И если спросить, что они делали там - наверное, можно ответить «ничего». Они - были. Просто были, осмысляя, прочувствуя свое бытие. То, что живы, что смогли, что помнят, и готовы иди дальше. Один раз Винтари принял участие в рыбном промысле - и это оставило у него неизгладимые впечатления. В море выходили на широких суднах с толстыми стенками, явно старинных - Уильям пояснил, что судна подарены минбарцами из приморских сёл, так как здесь не растёт вообще ничего и плавсредства сделать не из чего. Винтари уважительно водил ладонью по тёмному, очень плотному шершавому дереву - как ни сложно поверить, это, несомненно, дерево, но ледяная вода, видимо, закалила его почти до состояния камня. Два таких судна медленно плыли, а мужчины, стоящие на них, держали рыболовную сеть. Потом судна сходились и рыба вытаскивалась на борт. Вот тут и стало понятно, зачем на рыбной ловле так много народу - рыба сортировалась тут же и очень быстро. У маниакально бережливых к природе минбарцев даже в этих суровых широтах есть своеобразный календарь - в какой месяц какую рыбу ловить позволено, какую нет. Рыбу, которую не позволено - тут же выпускают обратно в море. Остальную же необходимо прямо здесь при помощи острого ножа, перебив шею, лишить жизни - обрекать живое существо на смерть от удушья у минбарских рыбаков считается позорным, рыба, которая мучилась перед смертью лишние минуты, не является полезной и благодатной пищей. Поэтому руки помощников мелькали в сети очень-очень быстро. Понятно, в общем, почему минбарцы точно не раса обжор.
Часть из этой рыбы идёт в пищу племени, часть - на обмен на другие продукты питания, которые здесь просто никак не получить. В пищу так же идут немногочисленные здешние птицы, но стрелять их можно редко, два месяца в году. И, разумеется, только лучшим стрелкам, умеющим поразить цель сразу насмерть. Настоящим праздником для поселенцев является удачная охота на камана - самого крупного хищника этих широт. Размышляя, с кем это животное можно сравнить, Винтари подходящей аналогии так и не нашёл. С виду каман, в котором не менее 100-150 кг живого веса, может показаться неповоротливым и поэтому удобной мишенью - и это самое большое заблуждение из существующих. Самец камана - а охотиться можно только на самцов - случалось, догонял даже удирающих от него на снегоходе, и его длинные, острые, как мечи, когти способны разрубить тело на куски. В драках самцы, которые не переносят друг друга круглый год с той поры, как выходят из возраста детёнышей, а в пору спаривания особенно, рвут друг друга в мясо. Иногда охотничьей удачей может быть найти тушу убитого соперником камана, но тут нужно быть осторожным - если хищник только ранен, а не убит, приближение к нему будет последним, что ты сделал в жизни. В древнем фольклоре рыбацких племён имя камана - символ смерти, и это заслуженно. В представлении, что тёмно-рыжие разводы, которые проявляются на белоснежной с рождения шкуре этого зверя с возрастом - это пятна чьей-то крови, есть резон. Взбудораженный такой рекламой, Винтари, конечно, высказался, что не отказался б принять участие в такой охоте, но Колин, брат погибшего Ангуса, сдержанно ответил ему, что присланный на Центавр расчленённый труп точно приведёт к войне. К такой охоте нужно долго готовиться, не каждому можно выйти против такого хищника и хотя бы надеяться вернуться с пустыми руками, но живым.
Потом было возвращение в Тузанор. Церемония прощания… Винтари понимал, что это и естественно, и необходимо – официальное заявление, торжество окончательной победы над давним врагом и чествование тех, благодаря кому эта победа состоялась. Хотя он чувствовал, что не только он не подготовился бы к этому событию и за год, не нашёл бы подобающих слов, не нашёл бы достаточно сил. Эти дни в Ледяном городе чуть притушили огонь отчаянья внутри, но было их мало, слишком мало. Но столько, сколько нужно, не дал бы никто. Потому что нужно бы навеки похоронить эту боль под безмолвной толщей снегов, как сделали это телепаты. Потому что он не рейнджер, его никто не учил расставаться, терять. Хоронить. Эти люди - могли научить. Они делали это много лет, и все эти три дня он чувствовал именно это - их руки, вводящие и его на их тропу. Там, среди безбрежного снега, у кромки тёмной, тяжёлой ледяной воды он нашёл свою могилу и свою колыбель. Он рождался здесь другим - осознающим свои переживания и чувства, знающим, что такое любовь и что такое боль.
