– Я смотрю на улицы, – прошептала сзади Элла Наумовна, повар и жена старшего планетолога экспедиции Гоцмана, – и будто прощаюсь со всем этим…

– Что за минорные мысли, Эля? – бодро сказал Гоцман.

Элла Наумовна только вздохнула.

Автобусы приехали в Шахунью, маленький поселок, при котором имелся аэродром. Покрытия на его ВВП никогда не было, если не считать кое-где пробившейся травки, да и к чему оно «Аннушкам», занятым опылением лесов от жука-короеда?

На полосе прогревали моторы «Антеи». Их аппарели были опущены, как жадные языки, пробующие траву на вкус.

Кузьмичев подождал указаний от коменданта, не дождался и громко скомандовал:

– Проходите к первому и второму самолетам! Скляров, Переверзев! Займитесь добровольцами!

Старшие сержанты козырнули и повели волонтеров на посадку.

– Алла, ваш балок пятый. Марк! Где тебя носит? Трофим Иваныч! Пойдемте с нами.

– Иду, иду! – заспешил ученый. – Первый раз все увижу не снизу, а сверху…

– Э, Трофим Иваныч, – усмехнулся Кузьмичев. – То, на что мы будем смотреть там, в жизни никто не видел!

Все вместе они поднялись по аппарели в гулкий грузовой отсек транспортного самолета.

Алла до того засмотрелась на пару разнесенных килей, что едва не сверзилась с трапа. Полковник удержал ее.

– Благодарю, – чопорно сказала Миньковская.

– По машинам! – скомандовал Кузьмичев. – Помните свои места?

– Помним! – хором ответили добровольцы и полезли по машинам и балкам – цилиндрическим домикам на колесах, похожим на маленькие железнодорожные цистерны с круглыми иллюминаторами. Говорят, такие делали для строителей БАМа.

Ну, для строителей внеземной базы они тоже сгодятся…

Георгий открыл выпуклую дверь пятого балка, пропустил всех вперед и вошел сам. Внутри для каждого было приготовлено особое кресло.

– Внимание! – разнеслось по отсекам. – Приготовиться!

Створки аппарелей медленно сошлись, и винты «Антеев» завыли на низкой, угрожающей ноте.

– Энерговоды зациклены, Трофим Иваныч! – сообщили из кабины пилотов.

– Ага! – довольно сказал Воронин. – Пошло дело!

– Пристегнуться всем, – негромко скомандовал Кузьмичев.

– Дядя, – задумчиво выговорил Виштальский, – я имею вам сказать пару слов.

– Вырази мне твою мысль, Марк, – улыбнулся профессор.

– Вот я хочу поинтересоваться у вас, а как мы обратно станем выбираться?

– Пусть тебя не волнует этих глупостей, – проговорил Трофим Иванович, старательно копируя одесский говор. – Все детали гиперканальной станции уже сброшены в районе будущей базы. Где-то в январе нам подкинут краны и ядерный реактор типа тех, что стоят на атомных подлодках. Начнем монтаж, подзарядим энергоемкости…

Марк поглядел на дядю с большим сомнением. Кузьмичев тоже не испытывал особой уверенности насчет «обратного билета», но промолчал – бытие советского офицера рано приучило его к простой истине – не высовывайся! Начальство знает лучше.

А когда выяснится, что начальство – ни в зуб ногой, что оно опять прошляпило и «не учло», то решать проблемы придется самому, как оно часто и бывало. И в чем же тут разница?

Будешь ты лезть поперед батьки в пекло или промолчишь – все равно надеяться надо только на себя…

– Взлет! – пронеслось по всем балкам и боевым машинам.

«Антеи» затряслись, пробегая по рулежной дорожке, разогнались и взлетели.

– До выхода на режим тридцать секунд! – объявил пилот.

– Успеем? – заволновался Воронин.

– Должны! – легкомысленно сказал Марк.

Алла только вздохнула.

– Готовность один! – рявкнул динамик.

– Готовность ноль! Сброс!

Кузьмичев почувствовал, как балок шатнулся и двинулся.

Рывок – это раздулся по ветру вытяжной парашют, и…

У-ах!

Балок падал, повернувшись к земле торцом. Томительное замирание выворачивало организм наизнанку. Хлам с пола подняло невесомостью – прямо перед лицом полковника вихлялась невесть откуда взявшаяся гайка.

