Иван продолжал вести себя как и прежде, он постоянно внутри себя продолжал возвращаться к случившемуся, и, стараясь скрывать от других учеников своё радостное волнительное состояние, думал: "Неужели это та любовь, о которой так много говорят взрослые, неужели я полюбил?!... И что теперь будет?!..." У него, вдобавок, постоянно присутствовало ощущение, словно он стал выше ростом и шире, мало того, он стал таким большим, что еле умещался в помещение класса, он собой закрывал весь класс, его границы даже превосходили помещение. (Нынешние эзотерики сказали бы, что у него резко подскочила тонкая энергия, она стала огромной, но тогда - в те далёкие времена никто в такие вещи не верил, а самой эзотерики и её понятий не существовало). Это его новое радостное состояние и его большие размеры немного пугали его, они мешало сосредоточиться на уроке, слушать Зою Михайловну, и он никак не мог свыкнуться с ними.
Конечно, ему и раньше нравился женский пол - девочки, девушки, он ждал любовь, думал о ней, надеялся, что когда нибудь по настоящему полюбит (каждый мальчик и девочка думает об этом). Мало того, насколько Иван помнил себя, с самых ранних лет, настолько ранних - чуть ли не с пелёнок, он постоянно влюблялся в какую нибудь девочку, то в одну, то в другую. Так существовала его психика. Без этого чувства - без влюблённости - он не мог жить! И когда влюблённость всё таки покидало его, жизнь становилась серой и скучной, он искал, в кого бы влюбиться вновь, находил, и жизнь опять играла яркими насыщенными красками. Но не в какие объяснения и отношения со своими возлюбленными он не вступал. Это чувства были так высоки, так светлы, так близко подходила к его основанию, что он предпочитал оставлять их внутри. "Вот, когда вырасту, тогда всё будет, а эта ещё не настоящая любовь!" - говорил он себе. Хороший мальчик! (Я представляю, если бы он завёл роман в раннем возрасте, вот, смеху то было, и что потом последовало бы...). И в будущем от своей жизни Стрельцов ждал только чуда и надеялся провести свою жизнь со своей любимой женой в счастье, гармонии и радости. Все так надеются!
"Настоящая эта любовь или нет?!" - постоянно возникали вопросы в голове. И что то внутри подсказывало ему: "Любовь - настоящая!" - и то, что нынешнее чувство совсем не похоже на прежние увлечения, было подтверждение тому, оно было гораздо сильнее, интенсивнее, оно было совсем другое. "Но что теперь делать? Как быть?" - возникали другие вопросы. Что делать? он не знал. Приходили разные ответы. То ему казалось, что нужно просто подойти к девушке на перемене и признаться. "Ведь, и она смотрела мне прямо в глаза, значит, и она меня полюбила!" - думал он. Логично! Он успокаивался счастливый своим решением. Потом приходили другие, совершенно противоположные мысли, ему становилось вдруг страшно, казалось, всё он сфантазировал, ничего не произошло, и девушка не поймёт его, и когда он объясниться, поднимет на смех. Поднимут на смех и его друзья товарищи, когда узнают, что он втюрился.
Надо сказать несколько слов о том времени. В шестидесятых семидесятых годах прошлого столетия в обществе царили совсем другие нравы, чем ныне. Это сейчас чуть ли не с первого класса мальчик встречается с девочкой, и общество не видит в этом ничего предрассудительного, даже кое кто - выживший из ума - приветствует. Тогда не только в восьмом, но и в девятом и даже десятом классах, тем более, в глубинке, где взгляды на подобные вещи, всегда консервативнее, встреча юноши и девушки - событие из ряда вон выходящее в школе, и порицалось как взрослыми, так и подрастающим поколением. С влюблёнными тогда не церемонились! И хотя в душе другие - ещё не влюблённые юноши и девушки втайне надеялись полюбить, тем не менее, они поддерживали мнение взрослых. Парадокс! Что это - неискренность? лицемерие? не хочу разбирать, но так происходило. Поэтому отважиться на отношения с противоположным полом не многие решались. И только окончив школу, почувствовав себя взрослым, и выйдя из опеки родителей, выросшее поколение потихоньку начинало меняться и образовываться. Правилен ли такой подход к любви? Пусть каждый решает сам.