…Никакой прессы, официальных представителей миров, кроме Минбара. По крайней мере сейчас это было бы неразумно – операция была тайной, они нарушили суверенитет Центавра, чем меньше подробностей выйдет за пределы их круга – тем лучше. Огромный зал здания Альянса в строгих, торжественных траурных тонах был полон исключительно тех, кто так или иначе знал и волновался об исходе операции – друзья, коллеги, родственники, главы рейнджерских школ, старейшины кланов. Почти виденные лица Винтари узнавал, либо мог догадаться, кто это такие. Речи Шеридана, Маркуса, Зака, белоснежные жреческие одеяния, чёрные рейнджерские и воинские, рука Дэвида в его руке, Тжи’Тен, обнимающий Амину, Уильям, Андо, Ада рядом с матерью…. Вручение Звёздного креста – воинской награды Альянса. Имена… встающие перед глазами лица – живые, улыбающиеся… хотя некоторые улыбались уже из-за черты…
Он знал – обычно рейнджеров не награждают. Нет смысла награждать за выполнение повседневного долга. Это не исключало словесной похвалы и благодарности, но орденов – не было. Однако в этой операции совместно с рейнджерами участвовали и обычные люди. А проводить разграничения, награждая одних и не награждая других, было бы вовсе неловко и неэтично.
Голос Шеридана гулко метался под высокими сводами. Не все награждённые могли принять награду лично из рук президента. Но казалось, вместе с эхом звучал их тихий шёпот…
– Зак Аллан… Тжи’Тен… Энтони Карлстаун – посмертно… Табер Тасевил… Эмилия Эстерман – посмертно…
Страшно оно, конечно, вот это «посмертно». Слово короткое, но и слово «смерть» в большинстве языков, говорят, короткое. Иногда как взмах клинка, иногда как тихий горестный вскрик, обрывающийся вечной тишиной. Смерть кажется нормальным, естественным ходом вещей, пока не умирает кто-то, кто не был тебе безразличен. В этом его детство было, конечно, счастливым - и в этом было несчастье дня сегодняшнего. Он не мог принять, не мог смириться. А лицо Табер так непроницаемо торжественно. Она потеряла самых дорогих для неё, отдала их за то, во что верила - это жертва больше, чем собственная жизнь. И таков каждый рейнджер, никто и ничто не встаёт для них выше долга. Неужели Дэвид выберет это? Или он уже выбрал, ещё тогда, на том совещании…
– Гаррисон Бин – посмертно… Далва Касига… Уильям Ларго… Селестина Лиаль - посмертно… Адриана Ларго – посмертно…
Смуглое лицо Далвы непроницаемо. Гаррисон Бин, второй врач отряда Зака, был её давним хорошим другом. А перед мысленным взором Дэвида стоял закатный пляж, звон их беспечного смеха. Выжил только он. Волны смыли с песка их следы, поглотили отзвуки их голосов. Только стены пещер хранят знаки, оставленные Селестиной, и будут хранить их, наверное, тысячи лет, если какая-нибудь безбожная рука не сотрёт…
– Вероника Дель Торо – посмертно… Ангус МакЭбердин – посмертно…
Но есть хотя бы что-то, что искупает для них понесённые потери. Долгожданный дом для беглецов - его ведь тоже защитили все эти отданные жизни. И их имена всё же прозвучат в этом новом доме - у малышей Ледяного города. И даже имена чужих для них нарнов, дрази, центавриан…
Да, они услышали. Они приняли. Первые сто человек планировали отправиться к «Солярису» уже через месяц. А пока можно было только с некоторым удивлением наблюдать небывалый наплыв жителей Ледяного города на континент… Здесь, в одном только этом зале, их было более пятидесяти.
Не удивительно, что здесь был Уильям – помимо, закономерно, участия в церемонии прощания, они с Алисой Белдон занимались подготовкой будущего переселения, снаряжением корабля.
