Виргиния отвернулась.
– Да, я мало знакома с ним, мы не успели пообщаться до того, как меня… понесло во все тяжкие, как Андрес выразился. Это вам лучше поговорить с Джеком Харроу или кем-то из рейнджеров, которые были там с ними, на Северном континенте. По правде, знаете… я сама хотела расспросить вас об Андо. Я слышала о нём слишком много невероятного, чтобы это было легко уложить в голове. И тут оказывается, что у этого человека остались жена, сын… Не обижайтесь, пожалуйста. Наверное, просто в космосе многие вещи видятся иначе.
– Нет, я не обижаюсь. Андо - он действительно невероятный человек. Наверное, самый невероятный из всех, кто когда либо жил.
Виргиния присела на край кровати.
– Расскажите, как вы познакомились. Ну, может, не прямо сейчас, по дороге… Или позже…
По щекам Офелии скатились две слезы.
– Об этом сложно говорить, странно. Он сам нашёл меня. Приехал, чтобы меня увидеть. Ну, само по себе это даже не ново, бывало такое, конечно… Но к тому времени я уже отвыкла от подобного. Я так искала тихой жизни… Одно время мне казалось, что у меня получилось.
– Простите. Наверное, мне вообще не стоило заводить этот разговор. Мне действительно не представить, какой была ваша жизнь. Алан, конечно, говорил о вас…
– Алан… Так жаль бедную Кэролин. Может, и хорошо, что с миром Моради плохая связь, и она ещё какое-то время сможет надеяться…
Виргиния теребила в руках пустую сумку, которую захватила с собой, чтобы помочь со сборами.
– Да, так вышло, что моя авантюра отняла у вас сразу двоих близких людей. Хотя бы поэтому я должна была придти сюда. Не то чтоб извиниться - я не выбирала этого для них, я не просила их всех идти по моему следу. Но по крайней мере - объяснить то, что произошло, этого никто не сделает лучше меня. Да, рассказывая человеку, что скитания и смерть его ближних были оправданны, сложно ожидать понимания и согласия. Но тем не менее. Они выбрали продолжать поиски - не важно, была ли я действительно в беде и если была, не сама ли в этом виновата. Они выбрали, потому что благородны, потому что думать о других прежде, чем о себе - для них не прекрасная абстракция из чьей-то чужой жизни. И сражались они не только потому, что иначе им самим было не спастись, если б они сражались так - я думаю, они не могли б победить. Конечно, гораздо правильнее бы было, если б я рисковала и жертвовала своей семьёй, а не вашей, но знаете, у меня не было такой возможности.
Офелия нервно прошлась взад-вперёд.
– Семья… Знаю ли я, что это такое. Такие семьи, как моя, люди называют фикцией, говорят, что это чужие друг другу люди, притворяющиеся близкими, но это не так. Мои отец и мать были очень даже близкими друг другу. Они не любили, но близкими они были. Они думали, верили, дышали одинаково. Порой мне казалось даже, что они ненавидят друг друга, но их союз был естественным для них состоянием, хотя и не они его выбирали. Потом был Этьен, это, конечно, совсем другое. Он любил, но близким не был. То, что нас отличало, что было между нами пропастью, пугало и озлобляло его. Я считала, что это я виновата. Я ведь просто воспользовалась им, я была с ним просто потому, что он согласился на мне жениться. То есть, он хотел… А мне просто хотелось тихой жизни. Хотелось исчезнуть, раствориться где-то в низах, в примитивном быте… Я не красавица, кучи поклонников я ожидать не могла. Кроме пси-рейтинга, что во мне могло заинтересовать? Ну, Этьен тоже не имел бешеной популярности у женщин, он не красив, не богат, какими-то выдающимися качествами не отличался. Я подумала, что это будет правильно, если мы зацепимся друг за друга. Его пугала одинокая старость, а меня пугало настоящее, о будущем даже думать не хотелось. Говорят, любовь - это доверие, но в моём жизненном опыте любовь и доверие не встречались. И Кэролин и Алан… Тоже моя семья, да. Об этом трудно говорить даже не потому, что… ну, у людей это не принято так уж легко воспринимать, другую семью у отца. Не то чтоб для меня это имело такой же смысл, как для какой-то нормальной семьи, но тут просто не знаешь, как себя вести. И… люди держатся за родственников, чтобы помнить, кто они есть, а мне хотелось забыть, кто я есть. Живут же люди бездумно…
– Мне кажется, это невозможно.
