Чем ближе подъезжал автобус, тем выше в небо вырывалась станция. Выполненные из красноватого металла, ее кольца были усеяны лючками, решетками радиаторов, отводами кабелей и толстых пучков разноцветных проводов, и еще чем-то, совершенно непонятным, но для науки важным. В полосатой тени установки прятались восемь конусов величиной с двухэтажный дом, выкрашенных масляной краской.

Автобус по наклонному пандусу спустился в бункер.

– Приехали! – бодро сказал Трофим Иванович.

Все вышли. Те, кто уже присутствовал на запусках, сразу поспешили к перископам, новички же не знали лучшего способа, чем топтаться на месте.

– Кузьмич! – позвал Марк. – Идите сюда.

Кузьмичев подошел и глянул в предложенные окуляры перископа. Видно было хорошо – вся громада гиперканальной станции умещалась в поле зрения, захватывая клок неба.

– Сейчас… – прошептал Виштальский.

– Готовность два! – прозвучало в репродукторе.

– Внимание! – громко сказал Воронин, и полковник удивился – такая властность и твердость прозвучали в голосе профессора.

– Энерговоды – полная мощность!

– Есть полная мощность! – откликнулись операторы за пультами.

– Готовность один!

– Есть готовность один! Энерговоды на цикле.

– Первый базовый – пуск! Второй базовый – пуск! Первый резервный – готовность ноль.

Что-то неуловимо изменилось снаружи.

Кузьмичев пригляделся – будто марево заструилось по спирали, восходя потоком горячего воздуха над гигантским кольчатым параболоидом. Голубые светящиеся колонны соединили зеленоватые конусы и нижнее кольцо. Мощное басистое гудение опало на лес.

– Первый резервный – пуск! Третий базовый – пуск!

– Инверсия поля!

– «Антеи» на подлете. Обратный отсчет!

– Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один.

– Пробой!

Что-то сдвинулось в мире. По ушам ударило безмолвие, а в глубинах Д-установки заплясали лиловые сполохи.

– Выход на режим… Канал пробит! Пошел!

Заткав раствор параболоида сполохами да переливами, замерцало устье гиперпространственного канала. Поверить было невозможно, что за всей этой цветомузыкой крылись плотные слои чужой атмосферы, неведомый простор иной планеты.

Это в голове не укладывалось, и даже математику не сразу давалась картина происходящего. Но это было.

Показался первый Ан-22 «Антей». Створки его люков раскрылись, и с трапа-рампы слетела БМД[10]. Она была похожа на серийные образцы внешне, но внутри была полностью переделана «под проект» – ее, к примеру, герметизировали и даже оборудовали регенератором кислорода.

Маленький парашют выдернул основной, побольше, и вот распустился белоснежный купол, вытягиваясь почти горизонтально – парашют позади, бронетранспортер – впереди. Потом БМД перевесила и медленным маятником покатилась вниз, занимая законное место. Все это время груз падал, одновременно скользя по инерции вперед. Так, под углом, БМД и вошла в устье канала.

Рассудок ждал грохота столкновения, но и боевая машина, и парашют просто канули и пропали, прорывая ткань мироздания за тридевять звезд от Земли.

А самолеты наплывали и наплывали, грузы сыпались и сыпались – ЗРК «Волхов», БМД, две «Шилки» с целыми «букетами» парашютов, платформа, загруженная бочками с соляром.

– Внимание! – заговорил репродуктор. – Осталось сорок секунд. Тридцать пять секунд. Тридцать секунд. Закончить сброс!

– Сейчас тоже будет интересно, – оживился Марк.

Кузьмичев пригнулся к окулярам.

– Сейчас устье схлопнется!

Ослепительная сиреневая вспышка высветила луговину, и полость внутри параболоида заполнили темные струи то ли воздуха, то ли материализовавшейся тьмы.

Станция заколебалась и оплыла, а из Д-камер ударили радужные столбы пламени. Загрохотало. Стены бункера шатнулись, и все стихло.

И тут же с ясного неба повалил снег, у земли обращаясь в дождь. Капли падали, шипели на раскаленном грунте и парком возвращались в небо.

