— Ваша болезнь не слишком вас обременяет?

— Благодарю, — сухо бросил юноша. — Надеюсь, благодаря медицине, я навсегда избавился от неё.

— Может, я не вовремя. Извините.

— Нет, отчего же, — Арсений пошёл ему навстречу. — Чем могу вам служить?

— Я хочу поговорить с вами о личных делах. Но не здесь. Пройдёмте со мной. Вон там, — Измайлов указал тростью за угол. — Вполне приличное заведение.

Арсений вздохнул, вынул из прорези жилета карманные часы, взглянул и, громко щёлкнув крышкой, слегка нахмурился. Времени оставалось не так уж и много. К обеду его ожидала Ксения.

— Как пожелаете, — пожав плечами, он последовал за Измайловым.

Торопливым шагом Глеб Александрович направился в глубину петербургской улицы, в сторону небольшого двухэтажного каменного здания, с колоннами в классическом стиле при входе.

Они сидели в трактире, за круглым, покрытым белой скатертью столом. Арсений выжидающе смотрел на Измайлова и ждал начала разговора.

— Сейчас нам приличную закуску принесут, — потёр ладони Глеб. — Как вы насчёт водочки?

— Раньше, под хорошую закуску не отказался бы. — Арсений махнул рукой. — Сейчас, иное дело.

— Так значит, вы, её, не потребляете боле. А если через «не хочу»? Давай пей! — бесцеремонно, перейдя на «ты», Измайлов поднял рюмку. — Выпей за то, от чего до конца дней своих не излечишься!

На явное, ни чем не прикрытое оскорбление, Арсений только усмехнулся и, перевернув свою рюмку вверх дном, спокойно ответил:

— Не могу, Глеб Александрович. Спасибо за угощение.

— Как хочешь.

Измайлов залпом выпил водку и закусил ломтиком копчёной грудинки.

— Вы хотели поговорить, — напомнил ему юноша.

— Хочу. Ты держись от мадемуазель Карницкой подальше. Она хоть и смирёна с виду, а если пойдёшь у неё на поводу, она будет из тебя верёвки вить.

Арсений удивлённо взглянул на захмелевшего собеседника.

— Интересное наблюдение, но оно, ни о чём мне не говорит.

Вперенный в него, проницательный взгляд Измайлова, казалось, проникал вовнутрь. Его высокая, величественная фигура на целую голову возвышалась над Арсением.

— Меня тоже интересует один вопрос, Глеб Александрович. Когда вы думаете возвращать долг моему отцу?

— Долг? — брови Глеба поползли вверх. — Эти деньги были выиграны…

— Вы ещё скажите — честно выиграны, — оборвал его тихим голосом Арсений. — Бросьте! Я и вы отлично знаем, каким путём они попали к вам. Мне доподлинно известно, что Маргарита Львовна свою долю у вас не брала.

— И как мне это сделать? — с деланным смехом спросил Измайлов.

В глубине души он опасался «Великого Рунича». Если Андрей Михайлович узнает всю подноготную этого выигрыша, он может дать ход делу о мошенничестве и, репутации Измайлова наступит конец.

— Не извольте беспокоиться, Глеб Александрович. Вашего имени, равно как и мадам Карницкой, отец не узнает. Всю ответственность за это я возьму на себя.

Измайлов сердито фыркнул в тонкие усы.

— Адель называла тебя дьяволом, Ксения — братом, Маргарита Львовна — порочным обольстителем. Но ты не тот за кого они тебя принимают! — раздражённо начал Глеб. — После того, как Ксения ушла к тебе, я мучительно думал, чем ты подкупил её безграничное доверие? А сейчас гляжу на синюшные круги под глазами, на выражение наивного, почти детского, простодушия на твоём лице и, понимаю, почему? В тебе есть то, что называться «обаянием благородства», вот только благородство-то твоё с душком. Ну, что же ты молчишь? — взревел он и швырнул на стол салфетку. — Отчего не скажешь: врёшь, мол, подлец?

И, правда, младший Рунич всё ещё оставался худ и бледен, с синяками под глазами, которые выражали крайнюю усталость. Он мало походил, на двадцатилетнего, жизнерадостного юношу.

— Я не силён в театральных жестах, Глеб Александрович, — равнодушным тоном отозвался он. — Оставьте это.

Измайлов помрачнел.

Блестящие, в полумраке зала, казавшиеся тёмными, голубые глаза Рунича смотрели на него внимательно и даже как-то дружелюбно. Прядь светло русых, волнистых волос упала на лоб, сделав его красивое и спокойное лицо совсем юным. Без всяких модных ухищрений и стараний, Арсений Рунич выглядел просто и в то же время изящно.

