Такси вздрогнуло возле особняка, и бутылка виски, подарок новоиспеченному папаше, недовольно булькнула внутри подарочной упаковки.

Судя по масштабам, обитает в этих хоромах не иначе как дон Корлеоне. Мама намекала, что мой отец замешан в тёмных делах, и всячески предостерегала на его счёт, но слепить из твёрдого теста послушную девочку не удалось. Я лишь пообещала, что в случае чего на рожон не полезу. По крайней мере, не сразу.

Внутрь меня впустил не абы кто, а дворецкий в чёрной ливрее, с которой зыркали пуговицы-черепа. Я со скрипом втиснулась в приоткрытую дверь - хорошо, не заставили влезать через дверцу для кота - и без лишних церемоний попала в удушающие объятия щупленькой девчонки в полуночно-синем бархатном корсете. Здесь что, бал-маскарад?

- Привет, - сказала я, вежливо снимая со своей шеи незнакомку.

- Миша? - догадалась спросить она, взлохматив чёрную щётку волос. - Я - Аньча, твоя сестра. Заходи.

С девчонкой мы были в одной весовой категории. На этом сходства заканчивались.

- Я к господину Наварову.

- Ш-ш! Знаю! Добро пожаловать в семью!

На глаза мне попался транспарант "С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ!' над роскошной лестницей, украшенный воздушными шарами.

- У кого день рождения?

- У папы, конечно. Юбилей... Все уже собрались в столовой! Идём, - и новоявленная сестра, шурша чёрной юбкой-пачкой, повела меня за собой.

Я вспомнила письмо, толкнувшее меня прилететь из Англии на родину.

'Мишенька, дорогая моя дочка, (дзынь-точка), - говорилось крупным размашистым почерком, - мечтаю с тобой встретиться. Твоя матушка не позволяла нам общаться, но теперь ты взрослая девочка, и надеюсь, не откажешь отцу. Я хочу узаконить наши отношения...'. И подпись - Демитрий Демонович Наваров. Также прилагалось фото с мамой: она держала под руку усатого остроносого мужчину в костюме фокусника. И ни слова о предстоящем юбилее.

Неловко вышло. Но и не в таких переделках бывали. Виски прихватила, и на том спасибо. Я зашагала следом за Аньчей знакомиться с 'семьёй'. Сразу с корабля на бал? Моя толстовка со свирепой летучей мышью возможно и прошла бы праздничный дресс-код, отмечай они Хэллуин.

- Здрасьте! - сказала я, выдав радостный оскал.

Длинный стол предстал в монохромной киноленте. Аньча - в чёрном, блондинка с куклой Барби - обе в белом. Седовласая матрона - в сером футляре с белым воротничком. И древняя бабуля, поросшая пылью и чёрной плесенью. Все женщины мгновенно зашикали, будто под столом дремало лихо. 'Серая' при виде меня так вообще наморщила нос-крючок. Она стояла во главе стола, полковник с половником, и пыхтела зажатой в зубах сигаретой. На её плечах посапывало жирное тельце с крысиным хвостом. В этой свинье я не без труда распознала котяру.

- Садись туда! - приказала мегера, махнув половником на стул, и поправила чёрную ленточку на фотографии. С которой таращился папаша.

- А где отец? - требовательно спросила я, садясь за стол.

- Не тревожь дух! - нахмурилась из-под полосатого колпака старушенция. Шустро перебирая спицами, она вязала носок, утопавший в тарелке борща. (SOS! Носок тонет!)

- Дух? - Я глянула на бутылку. Джина внутри не было, только виски.

- Бабуля права, шуметь не стоит. Увы, отец скончался, - сказала похожая на кляксу Аньча.

Блонди, повесив голову, промямлила:

- Тише едешь, дальше будешь.

- Как скончался? С минуту назад у него был день рождения, - вздёрнула я бровь.

- Который трагично совпадает с днём кончины. - Сестричка промокнула салфеткой глаза.

Меня как по голове треснули. Если папенька склеил ласты, не самое ли время уйти по-английски?

Надо мной нависла мегера. Глаза её побагровели, а бородавка на носу грозила скатиться мне в тарелку.

- Англичанка чёртова, мать вашу нахрен, - прохрипела матрона, грохнув по столу кастрюлей. Рукой в чёрной перчатке она выудила изо рта сигарету, прочистила дымоход, закашлялась, а в довершении всего, чихнула. Конечно, в мою тарелку. Преступление замаскировала борщом, без зазрения совести убивая мой аппетит.