Алла глухо вскрикнула и застонала.

– Сейчас, сейчас… – пробормотал Георгий.

Балок резко дернуло – раскрылись тормозные парашюты.

– Раньше у нас другая система была, – разглагольствовал Марк, видимо, сбрасывая напряжение, – называлась «Кентавр». Это когда танки и БМД десантировались отдельно, а люди отдельно. И ищи потом ту технику! А теперь вот – «Реактавр». Бойцы сразу в машинах приземляются. Ни у кого во всем мире такой нет! А мы спускаемся и вовсе на… О, и назва-ния-то нет… На «Спецтаврах»!

Кузьмичев глянул в окно и увидел стремительно набегавшее устье гиперканала. Сейчас, сейчас…

Он посмотрел вверх, за полукруглый плексигласовый колпак, увидел клочок голубого неба… и его с пят до головы пронизало болезненное ощущение разрыва и слома. Полковник закричал, но губы не выговорили даже слабого шепота.

А когда он пришел в себя, за колпаком весело лиловели чужие небеса…

– Мы там! – каркнул Воронин.

– Вижу… – буркнул Кузьмичев и перешел на переговорное устройство: – Я – Первый! Всем принять позу изготовки, сейчас будет земля!

Балок опускался медленно, не качаясь в порывах ветра. Потом наверху загрохотало, показался «лисий хвост» реактивного тормоза, и балок опустило на землю…

На грунт.

Георгий отстегнулся и скомандовал:

– Всем надеть шлемы! Проверить биофильтры!

Укрепив шлем, он включил переговорное устройство.

– Выходим!

Пользуясь тамбуром как шлюз-камерой, все выбрались на поверхность планеты, где им выпало жить и работать.

Балки и бронетехника приземлились кучно – в обширной промоине, все дно которой покрывали наносы песка и окатанные камни. Берега были круты и слоисты, но в половине мест обрывы сползали пологими осыпями. Цепляясь корнями за край, в промоину заглядывали странные деревья – скрюченные, причудливо ветвившиеся, поросшие не листьями, а пучками тонких нитей насыщенного оранжевого цвета.

– Словно скальпы рыжих на просушку вывесили… – прокомментировал Марк.

– Фу! – поморщилась Алла. – Ну у тебя и сравнения.

Подошел Воронин, неотрывно глядевший в небо.

– Вон он! – сказал он возбужденно. – Видите?

Наполовину скрытое облаками, отливало сиреневым устье гиперканала. Устье походило на пухлую микрогалактику, спиральный вихрь, который то ли вращался, то ли выворачивался наизнанку. Внезапно канал стянулся в точку и пропал.

Все. Хода нет.

Кузьмичев перевел взгляд в конец промоины, где над пологими холмами калился алый шар то ли первой, то ли второй звезды, изливавшей тепло и свет.

Казалось бы, фиолетовое небо и красное сияние должны были рождать потемки, ан нет, было светло, как в земной полдень, разве что краски сияли иные. Да и разве на Земле, когда рассвет и алое солнце висит над горизонтом, тускло бывает?

В эту минуту Георгий испытал детский восторг, от которого задыхаешься, плюс невероятное возбуждение и томительный страх – это в какие же дали его занесло?

– Десантура! – крикнул он. – Собираем парашюты!

– Товарищ полковник! А запасные снимать?

Кузьмичев посмотрел на «бээмдэшки», броня которых горбилась здоровенными коробами, прикрывавшими запасные парашютно-реактивные системы от дождей и прочих осадков.

– С балков снимайте, а на БМД пусть остаются пока.

– Товарищ полковник! – подбежал сержант Шматко. – Посты выставлены, все спокойно.

– Все нормально приземлились?

– Все! Почти… – сержант презрительно скривил губы. – Товарища коменданта вытошнило, врач его в чувство приводит.

– Понятно… Ну что, Трофим Иваныч? Придется вам сказать приветственное слово. Больше некому!

– А что тут говорить? – пожал плечами профессор. – Прибыли? Прибыли. За работу!

– Вот это и скажете.

Вокруг командирской БМД собрались все, кроме врача Ханина и коменданта.

Усатенький молодчик, активный и скользкий Юра Семенов, попытался толкнуть речь, но Кузьмичев молча попросил его освободить гусеницу и помог на нее взобраться Воронину.