— Думаешь, Арсений Андреевич тебя любит?

— Да, он меня любит.

— Дурочка! — воскликнула Катя.- Зачем себя обманываешь? Ему с тобой хорошо и всё. Встретит другую женщину и адью! Ищи ветра в поле.

Адель, как будто ждала этих слов.

— Тогда я… Я отомщу ему! — она заплакала. — Он никогда не будет с другой!

— Не глупи. Ты сама сказала, он — такой.

— Он — мой, только мой!

Катерина подошла к девушке и обняла её за плечи. Адель, уткнув голову ей грудь, разрыдалась.

***

Со дня самоубийства Ушакова, жизнь в доме Руничей перестала быть размеренной и спокойной.

Арсений делал что хотел, попирая все запреты и, не обращая ни на кого внимания.

Андрей Михайлович злился, однако терпеливо сносил выходки сына.

Катерина и Полина не решалась сказать хозяину, что былая любовная интрижка его сына и француженки возобновилась, и Адель всё свободное время проводит в комнате его сына.

В один из дней, Андрей не выдержал и напрямик спросил сына:

— Чего ты хочешь от меня?

— Ты сам знаешь, — изнывая от жары, лениво отозвался тот.

Рунич сердито уставился на него, и уже было открыл рот, чтобы разразится

очередной поучительной тирадой, но в этот момент вошла Адель.

Испуганно переводя взгляд с отца на сына, залепетала:

— Простите, я не знала, что вы здесь.

Арсений послал ей воздушный поцелуй.

— А-а, вот и птичка моя прилетела!

Рунич метнул гневный взгляд в сторону сына.

Как только за грозным хозяином закрылась дверь, Адель, подошла к софе. Села.

Арсений скользнул на пол и, опустил голову ей на колени. Девушка крепко обняла его.

Закрыв глаза, он наслаждался тем, как прохладные, лёгкие девичьи пальчики

перебирают его волосы.

— Мой друг умер, — не открывая глаз, с грустью вздохнул он.

— Почему?

— Чахотка, — коротко отозвался он. — Сгорел за два месяца. Чувствую, что тоже так закончу. Сгорю.

— Откуда такая страшная уверенность, mon ami? *

— Не знаю, — пожал он плечами. — Только мои предчувствия никогда не обманывали меня.

— Я не умею предчувствовать, — печально призналась она. — Я просто люблю тебя, Арсен, да так, что свет не мил.

Сквозь наполовину прикрытые веки, Арсений смотрел в зелёные глаза девушки.

— Неужели?

— Да.

— И что теперь делать?

— Понимаю, мы не пара. — Адель покраснела до корней волос. — Но я точно знаю, чего хочу от этой любви.

— Чего же?

— Enfant. **

— Разве у тебя его нет? А я? — дурачась, рассмеялся он. — Мамочка, ты мне нужна.

Девушка грустно усмехнулась.

Арсений мягко погладил француженку по щеке, приподнял её лицо за подбородок, заглянул в зелёные глаза.

В её глазах отсутствовала фальшь и гордыня, а только кроткий внутренний свет любви.

***

Маргарита Львовна не могла дождаться вечера, чтобы увидеться со своим любовником.

Она бы могла этим летом поехать на Женевское озеро, в Швейцарию, но ей не хотелось оставлять надолго Андрея одного.

Госпоже Карницкой всегда казалось, что как только она уедет, он заведёт себе другую подружку. В его ресторане появилась новая прислуга, некая Екатерина.

Молодая девушка, с большими серыми глазами, длинными русыми косами и белой кожей. От Маргариты Львовны не укрылось, что Андрей явно ей симпатизировал.

Однако у Карницкой хватало ума не устраивать любовнику сцен. Ведь у неё был муж, и Рунич мирился с этим.

Она сидела перед зеркалом и, разглядывая себя в отражении, пила утренний кофе, когда без стука и доклада прислуги в её будуаре появился муж.

Господину Карницкому недавно исполнилось сорок восемь лет, и вид он имел весьма солидный.

Он сел в кресло напротив супруги.

Высокий мужчина с плотным сложением и широкими плечами. Полностью лысая голова и крупный нос. Чёрные, широкие брови над зелёными, подслеповатыми глазами.

Характер он имел вспыльчивый, но отходчивый.

Ему не был свойствен чрезмерный пессимизм, равно как и чрезмерный оптимизм. На жизнь он смотрел с деловой хваткой и ужасно не любил когда ему перечили.

