Вскоре, не устояв, я все же насмелился и одной рукой скользнул к своему паху, накрывая наливающийся кровью ствол, и тихо выдохнул первые звуки своего блаженства, которые вмиг выдали меня Туомассу с головой. Чтоб я сгорел, как же приятен этот его аромат, я напрочь опьянел от него, неустанно вдыхая. И теперь он будто бы ощущается в разы сильнее и головокружительнее.

Когда мужчина отстранился, я неуверенно поднял на него слегка помутненный взор и, безумно залившись краской, тут же захотел отвести его от полностью обнаженного мужского тела, но от своего болезненного оцепенения сделать это так и не смог, а его длинный диковинный пояс тут же упал чуть в стороне от меня. Большой, уже твердый, уверенно стоящий член с красной блестящей головкой, покачиваясь, слишком обильно источал смазку, а я, глядя на него с мистическим ужасом, боязливо попятился назад на локтях, чувствуя, как болит рука, и вот-вот мое сердце с силой вышибет грудную клетку.

— Я не хочу.. не хочу! — откровенно истерично запричитал я, внутренне сгорая от бушующих эмоций и стыда, но меня лишь в одно короткое мгновение без особой нежности утянули за ноги обратно, развернули на живот и силой заставили встать на колени. — Не надо.. — шепотом бормотал я, как в бреду, нервно и сильно дрожа, как от жалящего острыми иглами холода, и сжимаясь в ожидании того, что неумолимо начнется дальше.

Я изо всех сил щипал себя за руку прямо ногтями, надеясь наконец проснуться от этого мучительного, жестокого сна, если я все же сплю, но ничего не получалось, и я истязал себя страхом снова и снова, понимая, как это болезненно сводит меня с ума под частые, ощутимые удары в напряженных висках.

Демон вожделенно касался моего тела сильными пальцами, скользя ладонями по голым бедрам и инстинктивно сжавшимся ягодицам, настойчиво разводя их в стороны и фанатично мыча что-то на неизвестном языке, когда его прикосновения проходились по этому интимному и даже сокровенному месту, доводя меня едва ли не до обморока. Но я, сотрясаясь от этой звенящей гулом в ушах тревоги и волнения, почти не двигался прямо до тех пор, пока его скользкий от обильных выделений ствол не прочертил твердую линию касаний по пульсирующей промежности.

— Аа.. Господи! Пусть только все поскорее закончится.. — жалобно скулил я, в напряжении чувствуя крепкий и горячий орган прямо около входа, надавливающий и щедро смазывающий до ощутимой влаги маленькую дырочку.

— Пусть это длится вечно, — в ответ мне протяжно возражал Туомасс, дразня меня и снова мучая, и я уже знал наверняка, что он сейчас так сладко упивается моим страхом и избыточными, не знающими всяких пределов эмоциями, медля с этим неотвратимым проникновением. — Какой же ты чувственный, Билл, — низко и волшебно нежно выдыхал мужчина, только подтверждая мои догадки, продолжая настойчиво лапать меня и копить все новое напряжение. — Слаще, чем кто-либо.

Я с силой впивался похолодевшими пальцами в бархатные подушки перед собой, все еще позорно стоя перед ним с выпяченным задом, и ничего уже не мог поделать, чтобы как-то облегчить свою незавидную участь. Этого быть не должно, я же мужчина, и хочу оставаться им всегда, а не идти вот так против своей природы, превращаясь в игрушку для утех другого, более сильного самца! Это несправедливо и противоестественно, и теперь я на это обречен..

Я не представлял, как мне дальше быть, паника крепко сковала мои мысли, закупорила все инстинкты и рефлексы, пока я так стоял, замерев в этом ужасающем ожидании, держа все тело в наисильнейшем напряжении. Если только можно попытаться хоть сколько-то расслабиться, когда этот насильник приступит к дальнейшим действиям, быть может, тогда и..

Я вздрогнул и с резко прошившим меня импульсом испуга охнул, когда ощутил на ягодице скользнувший мягкой влагой язык, сменившийся быстрым поцелуем, а чужая рука восхитительно обхватила мой член, принимаясь ласкать и поглаживать, возбуждая немерено и так ярко. За все это время я подумал о своей Марике несколько раз, и после каждой такой мысли все мои желания невольно, хотел я того или нет, переходили только на этого мистического мужчину. Я совершенно не хотел думать о нем, как о партнере, любовнике, но все выходило как будто само собой, вытесняя и вытесняя так любимый мною образ белокурой красавицы-жены и заменяя его привлекательным, властным мужчиной с демоническими рогами.

