтобы узнать своё будущее, — произнесла Эсен, выглядя более смело.

— Знаю, — кивнула седовласой головой гадалка.

Алджи-хатун, храня молчание, взяла со столика плошку, бросила в неё пучок трав, после подожгла его с помощью единственной горящей свечи и с дымящейся плошкой в руке приблизилась к женщинам. Чёрный удушливый дым окутал всех троих и комнату.

— Каков ваш вопрос?

Фатьма Султан и Эсен, чувствуя как затуманивается их рассудок и ощущения из-за воздействия дыма, напряжённо переглянулись.

— Что произойдёт в будущем? — прокашлявшись, спросила Эсен.

Гадалка, коротко кивнув седовласой головой, подняла бледную руку над горящей плошкой и прикрыла свои чёрные глаза. Некоторое время она молчала, а после едва слышно заговорила.

— Вижу много смертей и крови… Мужчины, женщины и дети. Они льют слёзы.

— Отчего они плачут? — пряча испуг, спросила Фатьма Султан.

— За ними пришла кровавая жена, дабы отобрать их жизни, — шептала гадалка, и голос её с каждым словом становился громче, будто набирая силу. — Руки её обагрены кровью, а на голове сверкает драгоценная корона. Она держит за руку… маленького мальчика.

Открыв чёрные глаза, гадалка шумно выдохнула, словно утомившись.

— Это всё, что я могу сказать относительно такого вопроса.

— Что значит “кровавая жена”? — раздался голос Фатьмы Султан, явно растерянной из-за услышанного предсказания.

Эсен, волнительно сглотнув, мрачно смотрела на гадалку.

— Слова при гадании сами срываются с моих губ, — ответила Алджи-хатун. — Это может значить всё, что угодно.

— Сколько детей у меня будет? — задала Эсен тот вопрос, который беспокоил её больше какой-то “кровавой жены”.

Фатьма Султан чуть улыбнулась, взглянув на взволнованную Эсен. Самый ожидаемый вопрос от наложницы султана, ведь от количества детей зависит вся её жизнь.

— Четверо, — без капли сомнений ответила гадалка.

Женщины от услышанного изумлённо переглянулись.

— Четверо? — с радостным придыханием переспросила Эсен. Её серо-голубые глаза зажглись волнением.

— Один ребёнок будет процветать, и золотой будет его корона, а остальные будут гнить в земле, и золотыми будут их саваны.

Улыбка мгновенно испарилась с лица Эсен, и волна тревоги обволокла её.

— Аллах сохрани… — ошеломлённо прошептала Фатьма Султан.

— У султана ещё будут дети, рождённые не мной? — задала следующий вопрос помрачневшая Эсен.

— Да, — ответила гадалка, и это слово острым кинжалом глубоко ранило сердце наложницы.

— Кто станет следующим султаном после султана Орхана? — вмешалась Фатьма Султан.

Алджи-хатун, нахмурившись, стерла кровь, полившуюся из её носа. Она была обессилена гаданием и бледнела всё сильнее с каждым мигом.

— Его не будет.

Фатьма Султан и Эсен-хатун непонимающе переглянулись.

— Что это значит? — напряжённо спросила черноволосая госпожа, взглядом требуя ответа от обессиленной гадалки.

— Я… обессилена.

— Отвечай!

— Со смертью султана Орхана власть возымеет не мужчина, а женщина. Кровавая жена. Она… будет верховодить силами этого государства, а после… После её сын, вскормленный кровью и ядами, сменит её, но не раньше, чем солнце погаснет и родится заново.

Алджи-хатун обессиленно покачнулась, снова стирая кровь, льющуюся из носа.

— Всё это ложь! — негодующе процедила Фатьма Султан, отступая к дверям. — Всё, что ты говоришь, не может быть правдой. Идём, Эсен.

Фатьма Султан, набросив на черноволосую голову капюшон, поспешно вышла из комнаты, но Эсен не последовала за ней, а подошла к обессиленной гадалке.

— Отчего умрут трое моих детей?

— Один умрёт, не вдохнув жизнь и не увидев мир, второй умрёт от твоих рук, что сами бросят его во мрак смерти, а третий станет кровавой жертвой.

Эсен, чувствуя ужасную тревогу, окутавшую её сердце, неверяще покачала темноволосой головой и, нахмурившись, выбежала из тёмной комнаты, в которой клубился чёрный едкий дым.

Дворец Хюррем Султан.

Дворец, наконец-то, целиком и полностью принадлежал Хюррем Султан. Без Ферхата-паши, успевшего настолько сильно опротиветь ей, султанше дышалось легко и спокойно, и только тоска по Альказу омрачала её счастливое существование.

Этим утром трапезничая без особого аппетита, Хюррем Султан получила некое письмо, которое принесла Саасхан-калфа. Отложив ложку, султанша раскрыла письмо, втайне надеясь, что оно от Альказа.

“Госпожа,

Селин Султан попалась в ловушку. Я предоставила ей поддельные документы, согласно которым казна не способна оплатить жалованье гарему. Она поверила, а после, как я и советовала ей, встретилась с венецианской ростовщицей, взяв у неё в долг огромную сумму. Согласно вашему плану, мне осталось лишь сообщить об этом Повелителю. Селин Султан лишится своей должности, потому как то, что Селин Султан влезла в огромные долги, не нужные и без того полной казне, а также то, что ростовщица является венецианкой, усугубит её положение, так как Османская империя давно враждует с Венецией и подобные долги для правящего дома просто унижение.

Фериде-калфа”.

Хюррем Султан довольно ухмыльнулась, чувствуя, как её план легко исполняется. Скомкав письмо, она передала его Саасхан-калфе.

— Сожги.

Та, бросив письмо в горящий камин, вернулась к своей госпоже.

— Велите растопить хамам? Вам нужно подготовиться к вечеру. Вы же помните, что приглашены на ужин во дворец Гевхерхан Султан?

Хюррем Султан недовольно нахмурилась, но позволительно кивнула. Она знала, что сестра вновь желает поговорить с ней об Альказе и о том, что они — семья. Подобные темы предстоящего разговора нисколько не радовали султаншу.

Дворец санджак-бея в Эрзуруме.

Несмотря на всевозможные меры, принимаемые лекаршей, течение беременности и само состояние Севен Султан ухудшалось.

Бледная и слабая, она не покидала ложа, вяло откинувшись на подушки и непрестанно держась за растущий живот. Нурбахар Султан, сидя рядом с дочерью, беспокойно хмурилась и в знак поддержки сжимала её холодную руку.

— Это вскоре пройдёт, потерпи, — ободряюще проговорила она этим утром, смотря на бледное лицо дочери.

— Не могу понять, что случилось, — тихим голосом ответила Севен Султан, обратив к матери свои голубые глаза.

— Лекарша же сказала, что ухудшилось течение беременности. Ты слишком уж переживаешь из-за Османа. К тому же, здоровье твоё оказалось не таким уж крепким. Беременность много сил у тебя отнимает…