– Я бы и от бычков в томате не отказался.

– Отличный закусон? – усмехнулась она.

– Ты не поверишь, – подыграл ей бывший одноклассник, складывая в корзину железные банки с бычками.

– А теперь перейдем к овощным консервам, – командовала вошедшая во вкус Лида.

– С такой помощницей я готов перейти куда угодно.

– Вот, к примеру, зеленый горошек, – продолжала Лида, словно не заметив его двусмысленного комплимента. – Это просто кладезь витамина С. К тому же он универсален – подходит ко всем салатам и может использоваться как самостоятельное блюдо.

– Угу, я это видел у британцев, – кивнул Евгений, снимая с полки целую упаковку из двенадцати банок.

– И часто ты там бываешь?

– Редко, но бываю. А это что?

Он держал в руке красивую баночку с нарисованным на этикетке баклажаном.

– Скорей всего, икра заморская – баклажанная, – рассмеялась Лида.

– Возьмем? – неуверенно спросил он.

– Не знаю, – пожала плечами Лида. – Хозяин-барин. Тебе же все это есть.

– А ты не могла бы разделить со мной сегодняшний ужин? – невинно поинтересовался Евгений, заглядывая ей в глаза и непринужденно улыбаясь.

– С какой стати? – вырвалось у нее. – Прости, но… Ты, наверное, шутишь?

– Нет. Ни грамма.

Его серьезное лицо застыло в напряжении, глаза ждали чуда.

– Жень, я замужем. Ты не забыл?

– Я помню. Но мне показалось, что ты произнесла это не очень радостным тоном.

– Какая радость после восемнадцати лет брака! – отмахнулась она, состроив недовольную мину.

– Похожая ситуация.

– Не совсем. У меня нет запасного аэродрома.

– Ты как будто осуждаешь меня?

– Нисколько. В глубине души даже завидую.

– Тогда поедем ко мне!

– Нет, я не могу… сегодня. И вообще… Что я скажу дома?

– Неужели у тебя нет подруги, у которой сегодня как раз день рождения?

– Хм. Какой ты наивный, Женя. Муж знает всех моих подруг. И даже их дни рождения.

– Отпад. Иногда я забываю о собственной днюхе.

– Да, как говорится, большая разница.

Наступила неловкая пауза. Диалог исчерпал себя. О чем говорить бывшим одноклассникам, не видевшим друг друга столько лет? И пусть один из них когда-то любил, мучаясь безответным чувством. Пусть! Это уже в прошлом. Их разделяют не просто годы – целая жизнь, вобравшая в себя слишком многое, и это многое мешало им, неотступно стояло рядом, напоминая о себе каждую секунду.

– Лид, как думаешь, этого достаточно? – решил прервать затянувшуюся паузу Евгений, кивнув на свою тележку.

– А? Ах, это… Не знаю. Можно взять пельмени, в морозилке с ними ничего не будет…

– А какие лучше, не знаешь?

– Ну что с вами делать? – вздохнула Лида, исподлобья взглянув на мужчину, будто на школьника, не выучившего урок. – Идите за мной, господин неандерталец.

Интуиция подсказывала ей, что эта игра в «Незнайку в торговом центре» спланирована заранее, и какова ее цель – нетрудно догадаться.

И вновь вместо торжества женского самолюбия, которое на месте Лиды испытала бы любая нормальная женщина, она ощутила тоску, занозой колющую сердце. Быть может, в этом ощущении переплелись и боль всего несбывшегося в ее судьбе, и сожаление о промчавшейся молодости, и что-то еще, неподдающееся определению.

– Возьми вот эти. По вкусу они как домашние.

Он принял из ее рук пачку пельменей, бросил их, не глядя, в корзину, затем взял в свои ладони Лидины холодные пальцы, слегка сжал.

– Здесь очень холодно, – пожаловалась Лида, передернув плечами. – Наверное, из-за кондиционеров.

– Плюс холодильники. Их тут немерено. Знаешь что, а возьмем красного вина? Немного отопьем, вот ты и согреешься, – весело подмигнул Евгений и подтолкнул засомневавшуюся было Лиду в сторону винных полок.

В отличие от консервов, в винах Евгений ориентировался отлично. Он сразу же прошел к испанским винам, выбрал малагу, разлитую в бутылки в виде хрустальных графинов, ловко откупорил один из них и протянул Лиде.

– Отпей сколько сможешь.

– Ты с ума сошел! – прошипела она. – Сюда сбежится охрана. Нам оторвут голову, вот увидишь.

