— Какое имя дашь ему, сестра?

— Иваном. Ванечкой. Наверное, его пора кормить?

Как будто услышав слова матери, мальчик поморщился и заплакал. Плачем, он звал свою мать, которая согреет его теплом, накормит, успокоит и защитит.

Лицо молодой матери засветилось изнутри, и блаженная улыбка заиграла на губах. Она взяла сын на руки, нежно и легонько прижала к груди.

— Ты похожа на Мадонну. — Дарья смахнула с глаз невольные слёзы.

— Это счастье, сестра, — подхватила Анна. — Остальное не имеет никакого значения.

Елена погладила крохотные пальчики на руках сына.

— Имеет, — прошептала она. — Именно сейчас всё имеет значение.

***

С балкона дома открывался во все стороны прекрасный вид: деревни в яблоневых, вишнёвых и липовых садах. На взгорке над рекой — церковь. Повсюду леса, пашни и луга. Вдали, тёмная полоса леса. Тишина в воздухе.

Жители деревень, ложились рано спать и вставали засветло.

Во время сенокоса и уборочной, на просёлочных дорогах, часто встречались гружёные телеги. По воскресеньям и во время престольных праздников, над окрестностями плыл колокольный перезвон.

Жизнь местных помещиков текла спокойно и размеренно.Только свистки прибывших и отправляющихся паровозов, расположенной в семи километрах, за небольшим перелеском, станции, нарушали тишину и умиротворение деревенских окрестностей.

Раз в сутки, на несколько минут, на станции, в облаках пара, останавливался пассажирский состав, в три-четыре вагона, следующий из Петербурга в Москву. Обычно пассажиров бывало не много.

Сидя за круглым столом, Арсений полюбил провожать вечерние зори на балконе.

Вот и этим теплым, тихим вечером он сидел на балконе и читал. Чтение было его единственной страстью и развлечением. На столе недопитый чай.

Со дня рокового выстрела, прошёл год.

За этот год, Арсений три раза приезжал в Петербург, на Рождество, Пасху, и в свой день рождения, чтобы навестить отца, провести с ним праздники и решить дела в издательстве. Гостил несколько недель и возвращался обратно в имение Долгое.

Он научился сдерживать своё внутреннее напряжение и, скрывать истинные чувства и мысли от окружающих.

В книжных магазинах столицы, его переводы и книги, раскупались.

Он стал довольно популярным романистом. Читатели ждали новых тиражей и нового романа молодого писателя, который скрывал своё настоящее имя под псевдонимом.

К тому же любопытство читателей подогревалось тем, что он живёт как отшельник, хотя молод и хорош собой.

Среди читающей публики возникали всевозможные предположения и сужения, отбрасывая на его имя тень загадочности и таинственности.

Между тем, их кумир, уже мало походил, на юного сумасброда, с голубыми глазами, тонким изгибом выразительных губ и, спадающей на лоб, чёлкой, каким он был в недавнем прошлом.

Глаза его утратили томную поволоку, зато приобрели мелкие морщинки и очки. Русые, тонкие усы и бородка эспаньолка украсили лицо. Прошлыми остались, только мягкие движения и негромкий, мелодичный голос.

Как быстро пролетело время.

Казалось, совсем недавно он, в нетерпении, ждал нового века. Ждал счастья, а ему, как пиковая карта, выпала чёрная полоса в жизни.

Наедине с собой, Арсений часто думал, что его преследует злой рок и начинать всё с начала, не имеет смысла. Странно, но именно эти мысли помогали ему оставаться спокойным и уравновешенным.

Днями, Арсений старался загружать себя работой. В деревне ему легко и спокойно работалось, но по вечерам приходила, давящая на сердце, тоска.

Когда становилось невмоготу, он уходил из дома. Бродил по парку и так гулял допоздна.

Осенью, в аллеях «золотого парка», он собирал опавшие листья, и яркие букетики, на время, становились украшением его кабинета. С наступлением темноты возвращался в дом, чтобы поскорее лечь спать.

Вскоре пришла пора ноябрьских туманов и затяжных дождей. Прогулки по парку закончились.

В свободное от работы время, Арсений смотрел в окно, по стеклу которого бежали капельки воды, и видел трогательно одинокий парк.

