Как только Мао Цзэдун вошел в кабинет, Сталин выступил ему навстречу и улыбаясь протянул ему обе руки. Так он приветствовал Мао Цзэдуна. Мао Цзэдун тоже протянул вперед обе руки. Состоялось рукопожатие. Итак, и наконец, и впервые лично встретились два крупнейших в мире коммунистических лидера. Рукопожатие было крепким.

«Здравствуйте!» — с подъемом произнес Сталин.

«Здравствуйте!» — с чувством ответил Мао Цзэдун.

«Рады вашему приезду!»

«Спасибо, товарищ Сталин!» Они продолжали пожимать друг другу руки.

Сталин, пристально разглядывая Мао Цзэдуна, сказал: «Замечательно, замечательно! Вы еще так молоды, у вас такой цветущий вид»…

Мао Цзэдун, в свою очередь, ответил: «Вы, товарищ Сталин, тоже в отменном здравии!»

Сталин поблагодарил кивком головы. Затем он представил Мао Цзэдуну своих коллег, начиная с Молотова. Мао Цзэдун обменялся с ними рукопожатиями и приветствиями. В свою очередь, он представил Сталину сопровождавшего его Ши Чжэ.

Сталин пригласил Мао Цзэдуна садиться.

Мао Цзэдун и Ши Чжэ сели по одну, а Сталин и его коллеги по другую сторону стола для заседаний.

Когда все уселись, Сталин сказал, глядя на Мао Цзэдуна: «Великое дело! Поистине сделано великое дело! Вы добились великой победы. Вы внесли очень большой вклад в дело китайского народа; вы — славный сын китайского народа! Мы от всей души желаем вам крепкого здоровья!»

Мао Цзэдун, зная о том, что Сталин неоднократно весьма критически относился к его политике в ходе внутриполитической борьбы в Китае, высказывая в этой связи различного рода подозрения и сомнения, вероятно, не ожидал, что с самого начала встречи Сталин станет так хвалить его. Однако Мао Цзэдун не смутился и не стал возвращать любезность, а, покачав головой, сказал: «Да нет же, мне на протяжении длительного времени приходилось терпеть гонения, меня даже лишали права голоса; мне было что сказать, да не было случая и места, чтобы высказаться»…

Китайская пословица гласит: «За праздничным столом можно тысячу раз выпить с человеком и все равно не узнать, кто он такой; однако бывает, что для этого хватит и полсловечка, если оно сказано прямо, без экивоков».

Вот и в данном случае получилось так, что в кабинете Сталина до этих слов Мао Цзэдуна царила некая весьма приподнятая, подчеркнуто дружественная, горячая атмосфера, все и каждый (с советской стороны) были на подъеме, взволнованы, и вдруг при таких торжественных обстоятельствах Мао Цзэдун своей полуфразой, несколькими словами, в которые он вкладывал глубокий смысл и которые предполагали несколько иную тональность разговора, гораздо большую откровенность и свободу собеседников в своих высказываниях, как бы заморозил всю эту праздничную атмосферу. Мао Цзэдуну удалось как бы мгновенно заставить застыть всю эту обстановку торжественности, священнодействия, предполагавшегося взаимного воспевания. Более того, психологически Мао Цзэдун сразу продемонстрировал свою обидчивость, а должно было предполагать, что это и обидчивость КПК, и обидчивость китайской нации в связи с реальными действиями и политикой Сталина, советской стороны в прошлом. Сталин и его коллеги оказались в ситуации, когда им как бы пришлось успокаивать обидевшегося гостя, то есть, с точки зрения Мао Цзэдуна, он занял активные позиции, а Сталина загнал в угол.

В КПК — КНР, в их пропаганде создавшуюся ситуацию характеризовали следующим образом: все находившиеся в кабинете не сговариваясь подняли головы и воззрились на вождя КПК, который сразу показал, что не намерен ни к кому приспосабливаться и ловчить, а, напротив, проявил себя собеседником, настроенным на обмен репликами, исполненными глубокого смысла, и на постановку острых вопросов. Мао Цзэдуну на секунду удалось удивить советских партнеров по переговорам. Сразу стало ясно, что перед ними политик, которому даже в мелочах, даже при обмене простыми любезностями лучше пальца в рот не класть.

