Ничего противозаконного. Необходимая самооборона.

Он должен стрелять – и все же не решается на последнее, смертоносное движение.

Легкое нажатие – и все.

Почему-то ему вспомнился дед: картинка, застрявшая на сетчатке, – дед со свечой в память бабушки.

– Нико, кончай его! – крикнул Хамон.

Никола начал жать на крючок. Медленно-медленно… до чего же странное чувство.

– Стреляй же, мать твою! – Хамон сорвался на истерику.

Никола чуть отступил и повернулся ко второму.

– Одно движение – и я раздроблю череп твоему приятелю. Брось оружие.

Ничего не произошло.

Тупик.

Никола почувствовал, что его сейчас вырвет.

Он прижал пистолет сильнее.

И! Металлический грохот: второй налетчик бросил свой «калаш» на пол.

Никола повернулся к нему, но было уже поздно: оба грабителя метнулись к дверям.

Он начал стрелять.

Бум-бум.

Никола опустил оружие. Не в кого стрелять: оба парня вырвались на улицу.

Он посмотрел вниз: левая штанина потемнела. Он обмочился.

Лестница в доме, где жила Сесилия Эмануэльссон, пахла необычно. Запах пятидесятых, возможно. Или пыль. Деревянные перила. Пол, похоже, гранитный. Люки мусоропровода на этажах заварены наглухо. Когда Тедди сел, мусоропроводы еще работали. Интересно, как жители Стокгольма решают эту проблему? Сам он выносил мусор в контейнер, по неизвестной причине прописанный на постоянное жительство недалеко от его парадной в Альбю.

Сесилия Эмануэльссон. Они с Эмили решили ее навестить. Эмили – чтобы задать необходимые вопросы, Тедди – попробовать выяснить, что именно просил «понять» Беньямин.

Позавчера Эмили его удивила. Оказывается, где-то в глубине ее души живет совсем другое существо, вовсе не сухая и деловая, делающая карьеру женщина.

– Вообще-то мне надо домой, – сказал он в ответ на ее предложение остаться.

Эмили неожиданно подмигнула.

– Да-да… уже поздно… мягко говоря. Тем более завтра суд. Но мне кажется, идея неплоха.

Тедди не знал, что сказать. Переминался с ноги на ногу.

Она улыбалась.

В конце концов он сказал вот что:

– Нет-нет, мне надо домой.

Дом Сесилии на Бреннчюркогатан. Сёдермальм. Эмили позвонила заранее и рассказала, в каком состоянии ее сын, что он выразил желание, чтобы к его делу подключили Найдана «Тедди» Максумича.

Но все равно – Сесилия попросила, чтобы, когда она откроет дверь, на пороге стояла только Эмили. Тедди понимал ее осторожность – кому и понимать, как не ему… Он стоял на один пролет ниже. Сесилия его видела, но на шестиметровом расстоянии.

– Тот пусть тоже зайдет, – сказала она после секундного размышления.

Очень тонкая, держится прямо. Прерывистые, как у робота, движения.

Эмили не стала снимать обувь, и Тедди последовал ее примеру. На улице сухо и чисто.

– Я очень вам сочувствую, – сказала Эмили, пожимая ей руку. – То, что случилось, просто ужасно.

Сесилия выслушала ее с каменным лицом, но через несколько секунд опустила голову и начала тихо, почти неслышно плакать.

– Я ничего… ничего не понимаю, – повторяла она сквозь слезы.

И ни слова больше. «Ничего не понимаю»…

Эмили положила руку на ее предплечье.

– Давайте присядем где-нибудь.

Они прошли в кухню. Здесь царила клиническая чистота – в отличие от квартиры Эмили. Раковина и смеситель сверкают, будто Сесилия полирует их с утра до ночи. Деревянный стол выглядит только что ошкуренным, растения в горшках на подоконнике стоят в военном порядке, расстояние отмерено до сантиметра. Рядом аккуратной стопкой сложены какие-то брошюры. Наверное, инструкции по уходу за цветами – иначе не выглядели бы так образцово. Никаких старых пакетов, тем более хлебных крошек. Ни вилок, ни ножей, ни чашек. Тедди присмотрелся – в заливавшем кухню ярком весеннем свете он не увидел ни единой пылинки. Единственное, что придавало кухне жилой вид, – небольшой черный крест на стене над столом.

