– Да…а Киргиз как спасся?

– Я ж тебе говорю, Выброс был, а когда Выброс идет, Зона все уголки, которые волна накрывает, видит, ну и порядок наводит по-своему, ну, видать, и взмолился-то человек: не дай мне такой смерти, дай жизни, чтобы радость была у него от всего, что, мол, за счастьем сюда пришел. Вот и сделала его Зона снорком, долго ли? Только процесс-то уже начат был маткой той, вот он частично с маткой перемешался, красный стал на полголовы, но ничего, спокойный, ответственный. Сразу видно при былой жизни, человечьей: хорошим мужиком был.

Тем временем они уже шли по Рыжему Лесу. Начавшиеся сумерки сгустились, как только они попали под тень деревьев.

«Да… – подумал Егор, – тут уж и не знаешь, просил бы Киргиз жизни такой, если бы знал, чем дело обернется?» Мысли были невеселы. Вспомнив, что матки висят на деревьях, он настороженно поднял голову на темную крону.

– Да ты не бойся, они идущего не берут… Пока. Если встанешь где или под куст ляжешь, тогда может накрыть, а так пустое, не переживай. Да и нету их тут на этой окраине, не завелись.

Егора передернуло. «Действительно ужасная смерть быть в сознании, но быть не в собственном теле, а в… в чем? В каком-то аномальном физрастворе? Для чего? А как же "я мыслю, следовательно, существую?" Кто же это сказал? Декарт? Да Декарт!», – настолько удивившись вдруг всплывшему неизвестно откуда знанию, Егор поперхнулся слюной. Внезапное понимание, что с ним в последнее время что-то не так, заставило остановиться его. Лесник, идущий впереди, тоже встал, вопросительно глядя на сталкера.

– Дед, я не пойму что-то, – начал Егор, собираясь с мыслями. – У меня в голове библиотека какая-то открылась, иногда… – растерянно разведя руки в стороны, попытался объяснить сталкер, но, махнув рукой на попытки, спросил: – Что это?

Лесник засмеялся.

– Не голова, а дом советов, а? И давно у тебя это? – с хитрым прищуром спросил он.

– После контролера, наверное. Я никогда раньше не знал то, что сейчас в голове появилось, – растерянно проговорил Бобр.

– Радуйся, – сказал Лесник. – Объяснять не буду, время терять, сам поймешь. А про библиотеку ты правильно сказал, в Монолите все знания Хозяев заложены. Пошли, Егорка, времени в обрез.

После еще сотни метров к ним присоединился вроде бы из ниоткуда взявшийся здоровенный чернобыльский пес. Лесник удовлетворенно хмыкнул, а Бобр, обрадовавшись старому знакомому, несмотря на устрашающий внешний вид и пятисантиметровые клыки, полез обниматься. Чернобылец по прозвищу Пес совсем по-собачьи завилял хвостом и несколько раз припадал на передние лапы, как это делают обычные собаки в своей игровой манере.

– Ишь ты, совсем родные стали… – удивился Лесник, глядя на такое панибратство. – А когда-то ты, зажмурившись мимо него проходил. Изголодался по общению, а, Егорка? Ага… правильно, человеку всегда душа родственная нужна.

– Так это когда было, – ответил Егор, улыбаясь, и, улучив момент, когда Лесник снова широким шагом продолжил путь, слегка пригнулся, поскольку до мутанта такого размера особо наклоняться не нужно было, и, обняв его за толстенную шею с вылезавшей из нее клочьями шерсти, из-под которой пробивалась новая, прошептал ему в рваное ухо: – Ты же мне жизнь спас, спасибо.

Пес громко чихнул, встряхнул по-собачьи головой, отчего с его шеи полетела расшевеленная сталкером шерсть, и попытался лизнуть Егора в лицо широким языком. Бобр успел отклониться.

– Не надо, Пес, пошли. Чернобылец в три скачка обогнал Лесника и бодро потрусил вперед, указывая дорогу, изредка пригибаясь и обнюхивая пружинящую лесную подстилку, пахнувшую сыростью, плесенью и грибами.

