Жрец страшно устал, но снова и снова вчитывался в тени слов, потаенные в угольных штрихах. Меняя голос, попробовал пробудить их к звучанию.

Оживлять слова от имени других душ доставило неведомое доныне удовольствие. Сандал пел то густо, раскатисто, рокочущим басом, то проговаривал кругло и мягко, как женщина, или шепелявил по-стариковски.

Чуть удар от стыда не хватил! Сандал увлекся так сильно, что не услышал шагов на пороге. В самый проникновенный миг, когда он нежно, как ему казалось, ворковал, подражая голосу покойной Нарьяны, отворилась дверь. Вошел Абрыр.

– Прости, что думы твои нарушил, – сказал костоправ без положенного пожелания благословенных дней. – Люди говорят, главный жрец нигде не показывается, на Каменный Палец не всходит. Спрашивают: «Не заболел ли?» Поневоле пришлось потревожить. Малый сход отправил разузнать, что с тобой случилось. Отчего ты воинское Посвящение пропустил и даже на праздник сегодня не пришел?

– Какой праздник? – еле вымолвил Сандал, загораживая спиной стол с раскиданными лоскутами.

– Пир в заставе. В самом разгаре торжество.

– Торжество?.. – Сандал никак не мог взять в толк, о чем идет речь.

– Ну да. – Абрыр в нетерпении мотнул головой. – Воинский праздник и медвежьи похороны… Забыл?

– Не забыл, – буркнул Сандал. – Бывают дела поважнее праздников. – И сердито выпрямился, давая понять, что младший жрец перешел за грань дозволенного.

…Вечер был не по-весеннему темен. Абрыр бойко лопотал без остановки. Сандалу претила неожиданная разговорчивость костоправа, обычно въедчивого и угрюмого. Затем понемногу вслушался, и наконец доперло, что Посвящение в ботуры прошло без него, главного жреца. Багалык объединенной дружины Бэргэн и старейшина Хорсун начали испытания на следующий же день после звездного сна – битвы шаманов с Юргэлом.

Озаренные, как всегда, подготовили к Посвящению большой круглый алас, огороженный изгородью у священного Камня Предков. Очистили место костром из битого молнией дерева, окружили поверх изгороди жертвенной веревкой с игрушечным оружием.

Сердце Сандала сжалось в обиде: а его не позвали даже переводить! Пригласили Эмчиту… Махнул рукой на обидчивые мысли. Пусть не о нем говорят, что он из людей, которые лезут к другим со словом «подвинься». Знахарка знает больше языков.

Дед Кытанах когда-то рассказывал, что на старинных Посвящениях будущих ботуров подвергали особым испытаниям. Вначале за парнями гнались искусные воины с деревянными болотами. Если Хозяйки Круга находили синяки на чьем-нибудь теле – значит обучение не пошло впрок. Круг за кругом слабаки безжалостно отсеивались.

Хозяйки придумывали хитрые преграды. Пробиться через них было сложнее, чем сквозь толщи к исподу Земли. И лучшие парни не выказывали страха! Бестрепетно пересекали ров, полный горящих углей, отважно ныряли в выстуженный к осени залив Большой Реки, доставая со дна брошенные Хозяйками батасы. Вынырнув, увертывались от пущенных стрел, а кто-то и руками ловил. Стрелы были деревянные, но вполне могли ранить.

Потом парни бежали в лес и не хуже белок порскали по деревьям. Упадешь – угодишь в прикрытые дерном и ветками ямы. По чистым тропам отрядники пускали зверей. Нарочно держали для Посвящения диких оленей в загонах. Испытуемые прыгали с батасами на спины ветвисторогих и заваливали их, а если промахивались – должны были изловчиться настигнуть. Сражались сразу двумя мечами. Умели оголить деревянное пугалище, вмиг разрезая на нем остриями наброшенную ветошь, и не касались «тела»!

В конце раскаленных испытаниями новичков погружали в чаны с холодным молоком, подобно тому как в кузне поступают с горячими клинками. Молоко, говорил Кытанах, вскипало от жара молодых тел. Обручи чанов не выдерживали лютого бурления, в стороны разлетались!

Старец, конечно, любитель приукрашивать свои истории, но и те Посвящения, которые довелось видеть Сандалу, всякий раз чем-нибудь удивляли.