Сталин с удивлением посмотрел на Мао Цзэдуна. Могло показаться, что он не сразу нашелся. На ходу приходилось менять начало того сценария первой встречи, который заранее сложился у Сталина в голове. Он привык к тому, что на протяжении нескольких десятилетий большинство лидеров, с которыми ему приходилось общаться, в беседах с ним предпочитали проявлять осторожность, ходить вокруг да около, выжидая, что скажет Сталин и ориентируясь на его позицию. Сталин крайне редко кого-либо хвалил; он вообще не привык приспосабливаться к собеседнику, навязывая ему свою манеру разговора и свою тактику беседы. На сей раз при первой же встрече с Мао Цзэдуном сразу же выяснилось, что этот китаец даже не желает соблюдать правила внешних приличий, не разводит «китайские церемонии», не высказывает радости, услышав пожелания здоровья, услышав даже похвалу из уст самого Сталина в свой адрес. Казалось бы, чего еще можно желать, встречаясь в первый раз, закладывая основы отношений? Сталин предполагал, что своими высказываниями в начале беседы он как бы обезоружит Мао Цзэдуна, поставит его в оборонительное и пассивное положение. Мао Цзэдун же предпочел сразу броситься в бой… Мао Цзэдун предложил сражение умов.

Мао Цзэдун продолжал говорить со своим тяжелым хунаньским акцентом: «Те, кто выступал против меня, многое позволяли себе; и кое-что остается не ясным, если говорить о том, кто прав и кто не прав, вплоть до настоящего времени это все еще не ясно»…

Сталин знал, что Мао Цзэдун имел в виду ряд руководящих деятелей внутри КПК, прежде всего Ван Мина. (Кстати сказать, Ван Мин — это псевдоним Чэнь Шаоюя; а сам иероглиф «мин» из псевдонима Ван Мина означает по-китайски «ясность»; таким образом Мао Цзэдун намекнул на то, кого он имел в виду.) Сталин поддерживал Ван Мина, стремясь с его помощью заставить КПК быть более послушной воле Коминтерна, а по сути дела, воле Сталина. В то же время Сталин полагал, что такого рода вопросы были уже выяснены и сняты, ибо несколько месяцев тому назад, в середине 1949 года, во время пребывания в Москве делегации КПК во главе с Лю Шаоци Сталин в ходе беседы с Лю Шаоци осудил Ван Мина и даже прямо выступил с самокритикой. И вот теперь, при первой же встрече, Мао Цзэдун, ничтоже сумняшеся, прежде всего поставил именно этот вопрос.

Сталин мгновенно нашелся и ответил Мао Цзэдуну репликой, которая позволяла на данном этапе считать инцидент исчерпанным: «Нет, нет, ни в коем случае! Кто старое помянет, тому глаз вон!» Он сделал решительный жест правой рукой, в которой была зажата трубка, и добавил: «Победа поставила все точки над «i», прояснила, кто прав, кто виноват; победа — это все! Победителей не судят, это очевидная истина».

Такой ответ при данных обстоятельствах позволил на время закрыть практически важный и сложный вопрос, и атмосфера в кабинете снова стала теплой. Мао Цзэдун не мог не согласиться с логикой Сталина, предпочитая воспринимать его слова в том смысле, что тот признал его победу, а следовательно, неправоту его противников внутри КПК.

Выслушав перевод слов Сталина, Мао Цзэдун засмеялся. Засмеялись и все остальные.

Далее Сталин сказал со всей серьезностью: «Победа революции в Китае изменит соотношение сил в мировом масштабе. Чаша весов, на которую положена мировая революция, потяжелела. Мы искренне поздравляем вас с победой и надеемся, что вы добьетесь новых еще больших побед!»

Мао Цзэдун кивнул и ответил: «От имени народа Китая я сердечно благодарю советский народ за поддержку и помощь, которую он оказывал нам на протяжении длительного времени. Народ Китая не забудет друзей»…[133]

Прежде чем высказать свои соображения относительно описания в литературе, изданной в КНР, первой в истории встречи Сталина и Мао Цзэдуна 16 декабря 1949 года в Кремле, представляется необходимым привести рассказ об этой же встрече ее очевидца Н. Т. Федоренко, который выступал во время этой беседы в качестве переводчика с советской стороны.

Н. Т. Федоренко писал: «Запомнилась обстановка первой встречи Сталина и Мао Цзэдуна. Она проходила в кабинете Сталина в Кремле. По долгу службы мне пришлось сопровождать Мао Цзэдуна, быть переводчиком.