Рогозина тоже спешила забрать Вячеслава из стен Хогвартса, но тот уговорил ее обождать до похорон Флер, чтобы его уход не смахивал на бегство. Да и порезы от заклятий и «охоты» заживали не так быстро.

Директором и учителями, совместно с шармбатонскими и родителями Делакур, было решено похоронить юную девушку, едва достигшую совершеннолетия, в земле замка, на старом, хогвартском кладбище.

Луна с Вячеславом, казалось, теперь были практически неразлучны. Она безмолвно поддерживала его, понимая его состояние, а он не ставил ей в вину и не вспоминал больше — о Викторе Краме. Виктора спасли, и он, как только смог, приехал обратно в замок. Насильственное магическое вмешательство в разум Седрика так же не прошло юноше даром — его лечили от быстро развившегося тяжелого психического заболевания.

Друзья тоже не отпускали из вида друга, видя его тяжелое психологическое состояние. Слава только за одно это — что от них не было никаких вопросов, был им безмерно благодарен. Вспоминать об этом… событии теперь становилось не так тяжело.

Он был не один. С ним были его друзья, мама и любимая девушка.

Рогозина переодевалась в форму прямо в своем кабинете ФЭС. Она решила прийти на похороны — чтобы поддержать сейчас и без того считающего себя виноватым во всем случившемся сына. Ему как никому другому было нужно сейчас ее крепкое плечо и молчаливое понимание. Она вполне понимала чувства — сына, ведь она тоже была когда-то в такой ситуации. Как все же много в жизни начинается со слов: «…если бы не это, то все могло бы быть иначе…»

Такую рану залечить и исцелить может только время, как лучший лекарь всех времен и народов, и друзья, близкие люди… Ему просто нельзя сейчас оставаться в одиночестве.

Все готово. Она взглянула на себя в зеркало: прическа волосок к волоску, неяркий макияж, идеально отглаженный и сидевший на ней пиджак.

Вошел заранее предупрежденный Николай Петрович.

— Коль, — обернулась она к мужчине, — я на похороны поехала. Если что — документы в папке. Отчет я отправила, ожидаю подтверждения… Генерал знает, и предупрежден… Я…

— Я все-все понял, — проговорил майор, — Галь, это надолго? — спросил он.

— Я не знаю. — Женщина отвернулась от него. — Сначала будет что-то типа поминального пира, а затем состоятся похороны… Я, если честно, не очень поняла речь директора школы… — она развела руки в стороны.

— Хорошо, Галь. Беги к сыну.

Рогозина кивнула ему, и прошла мимо. Круглов проводил ее вслед задумчивым взглядом — ему были неизвестны все подробности, он лишь застал полковника в почти невменяемом состоянии, заставил ее пойти к Вале и выпить успокаивающее. Потом Иван, который тоже был невольным свидетелем ее нервного срыва и помог ему с ней — увести в морг, рассказал ему, что на Третьем, заключительном туре Турнира, дерзко похитили трех участников из-под носа судейской бригады и Министерства Магии едва ли не в полном составе; одну из них, молодую девушку, зарезали прямо у парней на глазах, другого — тяжело ранили, а Вячеслава сначала пытали, а потом заставили бежать, и устроили на него что-то типа «облавы» или «охоты». Парень только чудом смог от них спастись, и вовремя подоспела помощь, которая вытащила его и раненого пацана. Еще одного, четвертого участника, воздействуя психологически подвели практически “к самому краю” безумия.

Спасаясь от «террористов», парень смог одного из них ранить, а другого — слегка придушить, а третьего — оглушить. Но сам факт похищения, убийства и покушения на убийство, плюс пытки, не давала покоя старому оперу. Чутье говорило — это все неспроста. Зачем-то им нужен был парень, живым, но зачем?

Рогозину у входа в замок ждала Боунс в обычной черной мантии.

— Вы Бэгмэна нашли? — спросила Рогозина сразу же о главном виновнике всего — сбежавшего судьи из замка в середине Третьего тура, и подавшегося в бега.