По словам Абрыра, нынче тоже особинок хватало. Показали себя, кроме парней саха, чужаки из племен Великого леса, а еще девушки из отряда Модун. Широкий алас еле-еле всех поместил. Развернулось как никогда великое в числе войско!

Пробу огнем почти все одолели без ожогов. Прыгали через костры и сразу – в водопады Бегуньи. Да не голышом ныряли, в тяжелой одежде! Миновали огонь и воду – пришла пора воздушного испытания: перебирая руками ремни, двигались от одного края оврага к другому. Пусть овраг не бездонная пропасть, а страшно было смотреть!

В боевом противоборстве отряд Модун обнаружил недюжинное мастерство. Большинство других тоже не уронило чести своих племен. Хозяйки Круга сравнили крепость и гибкость будущих ботуров с сыромятом, который можно разрезать, но не порвать.

Равными предстали новички в стрельбе по ближним и дальним мишеням, установленным с обеих сторон по ходу коней. Мысли не поспевали за стрелами… Ох, и густая же пыль поднялась! Солнечный полдень в глазах померк. В хапсагае ли, в метании топоров, бою с батасами и мечами было на что глянуть. Вот в верховой езде кочевники оказались не столь проворны. Ну, то понятно – больше к оленям привычны. «Модунцы» же, как народ прозвал учеников воительницы, мало не на головах в седлах стояли. Под брюхами у коней на полном скаку лазили, кувыркались над конскими крупами!

Небывалое Посвящение вышло – почти все получили из рук Хозяек Круга колчаны с девятью стрелами.

Старухи не стали портить шрамами лица девчонок. Спросили парней из чужих племен – метить ли их знаком-оберегом. Те почему-то пожелали быть отмеченными.

– Теперь не поймешь, кто в войске эленец, кто пришлый, – заметил Абрыр с досадой.

Возле заставы с купы деревьев капала кровь. Видно, новопосвященные забросили мясо на вершины.

В старину сонинги съедали вражеские сердца и печень. А воины саха вздевали на копья и приносили в жертву Илбису. По мирному обычаю на пиру Посвящения юные ботуры радуют кровавой плотью ворон. Конской либо оленьей…

На поляне у крайнего мясного подвала носилась кучка малышей. Играли в войнушку. Один мчался с суковатой палкой, другой пытался словить ее на лету волосяной веревкой с петлей. Остальные, вопя, бегали за ними. Тот, что с палкой, остановился и все попа́дали. Приметив взрослых, маленький герой забрал у второго аркан и начал громко хвастать умением кидать его удавкой, изручь и внакидку. Дети наступали ватага на ватагу, подражая взрослым и подзуживая задор боевой бранью:

– Мышцы у меня напряглись – предвещают резню!

– Пресечем ваше белое дыхание, шелудивые псы!

– Руками кадыки раздерем!

Странно и страшно было слышать такие угрозы из детских уст. Что делает с людьми война, даже если ее еще нет, а только на подходе!

Подростки вынесли из подвала завернутое в бересту мясо лесного старика. Близился разноголосый гомон пира.

– Последние куски мясовар стребовал, – пояснил Абрыр. – Как раз мы к концу праздника подоспели… Да, забыл сказать: не дождавшись тебя, сход раздал медвежьи подошвы семьям с новорожденными.

Сандал кивнул. Правильно сделали, зачем ждать. Ступня лесного старика – один из сильнейших оберегов. При жизни зверь мягко обтекает подушечкой лапы ветки, глуша треск. Вот так же, не пугая младенца, лапа бесшумно, но тяжко наступает на руки бесов, что тянутся к ребенку оттуда-отсюда. Злобные твари улепетывают в страхе, если еще умудрятся выскользнуть из-под грозного оберега.

– Шкуру Хорсуну вручили. – Костоправ кисло скривился, будто в рот ему попала ягода красной смородины. Явно сплетку вить вознамерился, и точно: – Долгунча вызвалась вымять. А что этой певунье – одна, времени куча и…

– Медвежью шкуру, сам знаешь, не мнут, – холодно перебил Сандал. – Только дымят.

В золотисто-рыжих сполохах кострищ из соснового сушняка мельтешили причудливые тени помощников Асчита. Одни ворочали мясо в котлах деревянными вилками с длинными ручками, другие крутили рожна с сочно дымящимися оленьими окороками.