Казалось, он стыдливо прикрывает стволы деревьев чёрными, обнажёнными ветвями, прося прощения за представшую перед взором некрасивую наготу.

И только приход зимы преобразил его.

Снежная, морозная погода, укрыла его белым одеялом, а волшебник иней превратил чёрные ветви в белоснежные кружева.

Старый парк превратился в сказочно-хрустальный дворец. Он сверкал под лучами короткого зимнего дня и светился лунным отблеском ясными ночами.

Отец не забывал Арсения и часто навещал. Тогда они часами беседовали, читали вслух, играли в шахматы и карты, гуляли в парке и окрестностях имения.

Во время своего отсутствия, отец присылал к нему Алексея. Тот привозил всё, что было необходимо для работы и жизни в деревне и, на время скрашивал его одиночество.

Днём, Арсений старательно гнал от себя мысли о Елене, однако, бессонными ночами, его, как морская волна, накрывали воспоминания.

И он, сидя на кровати, до самого утра, вслух, полушёпотом разговаривал с любимой о прошедшем дне и о своей работе.

Говорить ей о любви, он не смел, потому что стыд не позволял ему это. Стыд за измену.

Всё ушло в прошлое и теперь, живя в уединении и одиночестве, Арсений сторонился любого общества. Он никого не приглашал к себе и сам не ездил к соседям с визитами. И ни на минуту не допускал мысль, что может ещё обрести счастье.

Зачем жить надеждой и лелеять её в своём сердце, если ему никогда больше не суждено увидеть нежность в любимых глазах.

***

Этим летом Арсений не вернулся в Петербург и остался в имении, изо всех сил стараясь сохранять безмятежное состояние духа и, не думать о своём безвозвратно ушедшем прошлом.

В двери просунулась голова Фёдора.

Арсений не любил, когда его отвлекали от интересного занятия. Он недовольно взглянул на слугу.

— Виноват, Арсений Андреевич, — несмело начал тот. — Там, это… гость к вам.

— Какой ещё гость? Велено, не принимать. — Он вновь уткнулся в книгу. — Скажи, никого не принимаю. Не здоров.

— Да я ведь это и говорю-с…

Фёдор не успел договорить, как дверь на балконную террасу распахнулась и вошла Адель,

ныне госпожа Краева.

От неожиданности Арсений встал и растерянно произнёс:

— Адель, ты?

— Не ждал, Арсений Андреевич? — спросила она, протягивая ему руку для поцелуя. — Извини за дерзость и не вини своего слугу. Он старался оградить тебя, от моего визита.

— Так неожиданно, — пробормотал он, целуя её руку.

Адель огляделась по сторонам.

— Прости, Арсений, что я без приглашения.

Зелёное, шелковое платье подчёркивало стройность её фигуры. Рыжие волосы собраны в замысловатый узел. На них красовалась маленькая, изящная шляпка. В ушах — изумрудные серьги в тон цвета её глаз. Пухлые губы подкрашены помадой. Тонкий аромат любимых француженкой духов «Котти» дополнял её облик.

Адель с удовольствием отметила смятение Арсения. Быть может в ней мало красоты, но было, то очарование, перед которым не могли устоять мужчины.

— Ты чудесно выглядишь, — заметил Арсений.

— Да? — улыбнулась Адель. — Благодарю, дорогой. Весной у Алекса отыскалось свободное время, и мы посетили Париж. Это платье оттуда. Мне идёт?

— Очень. Не всякая дама в Петербурге может позволить себе такой роскошный наряд.

Глаза француженки победно сверкнули в его сторону.

— Муж мне ни в чём не отказывает.

Повисло молчание.

Арсений, ожидал, что она сама скажет, что привело её к нему. Он смотрел на француженку выжидательным взглядом.

Адель побарабанила пальчиками по ручке кресла.

— Мне показалось, что ты на нас, с Александром, за что-то сердит.

— Да что ты, Адель! — смутился Арсений. — Просто, я живу уединённо. Нигде не бываю, никого не вижу. Вот, недавно попал под дождь и простудился.

Адель бегло скользнула взглядом по его лицу, проседи на висках и, домашней одежде.