Он вспомнил Лелиану, еще одного барда из Орлея, встрявшую как-то в политический шпионаж в Ферелдене. Он вспомнил, как Лелиана рассказывала ему и Табрис свою историю о том, как денеримская стража схватила и пытала ее, поймав с секретными бумагами. Вспомнил, как они сочувствовали Лелиане, осуждая чрезмерную жестокость стражников по отношению к хрупкой девушке. «Раньше ты осуждал, а теперь сам приказываешь пытать хрупких девушек, Алистер», — сказал он сам себе, горько усмехнувшись, но тут же до боли стиснул кулаки. — «Но Лелиана не была хрупкой, и тебя, Виолетта, хрупкой не назовешь. Все вы — барды, шпионы, наемные убийцы, завоевываете доверие, проникая в самое сердце, а потом бьете в спину!» — он яростно и со всей силы ударил кулаком по стене, а потом еще и еще, сбивая в кровь костяшки пальцев. — «Притворялась, неужели ты все это время просто притворялась?»

Ви проснулась от того, что в нос ей ударил запах маринованных яиц. Она открыла глаза и увидела над собой крючковатый нос Седрика, пристально ее разглядывавшего. Дверь камеры была открыта, и на пороге стояли двое стражников, очевидно следя, чтобы она не бросилась на целителя.

— Грубо, как грубо, — бормотал он себе под нос, качая головой, но во взгляде его было, скорее, любопытство, нежели сочувствие и жалость. — Это мы приложим сюда, чтобы не воспалилось.

С этими словами он достал повязку, пропитанную какой-то пахучей дрянью, и обернул вокруг изувеченной ноги эльфийки. Ногу ожгло и защипало так, что Ви, вскрикнув, резко подскочила на тюфяке и ушибла переломанные пальцы об стену. От боли хотелось выть, на глаза навернулись слезы. Стражники у двери захохотали.

— Тебе бы с Трантером поменяться должностями, Седрик. Вон как она у тебя кричит, глядишь, сейчас все и выложит!

«Они смеются надо мной! Им доставляет удовольствие видеть, как мне больно, видеть меня униженной и втоптанной в грязь. Ну нет, обойдетесь», — Ви стиснула зубы и исподлобья посмотрела на целителя, усилием воли пытаясь остановить слезы.

Седрик же не обращал никакого внимания ни на нее, ни на стражников. Его интересовали только ее раны. Закончив с ногой, он вправил ей пальцы, не утруждая себя обезболивающими. Ви чуть снова не потеряла сознание, но выдержала, до боли прикусив кончик языка. Целитель с помощью деревяшек и бинтов зафиксировал ее пальцы и смазал их кончики той же пахучей дрянью, щипало немилосердно. После этого он, профессионально окинув взглядом свою работу и оставшись доволен результатом, собрал все инструменты и лекарства и вышел, ничего не говоря. Стражники вышли за ним и заперли дверь.

Ви не знала, сколько прошло времени, не знала день сейчас или ночь. Почему-то казалось, что ночь. Она чувствовала, что у нее поднимается температура, ее лихорадило. По-видимому, припарки целителя не помогли и у нее начиналось воспаление. Следующие несколько часов прошли как в бреду. Ее то знобило, то бросало в жар и непрерывно трясло мелкой дрожью. Она проваливалась в сон на несколько минут, чтобы потом вынырнуть оттуда, как из-под воды. И с каждым разом вода становилась все более вязкой, а выныривать было все труднее. «Еще пять минут, пап, и я вылезу из воды, обещаю! «- была последняя ее мысль перед тем как окончательно погрузиться в темноту.