Кстати, о Ромео и Джульетте. В великом произведении юноша находился в таком же возрасте, как и наш герой, ему было шестнадцать лет (Ивану пятнадцать), Джульетте, как и Вере, без двух недель четырнадцать, и никто не порицал их за любовные отношения. Почему же тогда...
Поэтому ничего удивительного, что, сидя за партой, наш Ромео метался между различными решениями: он то хотел видеть ту девушку и хотел наладить с ней отношения, то боялся этого, его кидало из холода в жар. Небесная любовь, которую он так ждал, на которую так надеялся, оказалась совершенно не такой, как он думал, и он не был готов к ней (а кто готов?).
Урок проходил своим чередом. Зоя Михайловна проверила домашнее задание и начала давать новый материал.
Учительница литературы обладала одной замечательной особенностью. К сорока пяти годам это была располневшая, с крупной фигурой и с крупными чертами лица женщина. Но не это делало её особенной. Любя свой предмет и мастерски владея им, она удачно сочетала литературу и жизнь: примеряла образы, вычитанные из книг, на учениках, особенно на нерадивых. Распекая какого нибудь недотёпу, она тут же находила провинившемуся соответствие в литературе, и Скалозуб и Хлестаков, Молчалин и Чичиков, Добчинский и Бобчинский, Ляпкин Тяпкин и Свистунов, Недоросль оживали прямо в классе, что вызывало у учеников неподдельный восторг.
Так и сегодня. Проиграв вчера весь вечер в хоккей, Николая Инородцева клонило ко сну, и чтоб не упасть прямо на уроке, он поставил локоть правой руки на парту, ладонью подпёр голову и с открытыми глазами, делая вид, что внимательно слушает учительницу, мирно спал. А когда просыпался, не понимал, где находиться, но, увидев опять толстую учительницу, улыбался и вновь уходил в лучший мир. Видя это и желая его взбодрить, Зоя Михайловна подняла его и попросила ответить на простой вопрос. Тот поднялся, и, возвышаясь над учительницей, ничего кроме нечленораздельных звуков выдавить из себя не мог.
- Садись, - сказала Инородцеву Зоя Михайловна, и добавила: - Вырос с ёлку, а ума с иголку! (пословица)
И взрыв смеха потряс помещение.
Интересно!... Если бы сейчас учительница подняла и задала вопрос Стрельцову, что бы он ответил ей?... и как бы его назвали Зоя Михайловна?... Это так - к слову.
Было и ещё несколько взрывов, но Иван, как я уже говорил, словно в классе не находился, он по прежнему летал в блаженном мире, сам себе улыбался, потом хмурился, потом снова улыбался.... и взрывов не замечал. Павел Кошкин, наблюдая за ним, думал: "Совсем плох Стрелец!"
А в соседнем помещении маялась Джульетта - Вера Плотникова, ученица седьмого класса. И хотя ей было без двух недель четырнадцать лет, её тоже трясло и колотило, она тоже постоянно вспоминала случившееся в коридоре, то глаза Ивана, то раскрытую Вселенную, и её тоже кидало то в жар, то в холод. "Неужели я люблю? - в свою очередь, думала она. - Да, пришла настоящая любовь! - говорила она себе. - Я теперь не одна! Всё должно измениться в моей жизни.... Но так рано, и что теперь будет?..." Ничего не придумав, она добавляла: "Он мужчина, пускай он и решает!"
Юная Джульетта отличалась от своих сверстниц. Рост у неё обычный - средний, но она была немного полновата, что нисколько не портило её, а даже красило, так как на фоне худощавых девочек подростков, благодаря своей полноте она выглядела настоящей оформленной девушкой. Одевалась Вера тоже, не как другие девочки: коричневое платье, чёрный фартук - стандарт того времени, а ходила в своей одежде, что тогда запрещалось, но ей почему то сделали исключение. Сверху светлая зелёная водолазка и чёрная жилетка с узорами вышитыми цветными нитками, снизу чёрная облегающая юбка выше колен, добавьте к этому большие чёрные глаза и чёрные длинные прямые волосы, собранные сзади пучком, и образец вкуса, молодости и свежести готов. Она была красива, правда, не в среднерусском стиле.
