Я вопросительно взглянул на него, и он ответил, что победитель, чаще всего владелец дворца, раздаёт завоёванные деревни вместе с живущими в них крестьянами жрецам храмов и солдатам. Так он вознаграждает их за оказанные услуги.

   — Через считанные часы, — печально сказал он, — мы причалим к острову, население которого всё ещё страдает от голода. Многие жители умерли. Могу представить себе, как оставшиеся в живых дрались за каждую горсть ячменя. И вот приходим мы, сытые и богатые, мы — чужеземцы. Я очень удивился бы, если бы они встретили нас благожелательно.

   — Мы поможем им, — с энтузиазмом ответил я. — Мы протянем им руку, дадим работу и хлеб. Не забывай, что мы обеспечиваем их будущее. — Потом я восторженно произнёс: — Уже многие годы я люблю Крит и сделаю всё, чтобы он снова был счастлив. Я собираюсь покончить с голодом и подарить людям радость.

   — Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

   — Разве избавить других от страданий или облегчить их — не замечательная, может быть, даже самая замечательная цель? Однако это не должна быть помощь, которую иногда оказывают по настроению или из сострадания, — она должна стать главным делом нашей жизни.

— Да, — задумчиво заметил капитан, — пора наконец учиться быть людьми.

Когда перед моим взором появились горы и обрывистые берега Крита, я с гордостью взглянул на Ритсоса и Прокаса, моих критских учителей, затем на Келиоса и Пандиона, которые, как и я, были микенцами. Я кивнул им, перевёл взгляд на приближающиеся берега, и у меня возникло ощущение, что передо мной — моя родина, я почувствовал, что когда-нибудь там будет погребено моё сердце.

Наши суда скользили к берегу, подобно каким-то демоническим гигантским рыбинам. Торговцы заранее предупредили меня, что портовые сооружения Ираклиона разрушены и береговая линия претерпела изменения. Поэтому нам пришлось бросить якоря на некотором расстоянии от порта и добираться до берега на небольших лодках или вплавь.

Паруса убрали, и начинающийся день наполнился короткими командами и скрипом корабля, покачивающегося на волнах.

Моих воинов возглавлял Кладиссос — надёжный, храбрый микенец. Его распоряжения были точны и лаконичны. Солдаты, вооружённые пиками и короткими мечами, прыгали прямо в воду; немногочисленные лодки заполнялись лучниками с колчанами, полными стрел, и пращниками, которым не доплыть с их мешками камней.

Когда мы оказались на суше, каждый приготовил своё оружие, ибо за скалами, за развалинами, за каждым домом нас могли поджидать критские воины, готовые к нападению.

Медленно, шаг за шагом, ежесекундно ожидая атаки, мы приближались к группе домов.

Я распорядился не убивать людей, лишь отражать нападение, а любого критянина, который направлялся бы к нам с мирными намерениями, предупреждать, что и мы стремимся к миру.

Территория порта оказалась малонаселённой. Нам попались только рыбаки со своими семьями, несколько торговцев и крестьян.

Нашей целью был дворец Кносса. Мы знали, что многие его помещения пострадали от пожара, однако часть зданий осталась нетронутой.

Мы снова и снова расспрашивали, есть ли в Кноссе солдаты, какова их численность, кто там правит. Ответы были самые противоречивые. Никто не мог сказать нам, нужно ли нам ожидать сопротивления и велико ли число возможных защитников.

Неожиданно рядом со мной появился мой критский раб Ритсос. Его глаза блестели, щёки от волнения раскраснелись; он прислушивался, сгорая от нетерпения, словно охотник.

   — За мной! — скомандовал он группе воинов й прокрался с ними к зданию, которое лежало в руинах: впрочем, сохранившаяся часть огромной башни давала представление о том, как оно могло выглядеть до катастрофы.

   — Там живёт отец одного моего знакомого. Он, наверное, уже стар. Его брат служит или служил чиновником в Кноссе. Может быть, этот брат живёт сейчас с ним и знает, есть ли в Кноссе солдаты и сколько их.

Мы окружили развалины дома. Ритсос проник в небольшое помещение и вскоре вернулся вместе со стариком критянином.

