Однако мой бурный карьерный рост пришелся явно не по вкусу мужу. Сама того не желая, я обошла его в бизнесе. Солидная должность, неплохая зарплата и практически безграничное доверие руководства. Несмотря на это, в семье у меня был, по выражению мужа, « номер шестнадцатый». Мое мнение не учитывалось, да и деньги муж отбирал в день зарплаты и составлял семейный бюджет по своему усмотрению. В основном, на себя, любимого.
– Рыбкам деньги не нужны, – говорил он. – И птичкам тоже!
Терпеть это было тяжело и обидно.
Обстановка в семье накалялась, и мне нужно было срочно найти какую-то отдушину. Мне опять приснился ангел Рафаил. Он молчал, но в руках у него были какие-то ремешки и железки. Да это же уздечка! Верное решение было найдено! Я займусь верховой ездой по выходным!
Я нашла конный прокат совсем рядом с домом, в Стрельне. Что такое прокат? Это такое место, где каждый человек может заплатить деньги и покататься верхом. Впрочем, профессионалы не говорят «кататься». Они говорят «ездить».
В одно прекрасное утро я надела штаны без внутренних швов, старые сапоги, перчатки, взяла сухари и морковку и поехала на электричке в Стрельну. Где-то слышала, что там был конный прокат. Где конкретно – не знала, но добрые люди подсказали.
Здание конного проката выглядело ужасающе ветхим, но оттуда доносился самый прекрасный на свете запах – лошадей! Любезная барышня Юля спросила, ездила ли я раньше верхом. Я гордо ответила – да! Мне дали рыжую в белых носочках буденовскую кобылу по кличке Даурия и поставили в «смену». Это когда на манеже несколько всадников едут друг за другом, соблюдая дистанцию, и по команде тренера делают перемену аллюров, остановки, смену направления, то есть отрабатывают простейшие навыки управления лошадью. По хорошему, в первый раз человека надо посадить на лошадь, бегущую по маленькому кругу на корде – на веревке, чтобы в случае чего контролировать ситуацию и отработать начальные навыки управления лошадью. Я обошлась без корды и отъездила всю смену, ни разу не упав.
Манежик крошечный, бывшая танцплощадка с колоннами, которые следовало аккуратно объезжать. Хитрые прокатные лошади сразу понимали, кто сидит сверху и норовили зацепить колонны коленками «чайников», которые ими управляли. По счастью, Даурия оказалась честной лошадью, и подобных проблем у меня не возникло. Зато старенькое полуразвалившееся седло, из которого торчали плохо заколоченные гвозди, причиняло боль при каждом движении лошади.
Скажу сразу: ездить шагом очень легко. Когда человек проехался на лошади шагом, он горд и счастлив, но когда происходит ускорение аллюра, уверенность новичка проходит. Когда лошадь переходит в рысь, всадника начинает подбрасывать при каждом движении лошади. Усидеть на ней сразу становится трудновато. Поэтому в седле принято «облегчаться», то есть вставать и приседать на стременах. Так всадник меньше устает. Эта езда называется «строевой». Пять-семь минут рыси, снова шаг, потом опять рысь, шаг и потом три минутки галопа, потом несколько кругов рыси и снова шаг. Вот и вся тренировка. Галопом я не поехала в первый раз – было страшно. Въехала в центр манежа и наблюдала, как галопируют более опытные «чайники».
Тренировка закончилась. Я благодарно похлопала Даурию и «отдала ей повод» – позволила лошади вытянуть шею. Рыжая лошадка получила свои лакомства и осталась ждать следующих прокатчиков, а я, потирая изрядно измученные конечности, поплелась домой.
Как же у меня все ныло и болело! Весь фокус в том, что при верховой езде задействованы те мышцы, которые мы не используем в обычной жизни. Более того, до тех пор, пока эти мышцы не накачаются, ты и не сядешь как следует на лошадь. Вопреки расхожему мнению, ноги от верховой езды не кривятся. Растягиваются связки, и нога как бы ложится по боку лошади. Носок вверх, пятка вниз. Это основа основ и залог крепкой и устойчивой посадки. У детей растягивается и накачивается все быстро, а у меня, взрослой женщины, это было мучительно. Я называла это «чувственная походка» – долгое время после тренировки ощущаешь под собой лошадь.