Я так не хотел больше перед ним унижаться и что-то просить, как пощады, так и жалости, как делал в прошлый раз, поддавшись панике, и только стискивал зубы или кусал горящие жаром губы, получая даже нездоровый кайф от имитаций фрикций, от которых ложбинка между ягодицами уже ощутимо наполнилась смазкой, источающей тонкий и неведанный мне до этого дня аромат.

Но в единый миг все это отдающее нотками опасности блаженство прекратилось, когда демон неожиданно и так уверенно задвинул свой толстый, скользкий пенис в мое нутро, распирая и болезненно проникая внутрь сразу по самое основание. Я истошно закричал, едва не сорвав голос, у меня в одночасье вышибло весь дух из груди от такого насыщенного спектра ощущений, и я, скуля, как побитый зверь, обреченный и униженный всеми, яростно задергался, тут же ощутив, как сильные руки настойчиво удержали меня в том же положении. Туомасс, гортанно и интимно выражая стонами свое удовольствие, медленно начал движения практически сразу, добивая меня этой разрывающей болью с каждым новым глубоким толчком, растягивая своим размером и совсем не встречая сопротивления при проникновениях из-за той странной, избыточной влаги.

Слезы крупно и обжигающе наворачивались на глаза, покрытые мерцающим предобморочным мраком, но я мужественно терпел что было сил, сжимая ослабевшие кулаки и в кровь кусая губы, когда смачные, скользкие шлепки один за другим раздавались при полном соприкосновении наших покрытых испариной тел.

С каждой минутой я отчаивался все сильнее, едва выдерживая и с тихим мычанием принимая каждый его новый толчок. Мне хотелось рвать ногтями эти проклятые подушки, мечтал задержать дыхание и умереть сей же миг, намеренно оставив легкие без кислорода. Хотелось убить и этого насильника, жестоко, беспощадно, разорвать его в клочья, чтобы не делал этого больше, и в то же время — трусливо сдаться и бросить все, не представляя, как мне жить со всем этим безумием дальше и смотреть в глаза дорогой, так трепетно любимой мною жене, которая.. которая скоро придет, и я совершенно не знаю, где сейчас она.

— Больно.. — едва слышно выдохнул я, содрогаясь в такт быстрым и таким глубоким фрикциям, и уже похоронил навечно свою верность милой Марике, отдаваясь этому небывалому существу, и я никогда не посмел бы даже о таком просто подумать. — ..и так темно. Марика.. Мари.. — все шептал я, как в бреду, пока следил за теплым, черным мерцанием перед глазами, растекающимся и плывущим куда-то в ласково зовущую меня бесконечность.

Я уже понимал, что этой жестокостью он наказывает меня за сопротивление, попытку побега и за не сдержанное в порыве схватившей меня трусости слово, и теперь первый мой подобный опыт начался еще и с насилия. Это плата за мое предательство.

Мне казалось, что от боли я вот-вот утрачу сознание, и снова несмело об этом мечтал, чтобы избавиться от нее и не чувствовать большой член внутри себя, так резко, но приятно вперемешку с этой болью массирующий простату. Мурашки так чудесно и многообещающе касались кончиков пальцев, пророча мне светлое беспамятство, но с каждой моей попыткой отключиться это наваждение исчезало, и демон умело удерживал мое сознание в своих нерушимых руках, в то же время как будто успокаивая и мои терзания на физическом уровне. Боль все быстрее затихала.

Он говорил мне что-то, продолжая ритмично вторгаться в меня своим напором, а я слушал лишь звук, его голос, пленивший меня уже давно, сколько бы я ни сопротивлялся. И отрешенная улыбка все же замерла на моих губах, когда я, окончательно переборов всю свою суть, просто сдался ему на милость.

Я уже, на удивление, и правда не чувствовал этой разрывающей боли, я считал редкие промежутки между ее новыми, едва заметными всплесками, и его умелая рука в какой-то момент вернулась к моему паху, накрывая его и принимаясь совершать симметричные его уверенным фрикциям движения. Я уже стонал и позорно выпячивал ему задницу навстречу, сильнее подставляясь его крепкому члену под нужным углом и бессловесно прося еще, а в мыслях была лишь белоснежная искрящаяся пустота, в которой был только он и наше иллюзорное наслаждение. По крайней мере мое явно было таковым.