В начале сентября семья собралась у Егора отметить день урожая. Собственно, это был только повод, надо было обсудить и некоторые другие вопросы. Отец Ани, Евгений Игоревич Воронов, работал вместе с Антоном большим на пилораме, мама, Виктория Михайловна — домохозяйка. Андрея сильно беспокоил вопрос безработицы, особенно теперь, когда он женился.

— Отец, — начал он разговор, — все места на пилораме заняты, может ты уволишься, а я твое место займу. Работать где-то надо, семья теперь у меня.

— Понимаю, сынок, не вопрос, нам с мамой денег хватит. Уволюсь, конечно.

Довольный Андрей налил всем самогонки. Егор предпочитал домашнюю самогонку водке. С нее голова никогда не болела.

— Да, Андрей, теперь у тебя семья, — согласился с ним Егор, — но не забывай, что мы все одна большая семья. Я думаю, что отцу увольняться ни к чему, только если он сам не захочет работать. И понимаю, что на шее жены сидеть некрасиво, но она все равно будет получать больше, чем ты на пилораме. Вы еще не знаете, но в городе принято решение закрыть нашу участковую больницу, Аня станет получать меньше на десять тысяч, но я ей это компенсирую у себя, никто из моих сотрудников меньше фактически зарабатывать не станет. Или ты хочешь именно на пилораме работать и нигде больше?

— Мне без разницы, Егор — хоть на пилораме, хоть где. Мужчина должен обеспечивать семью.

— Это хорошо, что ты осознанный семьянин, — улыбнулся Сибирцев, — возьму тебя к себе на работу. Пойдешь?

— К тебе? — удивился Андрей, — я даже не медбрат, че я у тебя буду делать?

— У меня должность завхоза вакантна. Станешь вести учет мебели и другого имущества, ремонт по необходимости проводить той же мебели, электропроводки, отопления, снег от крыльца зимой отгрести и так далее. Так пойдешь?

— Конечно пойду, Егор, о чем ты говоришь, — обрадовался он.

— Ты говоришь, что должен семью обеспечивать — обеспечивай. Аня тридцать получает, тебе сорок на руки сделаем. Завтра придешь к маме в клинику и оформишься на работу. Твоя мама там всем командует — и кадрами, и бухгалтерией с кассой, и карточки больных заполняет. Хватит вам на семью, Аня, семьдесят тысяч?

— Конечно хватит, Егор Борисович, в районе таких денег не найти, а уж у нас в Порогах тем более, — ответила она.

— Егор, — возразил он, — а не Борисович, привыкай, мы не на работе, Аня.

В новой клинике у Сибирцева был кабинет, обставленный достаточно неплохо. Самохина теперь не сидела с ним в одном кабинете, а находилась в приемной, где встречала больных, принимала деньги за лечение, заполняла амбулаторные карточки. Всех новых прибывших встречала тетя Галя, принимала верхнюю одежду и направляла в приемную к Самохиной.

Больные прибывали обычно к двенадцати дня или к часу, не раньше. Самохина, заполнив амбулаторную карточку и приняв деньги, направляла их в палаты. Сибирцев проводил операции до шести вечера. Некоторые, не желая оставаться в клинике, уезжали сразу в город, другие, переночевав, отправлялись домой с утра.

Кириенко держал свое слово, отправляя в Пороги не более десяти человек ежедневно, кроме субботы и воскресенья. В России ужу знали о докторе Сибирцеве и в Н-ск звонили со всех городов. Естественно, что большинство получало отказ, доктор физически не мог принять всех нуждающихся. Звонка от министра он не ожидал, по крайней мере в ближайшее время, но он все-таки позвонил.

— Кириенко, почему у тебя Сибирцев в каких-то Порогах находится, ты не мог ему клинику в городе предложить? Пусть заканчивает там свою деятельность и приезжает в Москву лично ко мне. Найдем ему здесь и жилье, и клинику. Когда реально он сможет подъехать?

— Извините, товарищ министр, у Сибирцева там дом свой, женился на местной девушке, он не поедет в Москву и к нам в город тоже. Я уже разговаривал с ним на эту тему — бесполезно.

— Хочешь остаться на своей должности — уговоришь. Сроку тебе месяц, не больше.

