Тишина действовала на Дэймона угнетающе. Нервно сглотнув, он напряжённо поинтересовался у глядящей в пол с грустной улыбкой Хитаги:
— И что же ты сказала?..
Хитаги резко повернула к нему голову и взглянула ему в глаза. На её лице было жуткое выражение, от которого Дэймон сильнее поёжился, сдерживая нарастающий страх. А Хитаги гробовым тоном объявила:
— У меня нет и совершенно никаким образом не может быть братьев.
Дэймон ощутимо вздрогнул, а затем ещё больше побледнел, глядя в пугающе испытующее лицо Хитаги. Он лихорадочно соображал, что ему сказать на это. А она ждала его ответа, жаждала узнать правду. Дэймон молчал. Хитаги начала терять терпение. Она схватила дрожащими руками его плечи и буквально взмолилась:
— Скажи мне, кто ты! Почему ты выдавал себя за моего брата, которого у меня точно нет? Зачем обманывал меня? Скажи!!! — в исступлении воскликнула Хитаги, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать.
Дэймон с болью смотрел в её глаза. Он видел её смятение, её страх, её отчаяние… но не мог дать ей ответа, которого она хотела. “Прости, Хина… Мне нельзя говорить об этом. К тому же, ты всё равно не поверишь, если услышишь правду сейчас…” Дэймон опустил глаза и прошептал:
— Прости, не могу…
Хитаги несколько секунд смотрела ему в лицо, словно надеясь, что он передумает или она сможет увидеть ответ в его глазах. Наконец, она разжала пальцы и бессильно опустила руки. Дэймон виновато смотрел в пол. Некоторое время они просто стояли молча друг напротив друга. Наконец, Хитаги нарушила тишину, грустно усмехнувшись.
— А я-то доверяла тебе… — с болью произнесла она. — Похоже, напрасно. Очень жаль. Мне так хотелось верить, что я тут не одна, что у меня есть близкий человек, на которого всегда можно положиться…
С её губ вновь сорвалась горькая усмешка. Дэймон поднял на неё полные страдания глаза, и их взгляды — виноватый и разочарованный — встретились. Хитаги печально улыбнулась. Затем она развернулась и направилась к выходу. Уже у двери она, не поворачивая головы, болезненно произнесла:
— Прощай, Дей. Играть в семью было весело, но я не смогу говорить с тобой до тех пор, пока ты не скажешь мне правду.
Хитаги тихо открыла дверь, вышла и мягко закрыла за собой. Послышался щелчок автоматического замка. Дэймон некоторое время задумчиво смотрел на дверь. Наконец, он медленно опустился на кровать и устремил взгляд в пол. Затем он закрыл лицо рукой и полным боли голосом полувопросительно-полуутвердительно произнёс:
— Ты ведь знала, что так будет… Роза?
Он горько усмехнулся. Его плечи вздрогнули. В тишине комнаты отчётливо прозвучал всхлип.
Комментарий к liberatedliberater
Коротко о главе: один день из жизни девушки-самоубийцы, её друзей и врагов.
А ещё доминирование блондинок.
Что до исследований Ренко… Я просто не могла вот так взять и забыть про одну из любимых тоходевочек, да ещё и настолько деятельную. Кстати, кто заметил отсылку к “Доктору Лэйтенси”, тот молодец. А кто не заметил… ну, наверное, тот не настолько боль… увлечённый тохоман, как я.
P.S.
>Хитаги
>Обычная японская школьница
Ну да, ну да…
========== worldenddominator ==========
Заточение изменило многих. Даже самых открытых людей оно постепенно превращало в замкнутых и скрытных. У каждого неизбежно появилось то, чем он ни за что бы не поделился со своими одноклассниками. Самые сокровенные тайны становились объектами тщательной охраны, и молчание было лучшим замком на сундуке с таким сокровищем, как твоя личность. Многие стали бояться, что откройся они кому-либо, поделись частичкой настоящего “Супер ученика”, они совсем потеряют самих себя.
Неудивительно, что в такой обстановке единственным местом, где можно было увидеть истинные лица некоторых, стала их личная комната. Одно из редких помещений, где нет камер и можно изолироваться ото всех — идеально для того, чтобы выплеснуть все накопившиеся эмоции и переживания.
