- Подожди, да разве Петр сам косит?

- Батраков проверяет!И Аглая.., - Таня помялась, - люди из трех сел скинулись, чтобы нашелся кто-то, кто злочинства прекратит. Иначе к нам проверка приедет. А никто царской проверки не хочет.

Таня выскочила из дома. Только пятки засверкали. Аглая полюбовалась ее сарафаном - зеленый всплеск, красный всплеск. Все-таки, до чего красиво Таня наряжается. Это все Озерские мастерицы, они всю область обшивают.

После ухода Тани Аглая сунулась в тайник. Она откладывала деньги, чтобы навсегда покинуть Ольменовку. Тайник был под сломанной половицей. В цветном узелке хранились бабушкина расческа, двадцать копеек да ключ. Откуда ключ, Аглая не ведала. Она нашла его в бабушкиных вещах. Ключ был из железа, с тремя витками сверху. Красивый. Аглая подумывала носить его на шее, как украшение.

К зиме уйти не получится, - вот что Аглая поняла, осмотрев свои сокровища. Она пожалела, что не владеет никаким ремеслом. Из Озерска, что за семь верст отсюда, девки возят платки на городские базары. Тамошняя старица обучила их искусству вышивать на полотне диковинных созданий. Аглая пробовала рукодельничать, да ничего не вышло. Только пальцы исколола и нитку изорвала. Бабушка не учила Аглаю рукодельничать .Что-то было в бабушке чуждое деревенской жизни. Бабушка носила сарафан и лапти так, словно это царские одежды. Аглае ничего не передалось, она всегда ходила растрепанной и запачканной.

- А может, поискать? - вслух сказала Аглая. Анька любила потопать ногами и покричать, несладко с ней лешему придется. Да и зачем ему две жены? Лешие одурманивают и путают людей, если те безобразничали в лесу. Лешим незачем людские невесты. Но нечисти много, куда больше, чем думают сельские. У бабушки где-то был рукописный нежитник, или, как называла его сама бабушка - "славянский бестиарий". Аглая мечтала хоть одним глазком поглядеть на тех, о ком писала бабушка. Да и денег хотелось. Аглая могла бы сразу уехать в город. Она нашла бы место, где привольно и спокойно жить. Решено!

- Я найду эту нежить, - сказала Аглая стенам и топчану, где забывалась недолгим сном. - Бабушка бы порадовалась.

По крайней мере, Аглая очень хотела в это верить.

Она разложила бабушкины тетради на столе. Только их зима не тронула. Буквы читались, рисунки разглядывались. Аглая пролистала нежитник. Кто мог утащить девушек? Та нечисть, которая ходит по людским поселениям.

- Все они вечером появляются, - пожаловалась Аглая, - только полуденницы по свету колобродят.

При мысли об огромной костлявой полуденнице, обряженной в тряпью, Аглая поежилась. Бабушка как-то сказала, что Аглаю чуть не утащили эти чудовищицы. Аглая капризничала в обед, полуденница услышала и пришла. Аглая ничего не помнила об этом. Но кто знает - бабушка никогда не лгала.

На полях нежитника обнаружились рисунки. Красивые женские лица с длинными узкими глазами, когтистые лапы, мохнатые головы. Аглая в который раз пожалела, что ничего воочию не видала.

Бабушка писала нежитник с перерывами. Аглая видела это по чернилам разных цветов. "Сия дева живет в воде, расчесывает темно-зеленые волосы, а глаза у ней горят, точно звезды", - прочла Аглая свой любимый отрывок. Здесь рассказывалось о русалке, но не той, что из девушки самоубивицы получается. Русалки бывали разными. Утопленницы вели себя ласково, но любовь их вытягивала из человека кровь. Такой человек вовек оставался на дне реки, становясь русалкиным рабом. Утопленницы-русалки быстро умирали, не доживали и до десятой весны. Другой вид русалок был настоящей нежитью. Они хоть и походили на дев, принадлежали другому народу, водяному.

Он правил надо всей остальной нежитью. Такие русалки редко показывали себя человеку. Но если показывались, то было это предвестьем или великой любви, или мучительной смерти.

