— Моя сестра Анна. — Дарья ласково смотрела на любимицу.

— Вы близнецы?

— Да, близнецы. Мы — трое.

========== Глава 2 ==========

Арсений Рунич вышел из дверей Финляндского вокзала и нетерпеливо посмотрел по сторонам.

Экипажа отца нигде не было видно.

«Я же писал ему, что приеду, — думал юноша, оглядываясь. — Придётся добираться до дома самому. Как не хочется! После четырёх дней езды ноги как ватные. Подожду ещё немного. Вдруг Алексей опоздал к прибытию поезда».

Он присел у входа на скамью и осмотрелся по сторонам.

Обычная толпа пассажиров. Кто уезжает. Кто приезжает. Всё как всегда в таких людных местах как вокзал.

Лениво и равнодушно перебегая по лицам пассажиров, глаза его остановились на молодой монахине, которая, продавала у входа полотняные простыни и наволочки.

Несмотря на чёрное облачение, скрывающее её фигуру и почти всё лицо, в ней была видна гибкость и грация.

Когда она подняла глаза и посмотрела в его сторону, Арсений, от неожиданности, замер.

Такой глубокий, проникающий в душу взгляд он встречал только у одного человека. Своего отца.

Бездонные, как глубины океана, выразительные, чёрные глаза.

Он поднялся со скамьи и стал прогуливаться мимо монахини, то и дело, поглядывая в её сторону.

Всякий раз, пытался, словно невзначай обратить на себя внимание, то делал вид, будто не замечает монашенку. Проходя мимо, смотрел как бы сквозь неё рассеянным взглядом.

Приветливое лицо юноши, прохаживающего по перрону, показалось Дарье знакомым. А его отточенные манеры отличали его среди бурлящей, пёстрой толпы пассажиров.

Вот он помог какой-то даме спуститься со ступенек на землю. Наверное, он — иностранец, оттого его манера держаться отличается от других.

— Если позволите. — Из её рук взяли вышитую наволочку.

От звука голоса, Дарья подняла глаза и вздрогнула.

Открытые и яркие глаза, чуть насмешливо, смотрели на неё.

Дмитрий!

То же, правильной формы, овальное лицо. Тонкий, с небольшой горбинкой, нос, высокие брови и выразительные глаза цвета сапфира, чистые и ясные под длинными, как у девушки, тёмными ресницами. Красивое очертание чуть пухлых губ и светло каштановые, с золотым отливом, на мягких колечках кудрей, волосы.

Стройная, невысокого роста, фигура. И та же улыбка!

Сердце молодой монахини упало в пропасть.

— Вы… — едва промолвила она и отпустив край наволочки, уронила корзинку с товаром.

— Ох, сестра, простите! — юноша бросился подбирать выпавшее бельё. — Я так не ловок.

Дарья помогала ему, как могла, пытаясь скрыть растерянность за блуждающей улыбкой.

— Вот. — Юноша подал ей корзинку.

— Спасибо.

Она взяла ручку корзинки и почувствовала лёгкое прикосновение его пальцев к своей руке.

— Разрешите вам представиться. — Сняв шляпу, он, учтиво, поклонился ей. — Арсений Андреевич Рунич. Вернулся домой из Франции. Простите еще раз, сестра, и разрешите попросить вас о помощи. — Его весёлое лицо приняло серьезное выражение. — Мне нужно доехать от вокзала домой, на Аптекарский остров. Надеюсь, в вашем возке найдётся немного места для меня. Мой экипаж не прибыл, а у меня столько вещей. Я давно не был в Петербурге и не доверяю местным извозчикам. Признаться, не знаю, что мне делать.

«Нет, нет! — лихорадочно думала Дарья. — Дмитрий погиб шесть лет назад. Его больше нет! Сколько бы ему теперь было? Двадцать восемь. А этому юноше не более восемнадцати лет. Но они так похожи! Прости меня, Боже! Как он сказал? Арсений Рунич. Это имя мне ничего не говорит».

— Ну что же, юноша, — обретя дар речи, ответила она. — Если вы нуждаетесь в помощи, я вам её окажу. Можете погружать свои вещи в нашу повозку. Пойдёмте, я покажу вам, где она стоит.

В душе Арсений торжествовал. Возвращение домой и, поездка в возке с двумя монахинями обещала быть весьма интересной. Возможно, это был добрый знак перед его появлением в родительском доме.

