Клаус вздохнул.

- Ну, спрашивайте.

Рожин задумался.

- Вот скажите доктор, Вы же медик? - Клаус приподнял брови, - Я имею в виду, значит, биолог в каком-то смысле? Как Вы объясняете поведение формиков?

Клаус косо глянул на него.

- Это Вы с Джонсом пообщались?

- Да нет - с формиками. Мне Келли показал.

Клаус поморщился.

- А, эти его дурацкие шоу... Ну что Вам сказать? Формики жили здесь сотни тысяч лет в неизменной среде. В их системе мира каждое дерево и каждая травинка давно нашли свое место. И вдруг появляемся мы, не похожие ни на что, буквально, не от мира сего. Делаем то, чего никто раньше не делал. Рефлексы формиков не дают им ответа, как реагировать на этот вызов, и они нас просто игнорируют.

- Как-то глупо звучит, - прокомментировал Рожин.

- Это потому, - ответил Клаус, - что Вы невольно оцениваете их реакции с точки зрения человека. А они - животные. Посмотрите, сколько тысяч лет люди разводят пчел и забирают у них мед. А пчелы продолжают его собирать, в том числе лить собранное даже в обрезанные соты.

***

Не успел Серж выйти из вигвама доктора, как его чуть не сбил с ног молодой человек с длинными светлыми волосами. Голубые глаза парня метали молнии. Он невидяще скользнул испепеляющим взглядом по неожиданной помехе и развернулся к предмету своего гнева.

- Я просто не знаю, как это назвать, Корнелиус. Ладно, Келли - солдафон, Имельда - вся в себе, а Патти ни о чем кроме своих идей думать не может. Но Вы-то - известный писатель, интеллектуал. Вы понимаете, что у них есть зачатки собственной цивилизации?! - вулканировал Элис, кто же еще, - Я даже представить не решаюсь, что они создали бы, если бы мы им хоть чуть-чуть помогли.

Корнелиус, одетый в серый балахон грузноватый представительный мужчина с большим морщинистым лбом, бордовыми щеками и бородой с проседью, скривился как от зубной боли.

- И правильно не решаетесь. Ну что они выродили бы? Новый Ацтлан с окровавленными алтарями на пирамидах? Что там в обязательной программе? Дикарские пляски у костра с воплями, ритуальный каннибализм - куда без него. Потом непременно войны-войны-войны. Потом задымленные города, отравленные реки. Религиозные заблуждения - одно абсурдней и омерзительней другого. Зачем это все повторять еще раз?

Элис растерянно уставился на него.

- Но есть же еще культура - литература, музыка, философия... В смысле - еще нет, но появится. Новая, необычная, ни на что не похожая! Разве оно того не стоит?

Корнелиус вздохнул с досадой.

- Да поймите Вы, у этой планеты уже есть культура - это мы. Культура, уже совершившая все ошибки, переболевшая всеми детскими болезнями. Другой не надо.

- Но формики...

- А формики пусть остаются тем, чем являются, - строго перебил его Корнелиус, - в меру сообразительными животными. Благодаря которым у нас - местного культурного слоя - есть необходимый минимум для жизни без надрывания пупка в поисках еды и крова. И возможность для спокойных размышлений, творчества и тихой радости от жизни в мире с природой. Мы прекрасно встроены в местный ландшафт. Мы - вершина его пищевой и цивилизационной пирамиды.

Элис упрямо сжал губы.

- То есть, Вы, литератор, хранитель гуманитарных ценностей, - Элис осуждающе вытянул палец в сторону Корнелиуса, - сознательно отказываете формикам в праве на развитие?

Корнелиус раскатисто рассмеялся.

- О чем Вы, Элис? Они же животные - какие у них права?

- Они могли бы стать как люди! - выкрикнул Элис.

Корнелиус досадливо махнул рукой.

- Опять пошла сказка про белого бычка... Ну не всякая возможность обязана реализовываться! Это примерно как кто-то считает, что все люди должны получить высшее образование. А зачем? Мне говорят: более образованному развитому человеку жить интересней. Но не образованный-то этого не знает, и ему и без этого хорошо. Зато вместе с образованием и запросы вырастают на порядки. Понимаете - мы искусственно, без веских причин, создаем потребности, которые потом тяжкими усилиями и с непредсказуемыми последствиями пытаемся удовлетворить.

Он ткнул в экран планшета.

- Я двадцать лет пытаюсь это человечеству втолковать.