Ей снилось то лето в Вал Руайо. Стояла небывалая жара, дождя не было уже много недель, и в эльфинаже все изнывали от жажды. Почти все дворяне сбежали тогда в свои загородные усадьбы подальше от удушливой пыли и раскаленных мостовых столицы. Пляжи практически опустели, и самые отчаянные эльфы бегали туда ближе к ночи, чтобы быстро искупаться, пока не заметили стражники. Маленькая Виолетта неделями упрашивала отца отвести ее на пляж. Мальчишки постарше из их компании все как один уже были там и с восторгом описывали бархатистый песок и теплое, как парное молоко, море, тянущееся так далеко, что края не видно. И в один прекрасный день Гараэл, наконец, уступил ее просьбе. Они пошли на пляж, как чуть стемнело. На берегу не было ни души, только кричали чайки и неспешно набегали на песок волны. Ступая босыми ногами по песку Виолетта в нерешительности остановилась у края воды. Волна подкатилась к самым ее ступням, обдав брызгами, а затем с тихим шипением откатилась, оставляя быстро тающую пену. Ви взвизгнула от восторга и с сияющим лицом обернулась к отцу. Он радостно смеялся, глядя на нее и подбадривал зайти дальше в воду. Долго упрашивать не пришлось. Ви скинула прилипшую к телу рубашку и штаны и бросилась в воду. Еще никогда в жизни она не испытывала такого восторга! Море мягко обволакивало ее, поддерживая на плаву. Волны то и дело накрывали ее с головой, но она каждый раз с радостным хохотом выныривала и снова кидалась покорять стихию. Ей хотелось, чтобы это удовольствие никогда не кончалось. Отец кричал, что пора ей вылезать из воды и возвращаться домой, но она только беспечно смеялась и ныряла обратно. А потом в его крике что-то изменилось. Она взглянула на берег и увидела двух стражников, пошатывающейся походкой приближавшихся к отцу. Он встал так, чтобы загородить ее спиной и стал что-то им говорить. Взмах меча, и кровь хлынула на песок, окрашивая его багряным. Она завопила, но шум волн заглушил ее крик. Что было дальше, она помнила весьма смутно. Она как-то выбралась на берег и пошла прочь из города. И шла, продираясь, сквозь лес, пока не вышла на лагерь долийцев. Вернее, выпала, рухнув без сил к ногам охотников, охранявших границы лагеря. Как тебя зовут, девочка? — Виолетта Гараэл.

Ее разбудил какой-то резкий звук, словно удар меча о доспех. Резкий, пронзительный, длинный и неимоверно противный, заставляющий девушку вынырнуть из глубокого забыться. Что ей снилось? Она помнила только соленые брызги. Но спустя пару минут и это воспоминание покинуло ее, улетучившись с остатками сна.

Он стоял там, перед нею, молча глядя на стену над ее головой. Потом нехотя, словно заставляя себя, перевел взгляд на девушку. Подтянувшись, она села на тюфяке. Когда я успела оказаться на нем? В голове стучали молоточки, ее знобило и хотелось есть, глаза и щеки лихорадочно горели. В голове на мгновение всплыла одна из инструкций Бриалы: "Если видишь, что клиент слаб на перед, используй свою женскую силу", но эта мысль показалась ей сейчас далекой и мерзкой. Можно было бы надавить на жалость, выторговать себе что-то. Можно.

Но не хотелось.

Она ощущала, что что-то в ней умерло вместе со слетевшим с пальца первым оторванным ногтем, и в душе оплакивала эту незаметную для глаза смерть. Словно из нее разом выдернули какой-то стержень, без которого не осталось сил, чтобы и дальше обманывать. Просто не осталось.

Они оба молчали. Ви ждала слов, что скажет ей король, но он не находил их. Наконец, Алистер сложил руки на груди, и задал самый важный для себя вопрос:

— Хоть что-то, из того, что ты говорила, было правдой? Хоть что-то?

Его голос звучал почти умоляюще, и Ви стало противно. Какое лицемерие! Бросить ее в лапы палача, а потом приходить давить на душевные струны! «Хочешь, чтобы я излила тебе душу? Не добился силой, решил попробовать вырвать из сердца? Что ж. Если на меня тебе наплевать, то хоть твое самолюбие пусть страдает!»

Она подняла голову и ухмыльнулась — широко и жестко, а после, не отводя глаз от короля, ответила с насмешкой:

— Ни слова.

Она все равно умрет здесь. Пусть останется так. Ей так будет… Проще его ненавидеть. Легко ненавидеть злодея. Любимого — куда как сложнее.

«Любимого?» — она ухватилась за эту мысль, и на мгновение закрыла глаза. — «Любимого…»

— Я тебе не верю. Даже барды не умеют так врать.

— Сомневаюсь, что ты знал так уж много бардов.

— Достаточно знать и одного, чтобы понять, что вы такие же люди, как и все остальные.

— То есть — что все мы разные.

«Бессмысленный разговор» — горько подумала она — «Пустой и нелепый. За этим ты пришел? Поиграть со мной, перед приходом палача?»

— Я бы дал тебе всё — глухо произнес король

— Что — всё? Что для тебя всё, Алистер? — Ви почувствовала как в груди что-то екнуло, и взорвалось волной ярости, но ее голос даже не задрожал — Место придворного менестреля? Или место в твоей постели? Такое "всё" ты видел в моем будущем? Неужели ты настолько ограничен, что считаешь это пределом моих мечтаний?