К вечеру следующего дня жрец перебрал звуки знакомых слов и всем придумал красивые тавра. Чтобы запомнить лучше, тщательно переписал наново на чистую ровдугу. С белой кожи восходили к нему, оживая с его же голосом, слова молитвы. Не спуская с лоскута придирчивых глаз, Сандал вытер испорченными обрывками выпачканные углем пальцы. Собранные вместе, заклейменные звуки представляли собой не виданный доселе рисунок-тайну. Не верилось, что сам измыслил эту сложноузорчатую рукопись.

Но сколько сможет сохраняться начертанное углем на ровдуге? Кожа, береста, кость – все преходящее, тленное, все поддается плесени и гниению… На чем сохранить письмена?

Охрой были нарисованы человечки на священном Камне Предков. Эти изображения не смазались в осуохае весен. Только ветра немного обтесали, вышелушили скальную породу, не столь однородную, как поверхность Каменного Пальца. Великан-утес почти глянцевитый и светло-серый… Сандал виновато глянул в окно. Который день Каменный Палец укоризненно маячил в окне: где же ты, озаренный, где твои восходы?

Жрец мгновенно забыл о восходах и упреках.

Если Дилга записывает истории жизней на прозрачном камне Коновязи Времен, почему бы не поверить историю Элен Каменному Пальцу? Утесу, который ежедневно смотрит на долину, знает в ней всех и вся, а главное – способен пережить множество множеств человеческих колен! Камень тверд, но не настолько, чтобы нельзя было выцарапать на нем слова. Для верности можно вогнать в знаки охру либо попросить Урану растереть другую, самую прочную краску. Тогда домм не исчезнет.

Безудержная радость обуревала жреца. В руки попало невиданное сокровище, его можно было подарить всем! Раздавать каждому человеку завтра, месяцы, годы – всегда, и этого сокровища не убудет, покуда теплится Сюр Сандала и мысли светлы. Ах, почему предназначение не пришло к нему раньше! Времени жизни осталось до обидного мало. Успеет ли завершить книгу? Впрочем, записывать домм после смерти главного озаренного смогут все остальные. Места на утесе хватит, как и времени позаботиться о том, чтобы жрецы научились читать и выводить узоры письмен.

По прошествии неисчислимого времени, когда от Элен с ее теперешними жителями не останется и воспоминания, далекие потомки воинов и мастеров найдут Каменный Палец. Они прочитают историю этой красивой долины. Они будут умнее Сандала и, может быть, даже мудрее Ньики. Сумеют прочесть. Время станет совсем другим, но люди, пришедшие взамен праотцев, поймут, что хотели поведать им предки, о чем силились предостеречь. Древний домм поможет искушаемым постигнуть опасность соблазнов, а отчаявшимся подарит надежду. Скажет им, что вера в Белого Творца и добро всегда побеждают. Ведь добро и есть Сам Творец.

– Все на Земле сложено из живой плоти, – пробормотал жрец. – Живая плоть видит в Ёлю свое уничтожение. Однако же со смертью ничего не исчезает. Смерть лепит из праха Круг жизни. Воссозданная плоть обретает возможность новых радостей и наслаждений, терзаний и боли… Вот в чем бесконечное могущество Орто. А древнее вещество, из которого склеен Нижний мир, способно лишь поглощать, ничего не рождая. Бесплодно лишенное Сюра.

Сандал продолжал говорить, занося в юрту дрова. Он бубнил, строя из них в очаге расчетливую лежку для духа-хозяина, чтобы не слишком разгорался.

– Высокие боги правят Срединной землей… Демоны вылезают сюда из бездны… А человеку, если он не волшебник, в иные миры не проникнуть.

Он говорил между торопливыми глотками, запивая жидкой сметаной жесткие комки творога.

– Границы небес опускаются к приподнятым окаемкам земли. Бахромчатые концы трутся друг о друга и скрежещут, как зубы грызущихся жеребцов. Тому, кто посмеет сунуться в щель Вселенной, в песок перемелет кости.

Выстругивая удобные палочки вместо крошащихся углей, обжигая их над огнем, он разговаривал сам с собой. Останавливался, размышлял и говорил дальше.

– Богов я опишу складом молитв.