– Ерунда, – отмахнулся он. – Пока они бегут, мы будем уже у кассы. – Пей, не тяни кота!

Под его напором Лида забыла о приличиях и прочих условностях. В нее будто бес вселился. Она храбро взялась за горлышко бутылки и отхлебнула большой глоток, немного отдышалась и сделала второй, поменьше.

– На! Теперь ты, – морщась, выдавила она.

Евгений отпил прилично, почти стакан. Лида с каким-то бесшабашным весельем наблюдала за этой сценой – выпитое вино уже действовало.

– Ну! Идем в кассу? – расслабленно бормотала она, экономя на гласных.

– Угу. Погоди! А десерт? – спохватился он и, поставив в тележку початую бутылку, увлек Лиду в кондитерский отдел.

Они еще долго блуждали по торговым площадям, вспоминая то про колбасу, то про сыр… Игра в незнайку постепенно перешла в любовную игру. Им было хорошо вдвоем. Тесно прижимаясь друг к другу, они с азартом выбирали очередной товар, споря и нападая, передразнивая и смеясь.

Покупатели обращали внимание на веселую парочку, но не осуждали, а сочувствующе улыбались – уж очень мило и непосредственно вела себя изящная шатенка, а спутник, высокий импозантный мужчина, смотрел на нее с нескрываемой любовью. Редко увидишь такую симпатичную, хотя и не очень молодую влюбленную пару.

За окном плавно кружились большие косматые снежинки. Было что-то новогоднее, праздничное в этой картинке.

Анита смотрела на медленно падающий снег и ощущала внутреннюю легкость. Душа хотя бы недолго, пусть несколько минут, отдыхала от постоянной боли, ставшей для нее неотъемлемой частью существования.

Боль неразделенной любви! Разве она отпустит?

Глядя на причудливый танец снежинок, девушка представляла себя Снегурочкой. В голубой атласной шубке и белых сапожках она выходит на середину зала, к нарядной елке, и все сотрудники, собравшиеся на корпоратив, восторженным ревом приветствуют ее, а затем все вместе зовут Деда Мороза.

Она даже зажмурилась, почти воочию увидев эту сценку. До чего хороша она в голубом наряде, как стройны ее ноги, обутые в длинные сапожки, как игриво вьется по спине нежно заплетенная коса, а кокошник, сверкающий крупными стразами, красиво обрамляет ее белое с тонким румянцем лицо.

И вся эта сказка ради одного-единственного человека. В сущности, не нужен ей ни корпоратив, ни елка, ни ресторан. Он и только он один, самый любимый человек, может сделать ее счастливой, подарить радость и смысл бытия.

В приемную ворвалась разгневанная Селедкина, менеджер из отдела внешних связей, и, закатывая глаза, истерично завопила:

– Нет, я так больше не могу! Меня, значит, опять в ближнее зарубежье, чтобы ему провалиться совсем, а разлюбезного Тунсена, этого непроходимого тупицу, третий раз в Лондон!

– Ирина Васильевна, успокойтесь, пожалуйста. Опять давление подскочит, – увещевала Анита.

– Да как мне успокоиться, как? Моя квалификация пропадает даром, язык забывается – кому он нужен в Средней Азии – и вообще страдает мой имидж, мой уникальный стиль работы, мой опыт, наработанный годами. Ведь я не с улицы сюда пришла. Меня, можно сказать, выманили из гнезда. Да еще какого! Сам Прозоров, когда узнал, сожалел о моем уходе…

Отхлебнув чая из вовремя подсунутой помощницей директора чашки, Селедкина слегка поостыла.

– А почему вы считаете Тунсена тупицей? – поинтересовалась Анита.

– Потому что он тупица, – упрямо талдычила кустодиевская дама, мягко колыхаясь всем своим сдобным телом.

– Зато у него ливерпульское произношение и европейская фамилия, – брякнула, не подумав, Анита и тут же пожалела об этом.

– Что?! – выпучила бледно-зеленые глаза Селедкина и едва не задохнулась новой вспышкой гнева. – Произношение? Да кто тебе это сказал? Сам тупица Тунсен? У него смесь нижегородского с тамбовским, вот какое у него произношение! Уж я-то знаю, не раз приходилось тусоваться на приемах. А фамилия так вообще мутная какая-то. У меня не очень благозвучная, зато натюрель, а у него? Не пойми чего, какой-то Тунсен-Шмунсен! Смех, а не фамилия!