– А что, эта самая контора не может наемников на ЧАЭС снарядить? Обязательно своих?

– Может, но наемников Зона видит, и не пройти им, да и не участвуют они пока в этом деле: шутка ли дело, добраться до Монолита, не доверяют тут им, – сказал Лесник. – Ну что скажешь, сталкер? Возьмешься за дело? Только одно предупредить тебя хочу: если согласишься, то не будет тебе пути простого, и друзей-знакомых забыть придется и Большую Землю от себя избавить – не выдержит человек два мира в себе носить, когда и один с трудом в душе помещается.

Егор отвернулся и уставился в землю: «Вот оно, решение, – подумал он. – Быть или не быть», – усмехнулся он, поняв, наконец, весь смысл великой фразы.

– Так, значит, это мне больше не пригодится? – спросил он, повернувшись к Леснику, и отстегнул ПДА.

– Верно мыслишь, сынок, – ответил Лесник, глядя в глаза Егору.

Лесник протянул руку ладонью вверх, не делая попыток забрать ПДА. Бобр вложил свой ПДА сам, Лесник забрал его себе и нажал несколько кнопок. Сталкер дернулся было остановить его (как так, кто-то ковыряется в твоем ПДА), но так же внезапно остановил свое движение. «Какая разница-то теперь…». Лесник, окончив манипуляции, свистнул —из-за избушки, ухая, появился снорк и сел перед человеком. Лесник показал ему ПДА Бобра и, держа гаджет между своим лицом и мордой в противогазе снорка, несколько секунд неотрывно смотрел через стекла противогаза в неожиданно красные, даже розовые, как у кролика-альбиноса, глаза снорка, в которых не выделялись ни зрачки, ни белки. Все было сплошным неприятным розовым шаром. Киргиз несколько раз ухнул и схватил ПДА.

– Пошел, – спокойно сказал дед, и снорк, развернувшись, поскакал в лес, попутно перемахнув через плетень. – Все, Егор, теперь ты – обожженный, зомби по-вашему, и расстреляют тебя сегодня-завтра на Янтаре.

– Это как, я – зомби? – не поняв, спросил сталкер.

– Наденет Киргиз твой ПДА на обожженного, и дело с концом, а того пришьют или еще чего. Дело-то несложное.

– А по-другому сделать нельзя было? Там же тайники мои, инфа разная, – вспомнил Егор, понимая, что теперь эта информация может быть доступна любому обыскавшему зомбированного. И задним числом понимая, что он, по сути, остался в том, что на нем, хоть и это немало, но где же ему теперь брать еду, воду, боеприпасы, особенно с учетом последних событий.

– Не трухай, Бобр, – весело объявил Лесник, – правильное ты дело сделал, Зона тебя не оставит. Ага… – теребя ус и думая о чем-то своем, продолжил дед: – Я видел, с тобой снорк на границе был. Так чего ж его с собой не взял?

– Да я это… – растерявшись, начал Егор, не зная, что ответить. – Может, подерутся еще с местными, я ж не знаю.

– Подерутся?

Лесник засмеялся: его настроение явно улучшилось, словно он решил давно мучавшую его задачу.

– Да не, у меня не подерутся. Я так признал его, это не бандитик ли бывший, все со своей шайкой на пустынке промышлявший? Как, то бишь, его звали?

– Косой.

– Во-во, Косой, он самый и есть. Много они мне кровушки попортили, пока не шуганул я их из лесу. Крепко пострелять да тикать быстренько мастера. Ну да ладно, кончились они? – спросил он у сталкера.

– Да, они нас с Валерой между холмов взяли. Я им схрон пообещал и в тоннель увел.

– К тому, что аномалиями заложен и жарки две возле стен приметные? – уточнил Лесник.

– Да, туда, – ответил Егор, не удивляясь осведомленности Лесника. – Ну контролер нас встретил, Толстого, их бригадира Житуху, так вроде звали, и еще одного… Как это… разбил, что ли… И с собой забрал. Они кто убегать, кто стрелять начали, – вспоминая, рассказывал Егор, впервые ведая эту историю живому человеку и чувствуя невероятное облегчение, что можно было, наконец, вот так высказаться, и никто не покрутит пальцем у виска и ему не нужно будет убеждать себя, что это лишь наведенная Монолитом галлюцинация.

А вот Косой на колени упал, выпрашивал что-то, жаловался, ну вот, видимо, контролер его и это… того, в снорка.

– А противогаз ему кто надел?