Корнелиус пару раз вдохнул и выдохнул, успокаивающе улыбнулся Джонсу.

- Все, что нам надо от аборигенов - чтобы они были безопасны и полезны нам. Давали еду, кров, материю для одежды. Кому неймется - сому. Сейчас мы это имеем. Все! Этого достаточно!

- От аборигенов? Аборигенами, обычно, разумных зовут, а не животных, - бесцеремонно вклинился Рожин.

Корнелиус недоуменно уставился на Сержа, выпучил глаза.

- Я так сказал? Тьфу ты. Элис, Ваша заумь заразна. Хорошо, что Вы уезжаете.

Элис бросил на писателя пламенный взгляд и удалился. Пару минут Корнелиус и Рожин провожали его взглядом. Потом посмотрели друг на друга.

- Серж Рожен, - представился Рожин.

- Я знаю, - кивнул Корнелиус, направляясь куда-то в сторону.

- Откуда? - удивился Рожин, направляясь за ним.

- От Имельды. Она говорила, что Вы хотели со мной познакомиться.

'Я?!' - удивился Рожин.

- Я Вас понимаю, - Корнелиус снисходительно улыбнулся, - Не часто представляется возможность свести знакомство с номинантом на Нобелевскую премию. Хотя я живу уединенно, мисс Васкес я почти ни в чем не могу отказать. Что читали из моего?

- Да так, кое-что, - уклончиво ответил Рожин, чувствуя себя полным болваном, - Знаете, у меня тут одно дело к доктору Клаусу...

- Кстати, Вы пробовали нунавутский коньяк? - вдруг спросил Корнелиус, - Один поклонник с Земли прислал.

***

- Я понял, что Вам надо подлечиться, - добродушно заметил Корнелиус, - Можно еще по одной, если хотите. Но я бы не особо советовал. Так на чем мы остановились?

Изнутри вигвам писателя-аскета выглядел как жилище богатого алкоголика. Под ногами катались и сталкивались пустые бутылки. На неубранной постели тут и там валялись очень приличного вида комм-панели для ручного ввода. Номинант на Нобелевку писал по старинке, руками, прямо как Паланик или госпожа Трамп. В вигваме Корнелиуса пахло архаикой и нунавутским коньяком.

'Хоть и зазнайка, а неплохой же мужик' - расслабленно подумал Рожин. Мир вокруг на глазах становился ярче, добрее и гуманнее.

- Обсуждали, какие невероятные усилия приходится прилагать, чтобы создать мир, где никто не напрягается.

- Я как раз подробно отвечаю на этот вопрос в своем последнем романе, - покивал Корнелиус, - Главные препятствия для начала жизни в гармонии с миром и своими желаниями - не внешние, а внутренние. Знаете, что забавно?

Писатель солидно вкусно хохотнул.

- Я там как утопию описываю реальную историю общины, которую по сформулированным мною принципам создает здесь Патти. Представляю, как вытянутся лица у скептиков, когда однажды правда выйдет наружу, и они узнают, что я живописал не мечту, а о реальность!

- Про формиков и Элиса Вы там тоже пишете? - не сдержался Рожин, очень уж Корнелиус выглядел довольным собой.

Улыбка писателя слегка поблекла, он нахмурился.

- Знаете, Рожен, у французского писателя Анатоля Франса есть роман. Там некий священник сослепу покрестил пингвинов. Увидел как через мутное стекло дикарей-малоросликов и, проникнувшись жалостью к их отверженности, немедленно приступил к таинству. Господь решил этот казус, превратив их в людей. А дальше они стали друг друга убивать, угнетать, пытать и мучить.

- Ну и какая мораль? - поинтересовался Рожин, - Не надо крестить пингвинов? Или не следует превращать их в людей?

- В первую очередь, нужно хорошо подумать, прежде чем делать резкие движения, - объяснил Корнелиус, - Какими бы добрыми намерениями эти действия не диктовались. Талейран, Ваш, мсье Рожен, компатриот, в своих мемуарах писал: 'Не поддавайтесь первому побуждению, ибо оно, как правило, благородно'.

Корнелиус хмыкнул.

- Князь Беневентский, конечно, циник и негодяй, и если кого-то не предал, то просто не нашел в том выгоды. Но это его бонмо - не цинизм и не негодяйство, а одно из самых человеколюбивых высказываний, что мне известны. Слишком много несчастий в истории начались с необдуманных глупостей прекраснодушных идиотов.