– Здолово-о… – выдохнул «Александр Сергеевич», впечатленно тараща глазята.

– Да уж… – проговорил Георгий.

– Товарищи! – провозгласил Луценко. – Просьба не покидать убежища! Снаружи плюс сто!

Собравшиеся походили, пообщались, полня бункер шумным многоголосьем. Говорили все сразу:

– Дорого, дорого нам эти запуски обходятся… Одного бериллия сколько! Пять тонн рениевых контактов…

– Ну, оно ж не пропадает. Выколотим и – на переплавку!

– Все равно… Энергонакопители летят, половину менять приходится…

– А что ж вы хотите! Такая конденсация энергии. Гигаватты!

– А делать стационар – еще дороже. Придется заодно и электростанцию строить мощностью с Братскую ГЭС.

– Нет, это задание на завтра и послезавтра…

Марк подергал Кузьмичева за рукав.

– Пошли, – сказал он, – подостыло уже.

Они вышли на обширную луговину. Пахло увядшей травой и хвоей.

Было непривычно без обширной тени гиперканальной станции – там, где вился гигантский параболоид, торчали только мачты, искривленные и перекрученные.

– Мачты раскаляются докрасна, – вполголоса сказал Виштальский, – а потом их корежит…

Они прошли дальше, и ботинки полковника застучали по стекловидному шлаку, покрывшему добрый гектар.

– Осторожно! – предупредил Марк. – Это только сверху снежком остудило, а внутри все полужидкое, как пюре.

От остекленевших масс тянуло жаром. Кузьмичев нагнулся и протянул ладони – печет…

Из переплавленной почвы выглядывали кольца параболоида, вернее, застывшие ручьи вскипевшего сплава. «Выколотим – и на переплавку!» – вспомнил Георгий. Да, долго придется выколачивать…

– К вечеру сюда пригонят роту солдат, – разъяснял Виштальский, – они тут все выдолбят, металл порежут и все увезут на спецзавод. А нашу станцию будут ставить уже завтра. Вон там, где флажки. Это фундаменты Д-камер… Вам не страшно? – внезапно спросил капитан.

– Отчего ж? – удивился полковник.

– Тут ведь космос поработал! – Марк обвел рукой останки Д-установки. – Одними гигаваттами такой тепловой удар не объяснишь. А мы и понятия не имеем, какие силы будим, до чего, до каких глубин достучались. Мощь-то какая!

– Да уж… – неопределенно протянул Георгий.

– Видели, каков гиперканал? Наш, наверное, от слова «кануть». Порог невозврата…

– Как-как?

– Порог невозврата! Это точка такая на траектории полета ракеты – до нее «изделие» еще можно вернуть, а после – все. Улетела, вознеслась на орбиту. Канула…

– Не расходитесь, товарищи! – тоном массовика-затейника заговорил Луценко. – Мы наметили, понима-ашь, торжественное мероприятие на шесть часов, просьба не опаздывать!

– А танцы будут? – пискнули из молодежной группки.

– Это культурно-массовое мероприятие, – сказал академик со значением. – Танцы будут!

После продолжительной официальной части, где долго и нудно говорилось о новых достижениях советской науки, о приумножении боевой и трудовой славы, о единстве партии и народа, все с облегчением убрали стулья, и актовый зал превратился в танцевальный.

Комсомольцы-добровольцы приволокли радиолу и завели музыку. Все разбились по парам.

Кузьмичев с полчаса просидел на подоконнике в кругу докторов и кандидатов, слушая перспективы развития физики времени, «начало которой положил Козырев, и физики пространства, основали которую тоже мы! Точнее, вы, Трофим Иванович! Не скромничайте!»

Георгий слушал вполуха, вполглаза посматривая на Аллу. Отметив, что девушка отвергла уже второго кавалера, он решил рискнуть и заодно выяснить, нравится ли он этой красоточке или ему это только кажется.

– Разрешите? – поклонился он Аллочке, и Аллочка ответила ему ослепительной улыбкой. Она подала Кузьмичеву руку и встала.

Как раз сменили пластинку, и по залу разошлись звуки саксофона, томные и приглушенные.

Полковник обнял девушку за талию, осторожно, но крепко прижал к себе.