Когда за столом, Маргарита Львовна начинала говорить громко, Сергей Фёдорович болезненно морщился.Повышение голоса супруги ничего хорошего не предвещало.

Значит опять нужно оплачивать счета!

Его мадам совершенно не считалась с его мнением и если выезжала в Пассаж или к модисткам, то, буквально, бросала деньги на ветер.

Это мотовство не могло не тревожить Сергея Фёдоровича. Аккуратность, сдержанность и бережливость, являлись неизменным жизненным порядком этого господина.

Сергей Фёдорович остался сиротой в десятилетнем возрасте.

Его родители умерли во время эпидемии холеры, и он оказался на попечении дядюшки, столбового дворянина, вхожего в самые знатные дома Москвы и Петербурга.

Именно его воспитание и в дальнейшем протекция, привели Сергея Фёдоровича в высшее общество.

Последние пять лет своего брака, супруги спали в разных спальнях и на разных кроватях. Иногда, Сергей Фёдорович, осторожно и боязливо взбирался на высокую постель супруги и, прижимаясь к тёплому плечу своей половины, нашёптывал:

— Ритонька, душа моя. Я даже умирать приползу к тебе.

Если Маргарита была в настроении, то ласково гладила его по лысой голове, приговаривая:

— Ах, ты мой покойничек. Вылез из гробика? Ну, иди сюда. Так и быть — согрею.

Если же настроение супруги было плохим, она дёргала плечом и угрюмо молчала.

Вздыхая, Сергей Фёдорович ретировался к себе в спальню и там пил, маленькими глотками, и совершенно безрадостно, шампанское.

Крепких напитков Карницкий не признавал, а коньяк, даже самый дорогой и выдержанный, по его мнению, всё равно пах клопами.

Маргарита Львовна знала, что Сергей, всегда был честолюбив, но была и у него слабость. Он ужасно боялся огласки и публичного скандала. Поэтому она, всячески использовала эту его слабость в своих целях.

— Сергей, — томно протянула она. — Доброе утро, милый.

Муж поцеловал её протянутую руку, и с утренней газетой опустился в кресло.

— Ритонька, ты выглядишь великолепно.

— Серёжа! — Маргарита Львовна встала из-за туалетного столика и обняла его за шею. — Я хочу попросить тебя.

— Всё что угодно для тебя, душа моя.

— Я о Ксении.

— Ну?

— Скоро у неё день рождения. Она всего лишь послушница и, мы можем навещать её.

— Вот и навещай, — насупился Сергей Фёдорович. — Я разве запрещаю?

— Я не об этом. Я хочу сделать дочери подарок. Взять её с собой в кондитерскую, и в магазины. Домой привозить не буду. Знаю, ты сердит на неё.

— Да, сердит! Отцовский хлеб ей был горек, пускай монастырского, сладкого, отведает!

— Тихо. Тебя могут услышать.

— Пусть слышат. Кого мне бояться в своём доме? Слуг?

— Тихо, Сергей, тихо.

— Посидит в монастыре, дурь-то из головы выветрится, сговорчивей станет!

— Сергей, голубчик, не надо так. Она наша дочь.

— В том-то и дело, что дочь. Думаешь, у меня душа не болит о ней?

— Не надо так волноваться.

— Я спокоен, Рита. — Карницкий помолчал и, вздохнув, продолжил. — Поступай, как знаешь. Если хочешь, устрой Ксении праздник. Я не против этого.

Маргарита Львовна опустила глаза, чтобы муж не увидел удовольствия в их глубине.

***

Арсений не раз видел выходящую от отца красивую, элегантную даму. Он давно знал кто эта дама.

Любовница отца, Маргарита Львовна Карницкая, принадлежала к высшему сословию петербургского общества.

На днях она ушла от отца явно не в духе. После размолвок и её уходов, отец злился, кричал по любому поводу, был всем и всеми недоволен.

И в этот вечер его настроение было таким же. Рунич сидел за письменным столом в кабинете и, рассматривал деловые бумаги.

— Что за чёрт! — он грохнул кулаком по столу. — Одни неприятности!

Арсений небрежно бросил отцу:

— Если хочешь, я могу поговорить с твоей любовницей.

— Не хватало, чтобы ты вмешивался в мои личные дела! — свирепо процедил сквозь зубы Рунич.