В этот день, один из меценатов-фабрикантов организовал народное гуляние для своих рабочих.
Пролётка медленно катилась сквозь толпу нарядно одетых мужчин, женщин и детей.
Заметив, что Елена с любопытством смотрит на сколоченные по обе стороны бульвара деревянные лари, в которых шла бойкая торговля, Арсений спросил:
— Может, хочешь посмотреть?
— Да. Я никогда не видела ярмарку.
Договорившись с извозчиком, чтобы он ожидал их в условленном месте, Арсений повёл Елену в гущу гуляющих.
Они ходили среди рядов, где торговали воздушными шарами, горячими пирожками и всевозможными сладостями и фруктами.
Смотрели выступление цирковых силачей поднимающих тяжести, борцов, фокусников и дрессировщиков.
Прокатились на каруселях, посмеялись возле кривых зеркал.
У шарманщика дрессированная белая мышка предсказывала судьбу, но они, ни рискнули гадать и, заплатив шарманщику, пошли дальше, туда, где виднелись лари букинистов.
— У них можно отыскать что-нибудь интересное, ценное. Там, — Арсений махнул на лари через дорогу. — Открытки. Но туда мы не пойдём.
— Отчего? — взяв его под руку, поинтересовалась девушка. — Так такое разнообразие. Есть открытки с видами Петербурга?
— Конечно — есть, — утвердительно кивнул он. — И очень хорошо изданные, красивые. Но там есть, это… — Арсений замялся и покраснел. — Есть открытки неприличного содержания, — быстро пробормотал он. — Эротические.
— А-а. — Елена опустила глаза.
— Зато вон там, — Арсений указал в противоположную сторону. — Вкусное место. Там «Восточные сладости».
И действительно, особенно много народа столпилось возле ларей с надписью «Восточные сладости».
Рахат-лукум, облитые карамелью и шоколадной глазурью грецкие орехи, несколько сортов халвы, шербет, пастила, мармелад, коврижки и разнообразные пряники.
Но самое вкусное это были горячие вафли с кремом, которые пекли тут же, на специальном приспособлении.
Покупатели не только раскупали вафли, воздушную, очень сладкую, розоватую пену, которая называлась «сахарная вата», но и любовались, как ловко грек управлялся с вафельной жаровней.
Залив чугунную дощечку жидким тестом и, закрыв сверху такой же чугунной дощечкой, повертев её над жаровней, он извлекал горячую вафлю, свёртывал её трубочкой и наполнял кремом. Две, три минуты и всё было готово.
Вскоре Елена и Арсений, сидя в пролётке, лакомились ароматными, хрустящими вафлями.
Устав от прогулки, возвращаясь на Аптекарский остров, к «Дюссо», Елена обратила внимание, на обилие всевозможных вывесок которыми пестрел Невский проспект.
Солидные фирмы, банки, кредитные учреждения, аптеки, страховые и нотариальные конторы не говоря уже о магазинах, всё это освещалось электрическими вывесками.
— Особенно здесь красиво по вечерам, — заметил Арсений. — В следующий раз, я свожу тебя в ювелирный магазин. Там в витрине всё блестит и переливается цветами радуги. Витрина движется по кругу и освещается электричеством. Ты сможешь не только полюбоваться, но и выбрать вещицу по своему вкусу.
Елена отвернулась и промолчала.
Андрей Михайлович не скупился на подарки и, ювелирных изделий, у неё с сестрой, было в избытке.
Услышав от Арсения упоминание о драгоценностях, она сменила тему разговора.
— Даже на аптеке вывеска, — как бы, между прочим, заметила она.
— Ну, да, особенно впечатляет вон та! — Арсений указал тростью на вывеску над дверями аптеки. — «Я был лысым»! Или «Пилюли Ара от расстройства желудка»! — он расхохотался. — Лично мне больше нравиться: «Пейте коньяк Шустова».
Елена кинула в его сторону быстрый взгляд. Она не могла привыкнуть к порой слишком откровенным речам молодого человека.
Заметив укоризну в её выразительных глазах, Арсений сконфузился и уже другим тоном, продолжил:
— А если серьёзно, вывески не так уж и плохи. В темноте, они способствуют лучшему освещению. Правда, пока это только на Невском проспекте и прилегающих к нему улицах. Чем дальше от него, нам остаётся только свет газовых фонарей, а на окраинах, фонари керосиновые. Любезный, — окликнул он сидящего на козлах, извозчика. — Притормози вон у того магазина.