Глеб сцепил пальцы замком и, хотя мысли его вертелись в голове вихрем, он старался сохранить душевное спокойствие, чтобы привести их в равновесие и, продолжить начатый, очень важный для него, разговор.

В сердце творился хаос, но он уже не сомневался в себе. Ему хватит сил пережить всё, даже нелёгкое объяснение с человеком, которого не переносил.

— Я, конечно, многое в этой девушке не понимаю, но то, что ты встал на моём пути, ясно как день. Зачем, Рунич? — Глеб насупился. — Что ты хочешь от неё? Может, скажешь, любви? Так её любовь тебе не нужна.

— Ты это верно подметил, — отозвался юноша. — Ладно, ближе к делу. Выкладывай всё, что ты думаешь, по этому поводу и чего хочешь от меня.

Измайлов окинул его насмешливым взглядом.

— Вот выпью ещё и скажу.

— Давай, набирайся смелости.

— Ишь ты! — Глеб с интересом посмотрел на молодого человека. — Ты не так прост, как кажешься. Вон как умело Ксению Сергеевну под себя загрёб. Ну, давай не забивать друг другу головы. — Он невольно сжал руку в кулак. — Не скрою, я бы хотел вытрясти из тебя душу, но я помню о чести дворянина.

— Ты хочешь, чтобы я не докучал Ксении Сергеевне своим вниманием?

— Большего хочу!

— Резонно, — кивнул головой Арсений. — Чего?

— Клянусь, мне никто кроме неё не нужен!

— В жизни у каждого из нас есть минуты, когда мы клянёмся. И, кажется, что ничего другого и быть не может. У меня тоже так было.

— Я думал, что весь внутри выгорел до черноты, но в моей жизни появилась эта чистая, светлая девушка. Этот ангел! Пойми это, Рунич.

— Ангел. И ты захотел родиться заново. Захотел быть достойным её любви и не обмануть её мечты. Верно?

— Да. Откуда ты знаешь?

— Знаю, — задумчиво произнёс Арсений. — Любовь слишком великий дар и не все справляются с ним. Мне известно, что Ксения не легкомысленная кокетка. Именно в ней я обрёл сестру и друга. И если она выбрала тебя и стала твоей невестой, то значит, ты чем-то тронул её сердце.

— Наверное, любовь творит чудеса. Но в моём случае чуда не произошло. Почти из-под венца она ушла к тебе.

— Ушла? — сомнение звучало в голосе юноши.

— Не говори, что не знал этого! — воскликнул Измайлов.

— Глеб Александрович, я понимаю тебя, и постараюсь сделать так, чтобы Ксения Сергеевна хорошо всё взвесили и обдумала.

— Понимает он!

— Понимаю. — Арсений опустил голову. — Чем больше проходит времени, тем она мне ближе.

— Ксения?

Молодой Рунич отрицательно покачал головой.

— Елена. Ведь мы искренне говорим с тобой?

— Я без Ксении жить не в силах.

— И моя тоска не исчезает.

— Верни мне Ксению!

— Я не держу её.

— Обещай, что не поведёшь её к венцу!

— Лучшее, что ты можешь сделать, Глеб Александрович, это поговорить с ней начистоту. И я думаю, не стоит это откладывать надолго. — Арсений поднялся из-за стола. — Едем со мной.

***

Её размышления прервал шум в прихожей. Стукнула дверь.

Ксения вздрогнула и очнулась от дремоты, в которую погрузилась, ожидая возвращения Арсения.

Выбежав из гостиной, вышла на анфиладу лестницы.

— Это ты?

Арсений стоял у входа и держался за ручку двери, молча, смотрел на неё.

— Обед давно готов. Я прикажу Полине накрывать на стол.

Скользнув по мраморным ступеням вниз, быстро подошла к нему. Присмотревшись, ахнула.

— Арсений, ты выпил?

— Нет.

— Боже, а мне показалось.

— Сестрёнка, — перебил он её. — Я не знаю, что мне делать.

Минуту Ксения испуганно молчала. Наконец, спохватившись, принялась расстёгивать пуговицы на его пальто.

— Давай помогу раздеться.

Осторожно, чтобы не причинить ему боль, помогла снять пальто, пиджак и развязать галстук. Взяв под руку, помогла подняться по лестнице на второй этаж и, проведя в гостиную, усадила на диван.