"Но Юрка-то каков? Молодец! Орёл! Хочу, говорит, скатиться с Горы на лыжах - и скатился!" Шпигель довольно заулыбался: "А что, шустрый парнишка получился!" И тут же спохватился, спросил себя: "А какое ты, старый козёл, имеешь к нему отношение? Может, ты водил сына в школу, держа маленькую ладошку в руке? Может, это ты научил его стоять на лыжах, держать ледоруб? Ты даже не знаешь, до скольких лет он писал в постель, не знаешь, рос ли он хулиганом или пай-мальчиком. Ничего не знаешь... Парнишка прекрасно вырос без тебя, пока ты тут..." Шпигель мучительно старался подобрать слова, объясняющие, что он делал последние двадцать... нет, пожалуй, все тридцать лет - ведь и тогда, когда он так успешно покорял вершину за вершиной, дети как-то росли без него - и не мог... Перед глазами возникла жена. Обычно робкая, однажды взбунтовалась: - Не пущу! Хоть раз можешь не уезжать? С детьми побыть! Жена я или кто - всё одна и одна, - плача, она повалилась на колени. А он поднял её, усадил на стул и уехал.
- Ох! Как стыдно! И больно! - сдавленно произнёс вслух. Опять закурил. - До сих пор больно! Сильно затянувшись, поперхнулся дымом, закашлялся. "Ох, не зря Юрка задал вопрос, почему меня прозвали Зеркальным Дедом. В самую точку попал! Я ведь и не живу вовсе, так, Гору отражаю. На Горе солнце - и мне хорошо, Гора запуржит, завьюжит - и я в своей норе прячусь, носа не высовываю. Просто изучил я её, Гору-то. А народ думает, что я умею погоду на Горе делать, колдуном меня считает. Да и фамилия к тому же... Ишь ты, - вспомнил он: "шпигель" означает "зеркало"! А ведь я даже не спросил, есть ли у него жена, дети... Его дети - это ведь мои внуки... блямблямчики этакие!" - встрепенулся Шпигель и тут же поймал себя на том, что ему вдруг до одури захотелось увидеться ещё раз с сыном. Виктор заметался по комнате, собирая нехитрые пожитки, лихорадочно запихивая их в рюкзак. "Успею. Должен успеть. Он только завтра утром выйдет от спасателей. А сегодня они день рожденья празднуют... Юрка! Мальчик! Простишь ли ты меня когда-нибудь? А, всё равно!.. Не могу больше здесь! Уеду!" Шпигель выскочил из избушки, достал старую лестницу, приставил к ветвистой сосне. Там, в её кроне высоко над землёй, в лабазе, Шпигель хранил съестные припасы и оставлял наиболее ценные вещи, когда уходил в горы или тайгу надолго. Сейчас, собираясь навсегда покинуть это место, он хотел достать ружьё и видеокамеру, хранившуюся с тех времён. Видеокассеты со своими старыми фильмами он передал сыну вчера, думая, что больше с ним не увидится... В подарок на день рождения... Виктор быстро поднялся по лестнице, начал открывать дверцу лабаза. Верхняя ступенька вдруг с треском подломилась, Шпигель взмахнул руками, но не удержал равновесия и навзничь упал на землю. Попытался встать, но не смог и пошевелиться. - Белый Старик... отпусти меня, - прохрипел он. Его взгляд устремился в небо, окинул белые облака, напоминающие то ли дракона, то ли парящую над Горой громадную птицу, и с обречённым пониманием остановился.
Несмотря на вчерашнюю попойку у спасателей, встали рано. Всем не терпелось скорее попасть домой: Стёпкина жена дохаживала последние месяцы, Мишку ждала девушка да и Юрий уже предвкушал встречу... В электричке развернул свёрток, подаренный странным стариком. Там оказались три видеокассеты. - Ох, какой архаизм! Или анахронизм? Всегда путаю... - воскликнул Степан, - короче, сейчас уже все на дисках пишут! - Да, ладно! У Катиных родителей есть видеоплеер, посмотрим, - ответил Юрий, пытаясь прочитать названия. На одной кассете было написано "Памир", на другой надпись затерта, не разобрать, а третья называлась "Гора или Белый Старик". - Интересно, - сказал Мишка, - позовёшь смотреть? - Конечно! Прямо завтра и приходите со своими благоверными. Заодно и привальную сделаем!
Был вечер, когда, радостно перепрыгивая через ступеньки, Юрий подбежал к двери, вставил ключ в замочную скважину. В комнате никого не было, зато из ванной доносился плеск воды и счастливый смех. Быстро сбросив рюкзак, путешественник осторожно потянул ручку двери. - Папа! - сказала годовалая дочка. Жена обернулась, обняла мокрыми руками. - Папа! - Настя протянула ручки. Катя отстранилась, набросила на дочь полотенце и подала в руки тёплый душистый комочек. Дочь провела крохотным пальчиком по щеке, покрытой рыжей щетиной. - Ссётка, - сказала она. - Что она говорит? - не понял отец. - Эх, доченька, папка твой даже не понимает, что ты говоришь! Она говорит, щётка! - О! Как же я вас люблю! - задохнулся Юрий, обнимая своих любимых девчонок.