- Маман, Миша только с самолета! - Сестра наклонилась ко мне: - Наша мачеха, Лера Холера.

Что мегера, что холера - одна напасть.

- Лягушки в саду, етит их в баню, - отреверансила мачеха, - аки не изволите кушать наш борщ-апчхи-х

- Маман, лягушек едят французы.

Рядом с моей тарелкой прополз паук с мерзкими длинными ножками, и я уж было припечатала его бутылкой. Но попытку убийства прервала Холера.

- Пауков не трогать! - и пересадила засранца к себе на ладонь, сюсюкаясь с 'папашей'* - Иди сюда, малявка.

Дверь столовой распахнулась, впуская цоканье каблучков и огненную шевелюру. Незнакомка в алом платье артистично улыбнулась, ослепляя всех своей красотой и бриллиантами. В каждой руке рыжая бестия держала штук по тридцать пакетов. Я уныло пощупала свой рыжий хвостик.

- Светочка Марципанова, - пояснила Аньча. - Папина любимая любовница.

- А есть еще нелюбимая? - ляпнула я, но внезапно Лера Холера, с половником наперевес, обрушилась на красулю.

- Где тебя весь день черти носят!

- Опусти оружие, не то Дёмочке расскажу, - пригрозила рыжая, бесстрашно спрятавшись за пакетами. - Чудовищно устраивать скандал в такой день.

- Вот именно, чёрт его за хренотень! - плевалась Лера. - Довела Демитрия! Вот он и помер!

- Как помер? Дё-ё-ёмочка! Миленький! - театральным голосом вскричала Света.

Я повернулась к Аньче.

- А что, к слову, стряслось?

Та пожала острыми плечами.

- На завтрак папа не явился, и Лера поднялась к нему в спальню. Она не выносит, если что-то идёт не по плану. Обнаружила его в постели. Мёртвого. На голове - красная жижа, в которой Лера признала вишнёвое варенье. Которое, надо думать, принесла ему перед сном Светочка...

- Он от варенья умер? - И я представила муху, захлебнувшуюся от жадности в лакомстве.

- Мишенька, что ты знаешь об отце?

- Он мой отец, - констатировала я.

- И колдун, - шепнула Аньча. - Был. Все важные чины выстраивались к нему в очередь.

Хотела мафиози, получай колдуна. Врите больше.

- Понимаю, ты не веришь, - скромно, как мышка, сказала сестра, - но в течение суток сюда даже полиция не сунется. Без колдовства точно не обошлось.

- Подозреваешь, что его убили? С помощью чёрной магии? - Я едва не расхохоталась, но встретила грозный взгляд Аньчи.

Сестра заговорщически сказала:

- И меня тоже хотят убить, ведь я папина преемница. Хорошо, ты здесь. Миша, ты поможешь найти убийцу? Иначе я буду следующей.

Ловите мою крышу! Громко шифером шурша... Но Аньча выглядела столь напуганной, что я чуть было не прониклась.

А женщины всё не унимались, вереща на всю залу. Баба-яга даже бросила вязанье и теперь целилась в Свету спицей, как чемпионка по фехтованию. При этом приговаривала 'Ведьма!', а рыжая чертовка, тараня противниц зелёными глазами, спокойно отвечала, что как раз от бабули она всему (интересно, чему?) научилась - когда та ещё была при своём уме. Дворецкий дежурил в сторонке, готовый разнять собачившихся дамочек. Аньча тоже присоединилась к чумовой компашке, выведывая у Светочки, где та пропадала, на что 'ведьма' продемонстрировала причёску и букет пакетов.

Разобраться, что ли, в этой чертовщине. Не мог же папаша испустить дух по причине колдовства. Хуже не сделаю. Во что свято верую.

Я окинула взглядом оставшуюся за столом блондинку в атласной сорочке - в чём спала, в том и пришла? Кукольные ресницы мешали разглядеть, спит она или нет, но вот милашка распахнула глаза - один голубой, другой карий, два весёлых глаза, - зевнула, как на приёме у стоматолога, и помахала мне рукой.

- Я пришла к тебе с приветом, - пробубнила она и переключилась на Барби в кружевном платье, - рассказать, что солнце встало... - Вытерла кукле рот салфеткой, приговаривая: - Умница! Ты должна хорошо кушать, моя маленькая помощница.