Извозчик, в длинном до пят, тёмно синем, со сборкой на поясе, кафтане, повернул к ним голову в низком и широком цилиндре.
— Как скажете, барин.
Через десять минут они продолжили свой путь. На коленях девушки лежал благоухающий букет из белых роз.
***
Андрей Михайлович услышал смех сына, когда он и Елена поднимались на крыльцо дома.
Войдя с яркого солнца в полутёмную гостиную, они не заметили сидящего в глубоком кресле, возле камина, Андрея.
Елена держала в руках букет белых роз. Арсений так и сыпал шутками. Девушка улыбалась.
Удивительно, но его непутёвый сын умел вызывать на губах этой молчаливой красавицы улыбку.
Легонько сжимая в ладонях её тонкие пальцы, Арсений спросил:
— Ты хорошо отдохнула?
— Замечательно! — в её глазах светилась радость. — Мне много лет не было так легко, как сегодня. Спасибо тебе.
— Ещё пойдём?
— Пойдём.
— И Дашу возьмём с собой.
— Непременно! — она склонилась к букету и вдохнула его аромат. — Какие красивые розы.
— Разве они могут сравниться с той розой, которая держит их в руках? — Арсений поднёс её пальчики к губам и нежно поцеловал.
Это было уже слишком!
— Ты всегда был мастером комплиментов!
Арсений вздрогнул и оглянулся. К ним приближался отец.
— Кто позволил тебе выходить с ней из дома?
— Андрей Михайлович, — вмешалась Елена, становясь между отцом и сыном. — Я сама попросила его об этом.
— Я спрашиваю тебя! — не обращая внимания на её оправдания, заорал на сына Рунич. — Ты что, с ума сошел?!
— Мы гуляли не в людных местах.
— Не смей больше так поступать!
Арсений не сказал ни слова. Кивнув головой Елене и потупив взор, он пошёл к выходу из гостиной.
У девушки задрожали губы.
— За что ты так с ним, Андрей? Он ничего плохого не сделал.
— Поверь, Елена, тебе лучше избегать его.
— Почему? Он ни чем не обидел меня.
— Мне лучше знать, чего можно ожидать от моего сына. Мой тебе совет: держись от него подальше.
— За что ты его коришь?! — воскликнула девушка. — Ни один ребёнок невинен в том, что мы произвели его на свет! Если бы твоя жена сейчас была жива и, ты мог спросить у неё, что она выбрала: свою жизнь или жизнь ребёнка? Я уверена, она выбрала бы его жизнь! Или Арсений появился на свет по воле божьей и ты тут не причём?
— Он боль всей моей жизни. — Оправдывался Рунич.
— В этом нет его вины. Я бы всё отдала, только бы прижать своего Петрушу к груди. Хоть на мгновение! — В её голосе дрожали слёзы. — Потом и жизни не жалко. Почему, ты, такой добрый к нам, немилосерден к своему ребёнку?
— Арсений не ребёнок, — скрипнул зубами Андрей, но увидев слёзы на её глазах, спохватился. — Елена не плачь. Это всё он! Он ответит за твои слёзы.
Елена поспешно остановила его.
— Не надо. Не трогай его, Андрей. Пожалуйста.
========== Глава 5 ==========
Андрей Михайлович вошёл в подъезд уже знакомого ему дома и поднялся на третий этаж.
Войдя в квартиру Гришки Армянина, он отметил про себя, что она выглядит вполне прилично. Чистые занавески на окнах, ковёр на полу, над столом лампа с зелёным абажуром, цветы в горшках, мягкий диван и венские стулья.
За столом сидел Гришка и чинно пил чай. В комнате стоял запах крепкого табака самосада. Иного Григорий не курил.
Появление Рунича он встретил как всегда радушно.
— Андрей! — раскатистым басом проворчал он, обнимая гостя. — Два часа ожидаю тебя. — Он жестом указал на кожаное кресло. — Присаживайся, друг. Как дела в заведении? Наши не беспокоят?
— Нет. — Рунич уселся в кресло. — У меня игра без кляуз и понтеров за версту вижу. Я их на дух не переношу.
— За старое ни-ни?
— Нет. Те времена давно прошли.
— Чаю?
— У меня мало времени, Гриша. Слушаю тебя.