— Мы объявили его в розыск по всей стране, и направили запросы в Интерпол, на всякий случай. Пока — вестей о его поимке или о его теле нет. — Ответила ей женщина-маг. — Я распорядилась об установлении каминной связи, и поэтому сегодня вы домой отправитесь вместе с сыном из моего кабинета… Также я дала допуск и на его друзей… Те тоже изъявили свое желание отправиться вместе с ним в Россию.

— Хорошие у него друзья… — вздохнула Рогозина. — Готовые на все, ради него…

— Хорошие, — согласилась Амелия. — Идемте?

— Идемте…

Флаги на многочисленных флагштоках были приспущены; многие были окрашены в траурные, черные цвета. Народ, что проходил мимо них, тоже приоделся в темные цвета скорби и боли. Многие из них держали цветы, нечетное количество*. Студенты из Франции держались обособленно, группами, одетые в черные, шелковые мантии; девушки надели на руки кружевные черные перчатки и были в черных траурных шляпках с вуалями, только подтверждая статус самой элегантной европейской страны. Везде слышался только шепот и негромкие голоса. Иногда кто-то всхлипывал и рыдал.

Крупная их директриса, чье имя репортеры уже успели замарать и уличить в крупных скандалах и наговорах, с позором сразу же после похорон уходила в отставку, и увольнялась. Впрочем, она вела себя совершенно искренне — успокаивала и семью Делакур, и рыдавших — от боли потери девушки, ее подруг.

Вячеслав ждал ее у входа в Большой зал. Он подчеркнуто стоял без мантии, в черном, с короткими рукавами, бадлоне с горлом, что не скрывал его рук в шрамах и синяках. Ладони рук были в грубых, кожаных беспальцовках. На ногах — черные кеды и брюки чуть «в облипку». Казалось, он снова вытянулся в росте, сильно похудел. Но то, что у него теперь изменился взгляд — он стал более холодным, пронизывающим, словно бы скинул ту юношескую веселость и невинность, что была ранее, напомнил Рогозиной ее собственный, в народе именуемый не иначе как «стальным». Свалившиеся беды и события закаляют не только разум и характер, но и тело…

Рядом с ним стояла Полумна. Одета она была в совсем простое черное платье, что было длиной до лодыжек. Она тоже, как и француженки, была в шляпке с вуалью, но не в широкополой как они, а больше похожей на шляпки стюардесс. Светлые волосы, как и самой Рогозиной, тоже были закручены в прическу «ракушка». На ногах — черные туфли на шпильках. На шее — подвеска Вячеслава и правой руке — подаренный им же браслет. Три алые розы в ее руке были единственным ярким пятном в ее облике. Она казалась гораздо взрослее и серьезнее, чем обычно.

— Здравствуйте, Галина Николаевна, — тихо поздоровалась с ней девушка.

— Здравствуй, Луна…

Они с сыном поздоровались только глазами: Рогозина поняла, что он очень вымотан, поэтому не стала что-либо лишнего говорить ему или как попугай спрашивать о самочувствии. И так было ясно, что ему не совсем хорошо… «Устал», — вот что говорили глаза ее сына, — «устал и очень хочу отдохнуть… хочу домой…»

— Уже скоро, — негромко проговорила женщина, — еще чуть-чуть продержаться тебе — и все…

Вячеслав как-то криво улыбнулся. Но тут же, оборвав сам себя, сделал шаг навстречу — навстречу им шли новые маги, пара: Гермиона с Виктором. Они с ним, после всего произошедшего, еще не виделись…

— Виктор…

— Вячеслав, — и парни горячо пожали друг друг руки и обнялись, похлопав друг друга по плечам.

— Как ты, Виктор? Как рана? Это моя мама, Рогозина Галина Николаевна… — представил свою мать болгарину Слава.

— Все нормально. Пройду курс восстановления в Болгарии — и дело пойдет на лад… Очень приятно познакомиться с вами, — наиграно весело проговорил болгарин, кивая в сторону женщины. — А как Седрик?

Рогозин-младший тяжело вздохнул:

— Мне ничего не известно, кроме того, как-то, что его психика повреждена очень серьезно… Вмешательство было… топорным… Лечат…

— Парни, — мягко оборвала их Боунс, терпеливо ожидавшая конец их разговора, — нам пора…

— Да, — гриффиндорец от этих слов будто бы встряхнулся, — пойдемте в зал… Простите…