   — Твой брат живёт в Кноссе или с тобой? — спросил он.

Крестьянин, который не мог взять в толк, что мы от него хотим, кивнул, испуганно косясь на нас. Вероятно, он принял нас за пиратов, потому что не переставал клясться, что он беден, дом разрушен землетрясением и небывалым наводнением, а его поля и деревья почти не дают урожая.

   — Сколько солдат защищают дворец? — спросил Ритсос.

   — Не знаю, — ответил старик.

   — К заходу солнца ты будешь это знать, — пригрозил Ритсос. Из обломков стен и сучьев он соорудил небольшую клетку. Она получилась такой низкой, что в ней едва можно было сидеть. Он втолкнул туда крестьянина, привязав его склонённую голову к ногам.

   — Долго он не выдержит в такой позе, — сказал Ритсос. — Вскоре у него так разболится спина, что он заговорит. Он слишком стар, чтобы выносить такие мучения.

   — Что вы с ним делаете? — вступился какой-то лучник. Весь его вид говорил о том, что он участвовал не в одном сражении.

   — Мы хотим знать, есть ли в Кноссе охрана, сколько там солдат и следует ли нам остерегаться применения особого оружия?

   — Особого оружия? — переспросил я.

Ритсос кивнул.

   — Кипящего масла во время схваток на улицах и в домах, корзин с ядовитыми змеями или раскалённых камней, которые в вас швыряют, — пояснил он.

   — Так мучить не годится, — продолжал лучник. — Этот человек стар. А что, если ему ничего не известно?

   — Такова его участь, — возразил Ритсос. — Однажды мне тоже не повезло. Для многих жизнь — горькое зелье, которое приходится глотать, хотят они того или нет. То, что мы делаем, и впрямь нехорошо, но разве лучше, если при осаде Кносса половина наших людей погибнет?

Старик, сидевший скорчившись, с привязанной вниз головой, начал стонать в своей клетке.

   — Позволь мне начать? — попросил Ритсос.

   — Что? — неуверенно ответил я.

   — Дай мне час времени, и я буду знать, что ожидает нас в Кноссе.

Вокруг меня толпились воины, матросы, придворные, слуги, рабы и жрецы. Из одной лодки только что высадилась Пасифая с детьми с несколькими служанками, из другой — Айза, Телике, Сарра и остальные рабыни моего гарема.

Множество глаз впились в меня, и я почувствовал, что сын царя должен принимать решение: мне предстояло проявить себя. Двое солдат, ожидавших моего ответа, буквально дрожали от нетерпения: они надеялись отыскать во дворце Кносса большие сокровища.

Вопросы и ответы вихрем проносились у меня в голове. Разве ещё на корабле я не слышал, как мои воины собирались после одержанной победы разбиться на отдельные группы, чтобы как можно быстрее добраться до золота? Одна группа намеревалась обшарить казначейство, другая — кладовые. Двое матросов услышали от Ритсоса, который знал дворец, что в его восточном крыле существуют сокровища; солдаты были в полной уверенности, будто помещения под шестиколонным залом храма сулят им богатую наживу.

   — Позволь мне начать? — снова попросил Ритсос.

Я не знал, что он собирается делать, но сознавал, что нам нужно использовать любой шанс.

   — Начинай, — не слишком уверенно согласился я.

Один мечник вытащил крестьянина из клетки, другой освободил его привязанную голову.

   — Пошли! — скомандовал Ритсос, распрямляя старика и заглядывая крестьянину в глаза. Потом он с размаху стукнул его сжатой в кулак левой рукой в правое ухо. Раздался глухой удар... Старик взвизгнул. Его лицо исказилось от боли. За этим первым ударом тут же последовал второй, но на этот раз уже в левое ухо. Старик застонал и принялся растирать ушибленные места.

   — Сколько воинов защищают Кносс? — спросил Ритсос. Не дождавшись ответа, он ударил старика по затылку. — Сколько солдат защищает дворец? — повторил он свой вопрос.

В ответ старик только стонал. Тогда Ритсос рванул его левую руку вверх, вывернул её и заломил пальцы назад.

   — Так сколько там солдат? — прошипел он, и его тон не предвещал ничего хорошего.