В трубке запикало и руководителю здравоохранения области отвечать не пришлось по телефону. Да и что он мог ответить на такой ультиматум. Кириенко прекрасно понимал почему министру потребовался Сибирцев. Наверняка кто-то из власть имущих уколол его или спросил о докторе — дескать мест в Москве нет? Как добираться из Москвы до Порогов или из других городов — министра явно не заботил этот вопрос. Его волновал свой административно-политический капитал.

Кириенко попытался успокоиться, получалось плохо и он позвонил Сибирцеву. Выслушав, доктор ответил:

— Аркадий Викторович, не волнуйтесь, месяц у нас еще впереди, и я решу этот вопрос. Вы лучше подберите мне кого-нибудь там из олигархов, депутатов Госдумы… парочку нужных людей и все образуется само собой. Полагаю, что министру еще и извиняться придется.

Кириенко понял мысль доктора, смысл в этом был. Он сразу же позвонил своему однокурснику в Москву, одному из ведущих хирургов-травматологов.

«Как раз есть человечек по твоей теме, — ответил товарищ, — я ему, кстати, уже советовал Сибирцева, но он в Германию все-таки уехал. Вернулся вчера, злой, как черт — там кучу денег содрали, а результат пшыковый. У него после ДТП почти ничего от коленного сустава не осталось. Карамзин Геннадий Иннокентьевич — его вся страна знает — нефть, металл и прочее… с Президентом дружен. Он часика через два у меня на приеме будет, думаю, что уговорю».

Уже на следующий день Кириенко звонил Сибирцеву:

— Завтра у тебя в обед олигарх Карамзин появится и депутат Госдумы Войтович. У первого колено, у второго сын двенадцати лет с ДЦП. Кого-то из больных тормознуть придется.

— Никого не тормози, я их встречу, а прооперирую утром. Пока.

Войтович с сыном и Карамзин встретились в приемной у Сибирцева.

— Гена, привет, я слышал, что ты в Германию уехал, а ты здесь, оказывается, молодец. Я вот тоже решил сына привезти.

— Привет, Костя, не ожидал тебя увидеть. В Германии был, ты правильно слышал, но безуспешно, ничего врачи не смогли сделать. Сибирцев — последняя надежда наша. Как думаешь — поможет?

— Доктор всем поможет, — ответила за него Клавдия Ивановна, — пойдемте, я покажу ваши палаты.

— Зачем нам палаты? Пусть док оперирует, и мы домой отчалим, — возразил Карамзин, — давай, тащи сюда своего лепилу.

— Лепил в Германии и других местах поищите, а здесь доктор Сибирцев. Вам тут не биржа и не Госдума, обойдемся без торговли, речей, поправок и голосования, прошу, господа, — Самохина указала им на дверь.

Войтович, вроде бы начавший свирепеть, внезапно захохотал:

— Пойдем, Гена, видишь — серьезная дамочка, не поспоришь.

Он покатил сына на коляске в указанном направлении.

Карамзин в своей палате не остался, пришел к Войтовичу.

— Ты не против, Костя, если я у тебя побуду — скучно одному, втроем веселее.

— Конечно, заходи, падай в кресло.

Карамзин сел, вытянув больную ногу и поставив костыли рядом.

— Болит, зараза, черт меня дернул в эту Германию поехать, только растревожили и боли усилились. Думал — не доеду.

— Да-а, далеко Сибирцев забрался… петухи поют и всего два приличных дома на всю деревню. В одном мы находимся, а второй, видимо, поселковая администрация.

— Не, Костя, дом на жилой похож, скорее всего докторский. Как здесь можно жить, не понимаю? Но для деревни клиника у него классная, не ожидал — вода холодная и горячая, туалеты, номер не хилый.

— Палата, Гена, палата, ты не в гостинице. Действительно неплохо.

Вошел Сибирцев, представился и познакомился.

— Так, господа, с дороги наверняка устали, сейчас принесут поесть, отдохнете, выспитесь, наберетесь сил, а с утра я вас прооперирую. Потом можно будет окрестности посмотреть, в тайгу сходить и домой в добром здравии ехать.

— Доктор… а нельзя сегодня?

Карамзин посмотрел так умолительно, что Сибирцев не выдержал:

— Ну, хорошо, у вас операция не сложная, а вот с Сергеем придется повозиться.

— Как это не сложная? Шесть раз уже делали и в Германии в том числе — все бес толку.