Офелия тоже присела рядом.
– Да бросьте. Все мы видели таких людей. Живут, как растут растения, сегодняшним днём, простыми радостями. Я понимаю, что это бегство, что я была трусиха… На самом деле я не переставала думать о них, хоть это и было досадно. Начать с нуля не получилось. Появление Андо просто оборвало нежизнеспособную иллюзию. Я ж не настолько дура, чтоб не понимать, что она нежизнеспособна. И хотя на самом деле связать свою жизнь с таким человеком, как Андо - это тоже вид безумия, здесь не стоило ждать покоя и благоденствия. Я иногда спрашивала себя - зачем я вообще с ним заговорила? Были, наверное, другие пути - просто всё бросить, уехать в какую-нибудь богом забытую колонию… Нет, это, конечно, бред. Я пробовала некоторое время жить в маленьком городе, там все у всех на виду, особенно приезжие. Чтобы потеряться, нужен большой город. Именно такая большая свалка, как столицы. А это уже было… Вот я и решила - безумие так безумие.
– В мыльных операх дети врагов обязательно влюбляются друг в друга… В жизни так всё же бывает значительно реже. Странно, сначала я осознавала всё то фантастическое, что слышала об Андо, а теперь осознаю, сколько в нём было человеческого. Только вот погибнуть так рано, так трагически и нелепо, незадолго до победы…
– Перестаньте, я знала об Андо всё. Он умер не потому, что на его пути случились вы с вашим фантастическим походом, вы тут уж точно ни при чём. Он умер потому, что не выбрал жизнь. И не смотрите так, он не выбрал бы её ради меня. Это сложно понять, и, наверное, не нужно понимать, нужно просто принять – Джон Шеридан был для него… всем. Он был с ним рядом… совсем немного, меньше года, меньше, наверное, чем со мной или с вами… Но законы внутренней жизни Андо иные, чем у вас и у меня. Андо многое в жизни потерял – родителей, отчима… Но всё это он потерял, почти не имея, он был поставлен перед фактом потери. Он не привык терять на самом деле. Обретя наконец что-то, он совершенно не намерен был это терять. Но он не мог ничего сделать. Эта мысль точила его подспудно всё то время, пока он был на Марсе, потом на Земле. Возможно, его огромная сила могла б быть направлена и на исцеление, что там, даже на воскрешение мёртвых… Но для этого потребовались бы долгие годы учёбы и практики. У Джона Шеридана не было этого времени - и у Андо не было. А просто жить и готовить себя к неизбежному - этого он не умел.
Они вышли втроём - Виргиния, Офелия и Дэвид, Франклин проводил их до дверей, неся на руках маленького Элайю.
– Ладно, молодёжь, даже с самыми чудесными пациентами, вроде этих, приходится однажды расставаться. Если Дэвид и Деленн считают, что атмосферу резиденции порядочно оздоровят младенческие вопли, то они, несомненно, правы. Смотри, парень, веди аккуратно. С ума сойти, давно ли он сам верещал так, что стены дрожали, а теперь смотри-ка, машину водит…
– Всё в порядке, - улыбнулась Виргиния, - главное - что за пультом не я. Смеяться будете, но водить что-то наземное я так и не умею. Ну, то есть, кроме нангим-ныог. Андрес боится, что в мирной жизни я буду опасной. Ну, Элайя, улыбнись, ты едешь домой. То есть, может быть, и не совсем домой, где будет твой дом - это ещё посмотрим… Хороших мест во вселенной много. А ты у нас практически маленький принц. Главное - постарайся не париться из-за того, что у тебя такой крутой папаша, не киснуть в тени его великого имени. Ну и всё-таки немного подрасти, прежде чем рваться за собственными достижениями. Я вот, хотя всё равно не пример для подражания, угонять корабли раньше совершеннолетия не пыталась. И вообще, на какие бы подвиги тебя когда-нибудь ни попёрло - помни о маме. Росток прославляют землю, это мне на Бриме объяснили.
Офелия подняла на неё робко-благодарную улыбку.