***

Повозка не торопясь катилась по мостовой.

Дарья сидела напротив юноши. Сестра Екатерина усевшись рядом с возницей, управляющим лошадью, прислушивалась к их беседе.

Первоначальная скованность сменилась спокойствием безоблачного разговора.

— Вы были знакомы в Париже с поэтами, к примеру с Полем Верленом? — поинтересовалась монахиня.

— Нет, — вздохнул юноша в душе удивленный тем, что эта монахиня знает такого скандально известного поэта как Поль Верлен. — К не счастью, нет. Он скончался прежде, чем я поступил в университет.

— Сколько лет вы учились?

— Четыре года. Приезжал на каникулы домой. Но чаще отец навещал меня в Париже. В феврале мне исполнилось девятнадцать лет.

— О-о, — протянула она. — Выходит, вы в довольно раннем возрасте поступили в Сорбонну.

— В пятнадцать. Я сдал в гимназии экзамены экстерном и поступил в университет.

— И какой факультет вы закончили? — не унималась любопытная монахиня.

— Филологический. — Охотно отвечал молодой человек. — Могу работать переводчиком в любом издательстве.

— Предполагаю, вы и стихи пишите?

— Угадали! — рассмеялся Арсений. — Однако предпочитаю держать их в столе. В основном занимаюсь переводами других поэтов. К примеру, вот это.

Юноша закрыл глаза и смолк на мгновение, словно вспоминая строчки, которые знал наизусть. Поль Верлен был поэтом, которого он высоко ценил.

«Дитя, ты не знаешь,

Чувствен, я стал от любви.

Нежность взяла меня в плен,

Словно сеть золотая.

Но, где?

В пространстве, во времени?

В туманных завесах?..

Не смейся!»

— Не очень хорошие стихи! — перебила его Дарья.

Арсений смутился, кашлянул и замолчал.

Молодому человеку очень хотелось завоевать расположение привлекательной монахини, но внимательный и строгий взгляд карих глаз, всякий раз, осаживал его назад.

Всю оставшуюся дорогу они промолчали.

Въехав через Московскую заставу, они издали увидели четырёхярусную монастырскую колокольню с золочеными куполами.

Подъехав к монастырю, остановились возле каменной ограды, за которой тянулись двухэтажные строения монастыря.

Монахини любезно одолжили юноше свой возок, чтобы он мог добраться домой и, простившись, скрылись в воротах монастыря.

Возок с пассажиром покатился дальше к Каменноостровскому проспекту.

***

Ещё издали Арсений увидел за кованной, чугунной оградой, в молодой зелени сада, окрашенный в оливковый цвет дом.

Вернее это был даже не дом, это была усадьба.

Прямоугольный корпус ресторана «Дюссо» был построен в стиле французского ренессанса: высокие арочные проёмы окон и входных дверей располагались в неглубоких нишах.

Над центральным входом в ресторан — две мраморные кариатиды.

Как и прежде «Дюссо» встречал своих посетителей и поклонников ароматом изысканных блюд французской кухни, которые ещё с порога возбуждали аппетит.

Многие, переступая его порог, ощущали внутреннюю дрожь.

Отнюдь, дрожь была не от холода, а от возбуждения, ибо «Дюссо» был не только рестораном.

От вестибюля, направо — зал самого ресторана с отдельными удобными кабинетами и буфетной, со стойкой бара.

Отсюда же вела дверь в большой зимний сад-оранжерею, размером в семьдесят квадратных сажень. Сад был обставлен кадками с тропическими растениями и клетками с поющими канарейками.

Арки, ведущие в залы и пол, из природного, отполированного мрамора, тёмно-красного цвета.

Сцена на два зала. На ней играл небольшой румынский оркестр, выступали арфистки, шансонетки и пели романсы певцы.

Иногда, по желанию посетителей, хозяин «Дюссо» приглашал цыганский хор. И цыгане создавали атмосферу бесшабашного веселья: пели, плясали, играли на гитарах.

Мягкие сиденья стульев, круглые столы, сервированные фарфоровой посудой, хрустальными графинами и бокалами, вазы с живыми цветами летом и зимой. Метрдотели в белоснежных, накрахмаленных рубашках и в чёрных брюках и жилетах.

И главная изюминка ресторана. По французскому обычаю, к шампанскому подавали, за счёт заведения, тёплый жареный миндаль.