Они присели. Через несколько минут Сесилия успокоилась, вытерла глаза таким жестом, будто собиралась их вынуть и просушить салфеткой.

– Что-нибудь попить?

Эмили поблагодарила.

– Да, кофе. Если не сложно.

Тедди было очень не по себе. Он отказался.

– Значит, Беньямин сам попросил вас быть его адвокатом?

– Беньямин сказал всего несколько слов, и я думаю, вряд ли осознает, где он и что происходит. Но вы правы – он пожелал, чтобы я его защищала. Думаю… вернее, догадываюсь – потому что я раньше работала с Тедди.

Сесилия, повернувшись к ним спиной, возилась с кофеваркой. Тедди обратил внимание: тапки на ней из тех, что бесплатно выдают в отелях.

– И я обязана сказать, что прокурор Рёлен дала мне разрешение посетить вас и поговорить о состоянии Беньямина, но ни в коем случае не обсуждать ход следствия.

– И каково его состояние? – безжизненным голосом спросила Сесилия.

Эмили могла только поделиться информацией, полученной от персонала в тюремной больнице. Еще раз подчеркнула, что Беньямин спросил о Тедди. Попросил понять.

– Может быть, вы знаете, что он имел в виду?

– Откуда мне знать?

Кофеварка заворчала и забулькала. Сразу запахло кофе.

– Вы должны знать – мы боролись, – сказала Сесилия, доставая чашки из шкафчика. – И теперь вот это…

Она словно замерла – стояла спиной к ним с кофейником в руке и не двигалась. Тедди так и не понял, что она имела в виду: как она и дети восприняли самоубийство Матса? Или как пережили его похищение? А может, как они с Матсом старались спасти брак?

– Э-э-э… если можно, немного молока, – сказала Эмили, чтобы прервать внезапный ступор.

Через несколько секунд Сесилия вздрогнула, словно проснулась, и открыла холодильник. Продукты на полках тоже расставлены в строгом военном порядке.

– Расскажите, – попросила Сесилия. – Почему его подозревают? Что все это значит?

– Я уже сказала – не имею права вдаваться в детали следствия. Засекречено. Единственное, что могу сказать, что он под арестом по подозрению в убийстве.

Сесилия закрыла руками лицо. Тедди не понял – если она и плакала, то совершенно беззвучно.

Кофеварка продолжала булькать.

– Мой сын – никакой не убийца. Я не понимаю. Кто убит?

– Этого мы не знаем.

– А какие улики у прокурора?

Следующие пятнадцать минут Эмили, прихлебывая кофе, разъясняла Сесилии тонкости следствия и судебных процедур. Беньямин может довольно долго находиться под арестом. Что значат ограничения, что понимать под изоляцией. Ему двадцать один, он достиг совершеннолетия, поэтому может грозить пожизненное заключение. Но поскольку он сам пострадал в автомобильной аварии, скорее всего, эта высшая мера применена не будет. При этом она не касалась так называемых доказательных улик. Не сказала, на чем основаны подозрения.

Тедди покосился на верхнюю брошюру в стопке. Там был изображен горный пейзаж. Цвета яркие, наверняка усилены в фотошопе. Наверху написано: «Бывают паломничества до и после. Шведская церковь».

Сесилия слушала, не шевельнувшись. Интересно, что она думает? И что она знает?

– Что-нибудь еще хотите спросить?

Сесилия встала и отнесла чашки на мойку.

– Нет… наверное, ничего. Но обязательно позвоните мне, если случится что-то важное.

Эмили тоже встала. У Тедди пересохло во рту. Как начать? У него из головы не выходила сцена девятилетней давности. Как они с Деяном скрутили и похитили Матса… Он физически ощутил тяжесть брыкающегося тела.

– Тедди? – вывела его из задумчивости Эмили. – Ты же тоже хотел задать несколько вопросов.

Он прокашлялся и облизал губы.

– Да… Беньямин пожелал, чтобы я тоже… принял участие…

Он с опаской посмотрел на Сесилию. Нет… она не выказывала никаких признаков гнева или раздражения. Ее лицо по-прежнему не выражало ничего, кроме бесконечного горя.

– Но у него же есть адвокат, – наконец сказала она. – Разве этого не достаточно?