Дома я могла говорить лишь о том, как классно прошла тренировка. Филиппенко был весьма заинтригован и на следующий раз потащился за мной в манеж. И лошади его на какое-то время увлекли. Статус всадника давал явное преимущество перед окружающими, а он был лев, царь зверей. Стремление к популярности было для него естественно. Мир в семье на какое-то время воцарился. Мы оба заполнились до отказа новыми впечатлениями, и скандалы в нашей семье прекратились.
Даурия была очень тряской, но я этого не знала и отмучилась на ней три тренировки подряд. Девушка Юля наблюдала, как лязгают мои зубы и любезно предложила пересесть на светло-рыжую Викторину, или Викусю, как любовно называли ее прокатчики. Вика была беспородной страхолюдиной, но идеально мягкой и удобной для всадника. На Викторине я сделала первый свой галоп. Потом появились Кристина, Дукат, Анжар. Караковая Кристина состояла из двух половинок – точеная породная голова с шеей и грубое тяжеловозное туловище, будто приставленное от другой лошади. Крис-Тина. Голова Крис и туловище Тина. Помесь благородной тракененской и рабочей торийской пород. Поэтому и вышла такая нелепица. Изначально Кристина находилась в частных руках и даже пробовала свои силы в конкуре, но физические данные не позволили ей показать достойных результатов, и хозяйка отдала ее в прокат.
Прокат – самое страшное, что может ожидать лошадь. Фактически она становится снарядом для обучения новичков. Люди разной комплекции и координации дергают ее за рот, плюхаются в седло, дают противоречивые и абсурдные команды. И так три-четыре часа в день. Иногда больше, если хозяева проката совсем уже бессовестные люди. В Стрельне следили за нагрузкой на лошадей, и больше четырех часов никто не бегал. В жару их протирали мокрыми тряпочками, неплохо кормили и вообще стремились создать прокатным лошадям человеческие условия. Кто-то же должен делать эту тяжелую и неприятную работу. Всадниками не рождаются, ими становятся. Прокатные лошади терпеливо учили нас верховой езде, за что им наша большая благодарность! Конский век короче нашего в четыре раза, поэтому, когда я пишу эти строки, никого из моих первых прокатных лошадей уже нет в живых. Слава Богу, если они избежали участи мясокомбината. Надеюсь, они умерли своей смертью от старости.
Когда-то выдающихся лошадей хоронили стоя, в попоне и уздечке… Могилы царских лошадей до сих пор сохранились. А вообще, лучше никогда не видеть, как умирает твой конь, которого ты вынянчил и вылюбил, как вылетает его последний вздох, как закрываются глаза, а зубы обнажаются в жуткой улыбке. Но тогда темная сторона конного мира была мне неведома. Лошади приносили только радость и положительные эмоции. Даже если у этих лошадей имелись серьезные недостатки.
Анжар – старый цирковой конь, орловский рысак, совершенно белый от седины, он умел просить сахарок ножкой и обладал вредной и опасной привычкой вставать на «свечки» или на дыбы. Опасно это потому, что неопытный новичок утянуть назад, и конь опрокинется на спину, придавив собою всадника. Остаться целым и невредимым после такого падения крайне сложно. Анжар бегал в прокате под неопытными новичками, и от «свечек» его отучали как могли. Пару раз он рванулся и подо мной, но его вовремя остановили бдительные инструкторы.
Самым красивым и самым вредным из этой троицы оказался Дукат. Очень похожий на моего Ваньку из детства, караковый или вороной с желтыми подпалинами кабардос (лошадь кабардинской породы) – красивый, но злой и коварный. Настоящий горец. Его привезли из табуна откуда-то из-под Краснодара. Два раза я падала с Дуката так, что искры сыпались из глаз. Один раз он уронил меня на спекшуюся землю возле еще не отреставрированного Константиновского дворца. Со сбившимся от удара о землю дыханием я лежала и смотрела, как со счастливым ржанием Дукат скачет в сторону залива, радостно сообщая всем о том, что избавился от докучливой ноши. Встревоженная Юля нарезала вокруг меня круги с криками: «Аля, вы живы?» Меня подняли, проверили конечности. Защитный пенопластовый шлем, обтянутый черным бархатом, от удара раскололся, но спас мою умную голову. Поясница, которой я «треснулась», дико болела. Меняпересадили на спокойную Викторину, и мы медленно вернулись в манеж.