– Я подал. Он ко мне приполз, головой в колени стукнул, а рюкзак на спине, ну вот я как-то понял, о чем он просит, – ответил Егор, опасаясь, что, может быть, сделал что-то не то.

– Это правильно, это хорошо, теперь он и правда счастливый будет. Хозяин, значит, признал его, и сам тебя не подведет. Как назвал-то?

– Мелким, – усмехнувшись, ответил сталкер, – он еще когда человеком был, я его мелким про себя называл.

– Ну что, имечко хорошее, вот ты только Мелкого спроси, где схрон ваш, и картинку ему так представь, подельников его бывших, его самого, только без обиды, а спокойно так. Он вспомнит, покажет, – поглаживая бороду, учил Лесник. – Они тут крепко при жизни лютовали с ученых вон, со сталкеров, иных, кто с грузом от Рыжего Леса шел, да и долговцами не брезговали. Крепкая бригада была около десятка, но и на таких старух пришла пара прорух, – улыбнулся дед. – Так что поменяешь ты свои схроны на бандитские, общего, значит, назначения. Мелкий там у них вроде за помощника бригадира был?

– Ага, что-то вроде, – подтвердил Егор.

– Ну вот, все нычки ему известны, так что будь спокоен, – хлопнул Бобра по плечу Дед и встал с крыльца. – Пойдем, Егор, времени у нас нет, собираться будем. Сегодня в черную пойдем, помощники тебе нужны, – уже из комнаты сказал он.

Сталкер встал.

– Да что собираться-то? Я-то уже. А почему сейчас идти, вроде как ночь на носу? – спросил Бобр, вспоминая ту страшную поляну и ряды мутантов, сидевших на ней, явившихся по сигналу Лесника. Особенно врезалась ему в память высокая фигура в плаще с широкополой шляпой, окруженной тремя чернобыльскими псами. Несмотря на то, что тогда она была далеко и лишь чуточку выступила из тени дерева, ее особое положение среди всех мутантов было очевидным. Даже сейчас от воспоминания этого момента сталкеру было не по себе.

– Ночью идти-то и надо, – появляясь в дверном проеме, сказал Лесник.

За плечами у него уже покоился вещевой мешок и охотничье ружье. Бобр быстро метнулся за своим рюкзаком и дробовиком.

– Ночью мутант беспокойный, зато видный как на ладони. Есть такие, что не со зла, а так, от дурости повредить тебе или мне могут. Человек-то слаб и наг супротив них, таких постоянно в узде держать надо, да только зачем мне такие. А есть другие, которые без дуринки, – у таких глаза ясные, в голове чисто все, ну, ты поймешь, я тебя научу, – открывая дверцу в плетне, сказал Лесник

– А как это, ясные? Как у Киргиза? – спросил Бобр, вспоминая его неестественно красные глаза снорка.

– Да нет, у Киргиза другое дело: он под Выброс попал, да под матку, она его переваривать да переделывать начала, а тут их волной накрыло, ну вот он с Зоной, что твой косой, который нынче Мелкий, и договорился.

– А что это за матка? – с недоумением спросил Егор.

– Аномалия такая или мутант, тут и я не шибко пойму, вроде мутант, а убить невозможно. Редкая, только на деревьях и водится, ну или еще на верхотуре какой. Вроде как слизняк такой розовый лежит, просвечивает или паутинкой такой сделается, маскируется навродь, а как подойдет кто под дерево, так она ему на голову и надевается и вроде как растворяет и в себя втягивает, но не всего, а только кожу, мышцы, внутренности, а вот кости не берет, выбрасывает. Выбрасывает не целиком, а так, кусочками, мол, отделяет потихоньку, там, где освоила человека уже. И получается потом, лежит матка на дереве, а в ней пара глаз, мозг еще чего остается, бывает, ладонь прям наружу вываливается и шарит медленно, так и ниточки от нее идут к мозгу, нервы, стало быть. Так она округу изучает да, может быть, и с мозгом тешится.

– А что человек, ну, который в матку попал? Умирает сразу?

– Да нет, не умирает как раз. Она ему и дышать дает, и вроде с голоду не умирает, а тем временем его живое мясо в свое превращает. Бывает, стоит-то бедолага такой по пояс всего человек, а сверху, значит, она, матка, на нем сидит, вываживает. Так ему в ногу стрельнешь ежели, смотришь – в другой части матки ладонь появляется и кукиш показывает или пальчиком грозит, мол, не шуткуй.