К черной клетке пришли через несколько часов. Бобр определил ее по запаху: все тот же запах разложения, сырой, злой плесени, холодной липкой сырости и нечистот, огромные комья жгучего пуха, обещавшие жуткую смерть любому угодившему в его пушистую шапку, местами встречавшиеся черные лужи воды со странным аптечным запахом. Вначале ему показалось, что это из-за времени суток вода кажется чернильной, но затем, заметив торчавший из такой лужи хилый куст, он понял, что и сам куст стал черным, но тем не менее он не создавал впечатление мертвого растения. Это уже была другая клетка, не та, на которую ходил Лесник почти неделю назад за помощниками вместо погибших в бою с безымянным пауком Яшки и Борьки. Заваленные по кругу черные деревья словно образовывали рисунок водоворота, с влажной дырой посередине и фосфоресцирующим синим цветом в ней огромным неизвестным грибом. Над поляной просматривалось ночное небо Зоны с редкими плывущими облаками и зелеными звездами. Жаль, что Егор не был астрономом, он мог поклясться, что он никогда ранее не видел такого разнообразия размеров и расположения звезд. Складывалось такое ощущение, что здесь вверху не их, не земное небо, а вид какой-то совершенно другой части галактики. Впрочем, сейчас его больше интересовало то, что находилось гораздо ближе к поверхности земли: бурелом, покрывавшийся мхом и обраставший мелким кустарником, просвечивавшиеся, бледно, призрачно светящиеся грибы-гнилушки, стоячий, тяжелый воздух – все это вызывало тяжелое чувство в груди сродни тоске и пустой необоснованной злобе. Лесник остановился и повернулся к Егору.

– Значит так, Егорка, как я выбирал, ты сам видел, теперь тебя научу. Мутанты здешние злостью человеческой кормятся, а человек со злостью в душе для них как конфетка в праздничной упаковке, но про себя ты знаешь, тут ты справишься. Теперь смотри, как выбирать будешь: каждый зверь свой характер имеет, если крикнешь на него, ну так, в уме, не голосом, а так, про себя, он или зарычит, отпор то бишь даст, или глаза спрячет, или понять попробует, без злости и страха. Вот такого, который без злости в глаза тебе заглянет, того и бери, с тем договорится можно, это понятно? – спросил дед, чуть-чуть повернув голову к сталкеру, чтобы лучше услышать ответ или вопрос.

– Понятно, – ответил Егор.

– Теперича дале. Мутантов этих, детишек от Зоны, бери сколько хочешь, но знай: это как в школе – чем их больше, тем порядку меньше. Один вперед побежит, другой отстанет, и каждый внимания требует, а если нет внимания, то он про учителя и забыть совсем может. Потому и имя им дать надобно, стало быть, признал ты их, и теперь они в твоем как его… классе. Понятно?

– Да, – ответил Егор.

– Третье. Детишки эти слов не понимают наших, говорить им можно, но главное это в картинках объяснять. Например, принеси воду, и показываешь ему, как он сам берет фляжку и наполняет ее чистой водой. Чистой. И представь, значит, что такое чистая вода, понимаешь? А где он воду возьмет, не твои трудности, они тоже кой-чего соображают. Тут ты как учитель, чем лучше картинка, тем быстрее поймут, а потом сами начнут уже дорисовывать, ну это позже. Усек?

– Да. А как я узнаю, что он понял?

– А ты его повторить заставь. Если он тебе и сам картинку твою же покажет, то, значит, верно все, а если другое что, то, значит, ученик твой в окошко глядел, пока ты перед ним распинался, – предупреждая вопрос сталкера, Лесник продолжил: – А картинку ты от него получишь, как только выберешь, тут без промахов, только сильно не заглядывайся, не твой это мир… Вопросы?

– Есть вопрос. А если они, ну… взбунтуются? – спросил Бобр, робея.

Лесник усмехнулся.

– А ты с ними по-доброму, а иной раз по-строгому, будто учитель. Так они слушаться будут. А спасуешь, духу не хватит или еще чего, разбегутся, как школяра на переменке, так что держать их надо. Да и вообще им интересно самим: предназначение свое вроде как выполняют, они сами и Зона через них тебя и весь мир изучает, вроде как сталкеры они только у тебя в голове, сокровища несметные для них лежат. Поэтому к человеку Зоной выбранному они, равно как и к Зоне, служить готовы.

– А-а-а… – растерянно протянул Бобр. – Какие сокровища в голове? Разворуют? – забеспокоился он, припоминая контролера. Не хотелось ему вдруг стать овощем, или как там все происходит. На миг ему представилось, что кто-то забирает у него кусочек воспоминаний о детстве, и все он не помнит фрагмента, как ловил и рассматривал огромного зеленого кузнечика в далеком детском саду.