Аглая перевернула страницу. Птица Сирин вряд ли бы прилетела из Ирия заради Аньки. А вот мертвяки могли ею заинтересоваться. Вурдалак, или же упырь, получается из неупокоенного мертвеца, то есть, неотпетого. Таня же сказала, что сын Мирона повесился. Аглая помнила этого парнишку бледным и угрюмым. Его "здрасти" всегда звучало еле слышно.

Интересно, отчего он себя порешил? Аглая прошлась по полу. Ах, до чего он грязный. Аж следы в пыли остаются. Аглая оглядела свои ноги.

- Да зачем мне искать нежить, - сказала Аглая. - Они и без меня справятся, господ позовут.

И ничего не произойдет. От господ толк невелик. Девушки же будут пропадать. И нежить залютует в другой деревне, так и не дав на себя посмотреть. Если же Аглая изловит ее, как знать, может, сельские проникнутся к ней уважением. И молва об Аглае пойдет дальше, и не так страшно будет покидать захолустье.

Упырям все равно, кого есть. Они прожорливы, потому что лишь живая плоть способна утолить их навий голод. Теплое человеческое мясо ненадолго возвращает память упырю. Он может каяться, - как писала бабушка, - но все равно сожрет. Питается упырь раз в неделю. Между исчезновениями как раз прошла неделя.

- Значит, он недавно повесился, - Аглая вышла в сени. Бабушка писала, что беспокойная могила будет расхристанной, неубранной. Нужно наведаться на кладбище.

Когда Аглая вышла из избы, то увидела, что кошка съела все пожаренные яйца. Да и Марфа с ними!

На кладбище свозили покойников с трех сел. Здесь, под елью, стоял бабушкин крест. Аглая первым делом навестила его. "Пелагия Ивановна Бронская" - вот что было выцарапано на лежачей полоске креста. Аглая погладила буквы пальцами. Нет, здесь не души. Душа бабушки осталась в тетрадях. Ну и в Аглае чуть -чуть. Наверху светило солнце, яркое и равнодушное. Сейчас почему-то легко верилось, что там есть нечто огромное и великое. И было совсем нестрашно искать беспокойника.

Сына Мирона похоронили за оградой. Оказывается, его звали Павлом. Креста не было, на земле лежал венок из полевых цветов. Кто-то любил Павла. Чьи-то руки обмыли его, нарядили в целую одежду и закопали. И кто знает, может, ему в домовину сунули крестик. От могилы веяло покоем и виной. Не было ни муравейника, ни кротових нор - никаких признаков живой могилы. Хозяин кладбища отпустил Павла.

- Спи спокойно, - наконец сказала Аглая. Она почему-то не огорчилась.

Бабушка не интересовалась людьми. В ее заметках можно было найти рецепт молодящего эликсира, заговор от злых духов или размышления о том, как лучше сушить змеиные выполозки. Были даже отвлеченные выписки о жизни и судьбах России. Аглая тоже не интересовалась людьми - скорее, по привычке. С деревенскими девушками Аглая не дружила. Они шушукались за спиной, кто-то мог крикнуть вслед "ууу, нечисть". Они, такие чистенькие и беззаботные, смеялись над Аглаиыми платьями. В прошлый раз, когда Аглая выбралась на речку, девушки закидали ее яблочными огрызками. Не так уж и плохо, если одной насмешницей станет меньше. "Справедливости ради, - подумала Аглая, - Анька и Маринка меня не обзывали. Ну они и из других сел"

Какая еще нечисть могла позариться на обеих? Марина вышивала озерские платки, в погожий день стояла с ними на базаре. Когда бабушка была жива, они иногда ездили туда. Маринка стояла молча - ее товар сам за себя говорил. Про Аньку кто только не сплетничал. Аглая много раз видела, как местный кузнец бегал к ней в лесок. Была она красивой и распутной.

Что связывало двух таких непохожих девушек?

Бабушкин нежитник Аглая наизусть помнила. Еще была нечисть, которая любила молодух. Его звали летающим змием. Змий прикидывался женихом или мужем. Выбирал он вдовиц. На чары змия нельзя не отозваться. "Он заполняет дыру в сердце, его речи так сладки и убедительны, во все поверишь. Ты чахнешь, а он цветет", - писала бабушка. После смерти жертвы, змий тоже жил недолго. Он мог питаться только одной. Ему срочно приходилось искать другую вдовицу. А если та бы не обрадовалась покойному мужу? Вдовы бывают разными.