Одна из комнат успела повидать действительно много того, чего её хозяин ни за что бы не показал никому. Если бы кто-нибудь увидел его в момент, когда тот в одиночестве перестаёт притворяться, он бы поразился контрасту с обычным образом одноклассника. Сейчас был как раз один из таких случаев.
Марти сидел на полу, прижавшись спиной к кровати, и неотрывно смотрел на фотографию — ту самую, которую недавно обнаружила в музыкальной комнате Хитаги. Одного взгляда на парня хватало, чтобы понять, что с ним всё совсем не в порядке. Всё его тело била мелкая дрожь, зрачки сузились, словно от яркого света, на лице было выражение ужаса, губы беззвучно повторяли какое-то слово. Его будто пугала мирная и беззаботная картина веселья с фотографии. Было нестерпимо жарко. Его руки поминутно меняли положение, словно он не знал, куда их деть. То он сминал снимок дрожащими пальцами, поднося фото близко к глазам; то он вдруг бросал фотографию на пол и, сгорбившись напротив неё, запускал пальцы в волосы, будто желая вырвать клок; то он так же резко вздрагивал и, выпрямившись, вытягивал руки, лишь чтобы вонзить ногти в новые, ещё не зажившие мозоли на ладонях; потом всё повторялось. Он сидел так не слишком долго, но уже успел искусать все губы в перерывах между немым бормотанием.
Внезапно Марти дёрнулся и, выронив фотографию, торопливо отполз в угол комнаты. Но даже так, он всё ещё слишком хорошо видел изображение. Ему захотелось кричать, но из горла вырвался лишь жалкий хрип. Дрожь усилилась.
— Прости… — внезапно отчётливо произнёс Марти. Он буквально подскочил, словно испугавшись звука собственного голоса, а затем беспомощно, как маленький ребёнок, сжался и закрылся ото всего руками.
— Прости, прости, прости, прости… — продолжал повторять Марти уже вслух.
В какой-то момент он неуверенно отвёл руки, поднял голову и снова взглянул на снимок. Картинка не изменилась: в глазах одного человека Марти продолжал видеть осуждение. И пусть на самом деле ничего такого не было, ему всё равно чудилось, что его совершенно справедливо обвиняют.
Марти вновь испуганно затрясся. Вдруг после крупной волны дрожи он почувствовал бессилие. Всё тело обмякло, и Марти сполз спиной по стене. Тяжело дыша, он поднял глаза к потолку и несколько минут усталым воспалённым взглядом смотрел вверх. Некоторое время он приходил в себя. Наконец, Марти, пошатнувшись, выпрямился, а затем неуверенно пополз к снимку. Робким движением он распрямил мятую и исцарапанную глянцевую бумагу и виновато заглянул в глаза старшему из парней. Марти едва не до крови закусил нижнюю губу, а затем полным раскаяния голосом прошептал:
— Прости меня, Уилл…
***
С самого момента ссоры с Хитаги некогда острые чувства Дэймона притупились. Все его рефлексы и отвлечённые мысли перекрывала сосущая тоска. Всё, что прежде приносило удовольствие, теперь казалось таким ничтожным. Он больше не чувствовал вкуса пищи и ел скорее по привычке, для поддержания сил. Разрыв с Хитаги будто вытянул из него все соки, оставив внутри лишь чувство безрадостного одиночества. С ужасом Дэймон осознал, что теперь ему некуда идти. Из сложившейся ситуации был только один выход, но и тот преграждало данное когда-то слово. Супер Мечник уже тысячу раз успел проклясть свою принципиальность, но переступить через неё было выше его сил. К тому же, голос здравого смысла давал ему слишком отрезвляющий пинок.
Волоча бессмысленное существование, Дэймон отчаянно искал хоть что-нибудь, что помогло бы ему продержаться. Одним из некогда безотказных средств поднятия боевого духа была для него музыка. Именно поэтому в какой-то момент Дэймон стал постоянным слушателем на репетициях Супер Барабанщика. И теперь он пришёл в музыкальную комнату в надежде хоть немного отвлечься от тяжёлых мыслей.
К сожалению, даже музыка звучала тускло на фоне его переживаний. Дэймон выглядел как никогда подавленным и отстранённым, и Марти не мог этого не заметить. Окончив очередную партию, барабанщик совершенно неожиданно для мечника поинтересовался:
