– Так странно это всё… Мы, встретившись вам, сбили вас с привычного жизненного курса, привели в такое смятение. Теперь я понимаю, что вы ждёте от нас какого-то объяснения всему, что произошло, но лично у меня объяснений нет. Надеюсь, хотя бы у капитана ЛИ и команды - есть…

– О, прошу, не надо так думать. Воля Наисветлейшего бывает сложна для нашего понимания, но он всегда даёт ответы ищущему. Если мы не способны понять эти ответы - это уже другое дело.

– Наверное, вам вообще проще будет найти эти ответы, чем, например, мне. Понять, зачем вообще мы оказались здесь… Если легенда права, и колодец является тем, кому должен явиться - то не слишком ли странная компания здесь подобралась? Не думаю, что здесь в самом деле нет случайных людей…

– Вы считаете случайным - себя?

– Нет, не непременно. Если в том плане, что из всех присутствующих я - тот, кто меньше всего задумывался о боге, вечности и всём подобном, то возможно. Что о жизни жуков я думал куда больше, чем о собственной - это верно, но в моей жизни как-то совершенно не о чем думать. Я обычный человек, и мне нечему научить других, у меня для этого и жизненного опыта маловато. Если только кто-то не хочет послушать о жуках, тут, конечно, я могу говорить часами.

– Но ведь вы - Всеслышащий, это уже не значит «обычный».

– У меня очень низкий рейтинг, к тому же, я молод, большая часть моей жизни пришлась на период, уже более спокойный для телепатов. Хотя, конечно, была ещё дракхианская чума, это время не было лёгким ни для кого из землян, на Земле или в колониях.

– Я с великой скорбью воспринял историю ваших телепатов. У нас Всеслышащие особо почитаемы, это считается знаком Наисветлейшего, это дети, посланные напрямую от него. Покуситься на Всеслышащего - столь же невозможно для самого отъявленного негодяя, как покуситься на служителя Наисветлейшего…

– Неужели у вас там есть отъявленные негодяи? - улыбнулся И.

– Вероятно, если б не было - у нас не было б ни судей, ни тюрем, верно? Это правильно говорят, что ни в одном мире религия не решила всех проблем… И нам бы куда раньше осознать, что гордость наша бессмысленна, беспочвенна, преступна…

– Произошедшее здесь заставило вас, получается, по-иному взглянуть на многие вещи? Что же будет, когда вы вернётесь на Лорку? Остальные ваши сограждане воспримут ваш новый взгляд?

Зуастаар помрачнел.

– Один Наисветлейший знает, что будет, но что будет - того не миновать. Пусть нас посчитают очередными еретиками - но свет, коснувшийся нас, не позволит нам молчать, ни одним устам, вознёсшим восхваление на этом месте. Свет должен звать к подвигу, а не самоуспокоению. Действительно, жаль, что ни один из Великих Вождей не присутствовал здесь, с нами, хотя умом и понятно, что этого просто не могло быть, ведь даже почтенному отцу Просветлённого Послушника немыслимо б было отравиться с нами. Что ж, это ещё одно свидетельство, что гордость губит, а глас божий бывает тих и заглушаем пустыми славословиями…

Возвращение к одиночеству - поворот грустный, спору нет, но это возвращение в естественное состояние. Хорошо, что у неё была длительная практика. У миссис Ханниривер были свои переживания – ей предстояло решить, как ей быть, что делать. Президент долго объяснял ей, что значит - «невозможно выяснить координаты отправления». Таковы возможности техномагии… Виргиния говорила матери, что у неё всё хорошо, что с ней есть люди, на которых она может положиться, что вместе они заняты очень важным делом, что все подробности она расскажет, когда вернётся… Что она обязательно вернётся. Что она была б, конечно, не против, если б силы Альянса прибыли сейчас сюда, они были б здесь очень полезны, нужны… Но она не знает, как передать им правильные координаты, этого места ещё нет на их картах. Да и понимает, это решение потребовало бы от них времени, сбора сил, возможных споров между мирами… Нет, единственное, чего сейчас точно хотела Виргиния – чтобы это письмо, если всё же дойдёт, успокоило маму. И пожалуй, отчасти она достигла желаемого – Кэролин Ханниривер увидела лицо дочери, услышала её голос, с ней всё в порядке, с ней действительно всё в порядке – мать почувствовала бы, по голосу, по интонациям, по мимике, если б это было ложью, если б кто-то удерживал там Виргинию силой, если б заставлял её солгать в письме. Она знала, когда дочь врёт ей – для этого не нужны никакие пси-способности, одно только материнское сердце. Но от этого не проще было понять, что теперь делать ей самой. Продолжать ждать Виргинию, или возвращаться? С Земли звонили Милли и Джо, спрашивали, какие новости, спрашивали, когда она вернётся…

А у неё не было и такого утешения. Который день уже «Белая звезда» не отвечала на вызов. Можно было предполагать всё, что угодно, и заставлять себя предполагать не самое ужасное. Должно быть, они просто слишком далеко, в каких-то таких местах, где что-то глушит связь, может быть даже, они уже нашли Виргинию, где-то рядом с ней, а там наверняка какие-то проблемы со связью, раз она отправила сообщение благодаря помощи техномага, а не обычным способом. Лучше, чем допустить мысль, что их больше нет, что этот ужасный враг, которого они как будто вычислили и обезвредили, всё же сумел…

И последние надежды растаяли, когда прилетели Хауэр и Шеннон, и два рейнджера с сопровождаемым ими несчастным, лишившимся рассудка во время происшествия на корабле. Почему-то это было воспринято как некий знак, что надежды нет. Да, все уже понимали, что задерживать рейс дольше нельзя. Кэролин снова сказала, что было бы неправильно заставлять этих людей ждать ради немногих. И вот теперь они вместе со всеми провожали этот корабль. Стояли в стороне от толпы, словно на берегу моря, шумящего больше не для них. Две женщины с одним именем и теперь одной тревогой – дождаться своих детей.

– Я думаю, конечно, вы правы, миссис Ханниривер. Правильно бы было, если бы я полетела сейчас с ними. Не больно-то много смысла в том, чтоб быть сейчас здесь, заламывать руки в ожидании вестей… Едва ли я, одна слабая женщина, могу сделать для спасения сына больше, чем силы, которые подконтрольны президенту Звёздного Альянса. Если б я полетела сейчас – я б наконец жила… Жила, своей жизнью, не только ради кого-то, заботясь о ком-то… Я могла б вернуть ощущение своей ценности, самой по себе. Мне стыдно перед этими людьми – они тоже теряли близких, они пережили разлуку длиной в жизнь, не имея надежды на новую встречу, имея основания предполагать всё только самое мрачное… Но они продолжали бороться, заставляя себя улыбаться ради тех, кто просто оказался рядом, ради тех, кого ещё встретят, ради себя самих, таким трудом вырванных из ада… И ведь сколькие из них дождались… Я не всегда поступаю так, как правильно. Я не сильна.

– Мисс Сандерсон… Нас всех учили в трудные минуты полагаться на господа, верить, что без его воли ничего не может случиться. Я уверена, что ни у кого это на самом деле никогда не получалось. А если нам и встречались люди, которые действительно так могли, они казались нам ненормально чёрствыми, равнодушными… Мне кажется, наверное, что у бога и так слишком много дел, чтобы беспокоиться сейчас о моей дочери. Поэтому мы здесь сейчас как бы вместо бога – думаем о них, уносимся к ним мыслями – и вроде как помогаем, хотя на самом деле ничего не можем сделать…

К ним подошли две женщины – темноволосая улыбалась, хотя глаза её были заплаканы, светловолосая, цепляющаяся за её руку, была, кажется, слепой.

– Вы Кэролин? То есть, мисс Сандерсон?

– Да… мы… Мы, кажется, знакомы?

– Сложно сказать это однозначно. Я Сьюзен Иванова, вы вряд ли меня помните… А я вас узнала. Я хочу вам сказать, что верю – вы скоро снова увидите своего сына. Жаль, я уже не успею в этом убедиться…

– Спасибо вам. Правда, огромное вам спасибо. У вас ведь… нет никаких причин действительно волноваться за нас…

– Ну, то, что его отец был порядочный говнюк… Вы ведь об этом? Не думаю, что между ним и теми, кто здесь собрался, когда-нибудь возможно бы было примирение. Но ни вас, ни вашего сына это не должно коснуться. Господь видит всё, и слышит ваши молитвы, и молитвы всех, кто молится сейчас за вас, а таких, поверьте, немало…