– А каким языком описывать бесов? Не певучим же, не цветистым, каким разговаривают добрые земные духи!

– Да, но я понятия не имею в грязном бесовском языке, что переворачивается на Орто наизнанку.

– Лучше не тратить на чертей мои драгоценные знаки, а помечать нечистых, наподобие коровьего рога, кривой стрелкой острием вниз. Сказывать о них обыкновенной разговорной речью…

Каменный Палец снова встретил одинокий восход. В этот раз Сандал даже из юрты не вышел. Закрывая глаза, он воочию видел освещенный солнцем высокий белый домм. Книга говорила устами стоявших внизу людей.

Знаки начнут бег слева направо с движением Солнца. Ряды их направятся по закону ытыка и вечного Круга снизу вверх, ибо человек по тому же закону стремится ввысь из сегодня в завтра.

Жрец с отчаянием глянул на руки, увитые узловатым вервием сизых вен. Много ли клейм смогут вколотить в скальную твердь его слабые кулаки? Не удержат тесло с молотком дольше времени варки мяса в горшке. Тем более когда домм начнет подниматься все выше и выше! Придется упросить Тимира выделить людей, наторелых в борьбе с камнем.

Сандал расстелил на столе новый лоскут. Вот как работа пойдет: он станет писать домм на ровдуге и передавать мастерам, а те примутся выдалбливать узоры по кругу Каменного Пальца, срисовывая с заготовок черточка к черточке. Кузнецу, неравнодушному ко всякому искусству, понравится затея главного жреца.

Выяснилось, что сочинять книгу невероятно трудно. Но Сандал упрямо лепил друг к другу знаки, творя слова. Облекал кости плотью. Начало домма появилось на перемаранном обрывке после невообразимых мытарств и исправлений:

«Взойдя по-осеннему поздно, солнце поторопилось бросить на Срединную землю лучи-поводья. Солнечная дорожка протянулась поперек Большой Реки от широкого берега Эрги-Эн до противоположной долины Элен, замкнутой неприступной стеною причудливо сбитых утесов. За крутым каменным мысом непосвященному трудно приметить тихий залив, прячущийся в изгибе. Чуть ниже под прикрытием елового перешейка в бабушку-реку впадает горная речка Бегунья. От залива до Элен всего один пеший кёс. Чужаки, прибывшие сюда впервые, удивляются здешним просторам. Привольно раскинулись в озерных аласах усадьбы шести аймаков, самое крупное по Большой Реке обиталище племени саха – людей с солнечными поводьями за спиной».

В конце каждой фразы жрец рисовал кружок, завершая ее. Круг, известный знак бесконечности, был здесь уместен, как конец одной фразы и рождение другой.

«Есть в этих славных местах все, чем только может похвалиться Великий лес-тайга – от высоченных лиственниц, какие редко где встретишь, до горячих ручьев. А если говорить об эленцах, потомках божественного коня Дэсегея, то хоть от луны до луны сказывай о доблестных ботурах, певцах-сказителях, искусниках по всякому ремеслу и просто добрых людях – не поведаешь и половины».

Сандал вспомнил о рассказанном дедом Кытанахом сражении с гилэтами, которые нарушили мирную торговую сделку.

«…Говорят, когда народ прощался с погибшими, прогремел гром и знак молнии выступил на правых щеках мертвых героев. Это конь Дэсегей скакал по полю, горюя о своих детях и помечая их светозарными следами славы, а за спиной его развевались огненные поводья. С тех пор Хозяйки Круга, носительницы земных тайн и горшечного ремесла, начали вырезать на правых щеках воинов знаки памяти о битве с гилэтской армией. Молниеносными называют витязей Элен из-за белых зигзагов рубцов на смуглой коже».

По привычке Сандал каждое утро отмечал дни на пластинке отсчета времени и однажды сообразил, что пошел девятый день его затворничества. Ахнул и опять обо всем забыл. В долгой своей жизни он не видел ничего более значительного, чем эти исписанные углем ровдужные обрывки, освещенные рассветным окном.

«Под исполинским ликом за молодой сосной и большим валуном неприметно чернела пещера. Вот туда-то, продираясь сквозь бурелом, через груды острых булыжин и дробленый сыпун, устремилась изнемогшая от боли и усталости жена багалыка…»